Фальшивая империя (ЛП)

Я хочу насладиться этим: ее ощущением, вкусом, видом ее тела, распростертого подо мной. Но здесь темно, а это значит, что я не могу видеть ничего, кроме ее фигуры. У меня не было секса уже несколько месяцев, и это делу не помогает.
Скарлетт не то чтобы замедляет ход событий. Она извивается подо мной, пока кончик моего члена не проскальзывает сквозь ее влажный жар. Она приподнимает бёдра, дразня меня, прижимая нас ближе друг к другу. Ногти впиваются мне в спину. Мое имя прерывает тишину рваным стоном.
Я начинаю погружаться в нее и понимаю, что чувствую себя по-другому.
Я отстраняюсь, пытаясь вспомнить, где оставил свой багаж.
— Не останавливайся, — ее голос не похож на тот, который я когда-либо слышал. Он отчаянный.
— Мне нужен презерватив.
— Нет, не нужен.
Это не тот ответ, которого я ожидал. Мы не обсуждали контроль над рождаемостью или детей, кроме того, что она сказала, что не готова к ним. Не говоря уже о том, что есть хирург, с которым она якобы трахается. Я чист, но она этого не знает. Все это нам нужно будет обсудить позже, не прямо сейчас.
Ее ответ — безрассудный и безответственный, ни одно из этих прилагательных я обычно не использую для описания Скарлетт.
Мой шок, должно быть, отразился на лице. Внезапно она убирает руки с моей спины, лежа на белой простыне, как будто собирается сделать снежного ангела. Открыта, но не уязвимая.
— Забудь. Возьми презерватив.
Она молчит, пока я встаю и нахожу свой чемодан. Я чувствую, как раздражение разливается по всей комнате. Я чувствую, что что-то упустил, но не могу понять, что именно. Есть большая вероятность, что мне не понадобится пакет из фольги, с которым я вернусь в постель.
— Мы не должны делать это сейчас.
В ответ она берет у меня презерватив, разрывает его и скатывает по моему члену. Затем садится мне на колени и опускается. Ее тяжелый выдох наполовину всхлип, наполовину стон, когда я наполняю ее. Я мысленно повторяю каждый вывод из последнего квартального отчета, чтобы не кончить сразу же, как возбужденный подросток. Она мокрая и горячая.
Я позволяю ей контролировать темп. Позволяю ей взять меня глубоко, быстро и неистово. Позволяю ей использовать меня как игрушку, чтобы получить удовольствие. Часть меня рада, что она хочет меня так же сильно, как и я ее. Другая же застигнута врасплох. Я отказывался от контроля во время секса, когда дело касалось других женщин. Скарлетт — исключение.
Когда Скарлетт становится все равно, она замолкает. Ее отчаянные движения — явное проявление не безразличия. Она хочет этого и показывает мне, насколько сильно. Я провожу языком по ее шее, ощущая привкус соли на ее коже после нашего путешествия по волнам. От нее пахнет лимоном и чем-то цветочным, почти сладким.
Когда я провожу языком вниз между ее грудей, она ахает и кружит бедрами. Я ворчу.
— Ты уже близко, Роза. Я чувствую, как ты сжимаешься вокруг меня, — влажные, жадные звуки наполняют комнату, когда она снова и снова насаживается на меня, добиваясь своего освобождения.
— Крю, — она произносит мое имя как проклятие.
— Ты собираешься кончить на моем члене, Роза?
Наши губы встречаются в грязном поцелуе. А потом она бьется в конвульсиях вокруг меня, издавая звуки, которые почти толкают меня через край вслед за ней.
Я переворачиваю ее так, чтобы она оказалась подо мной, и приподнимаю одну из ее ног, снова погружаясь в нее. Мои губы находят раковину ее уха. Я не смотрю на ее лицо, просто использую ее тело так же, как она только что использовала мое.
— Ты быстро кончила, Скарлетт. Неужели твои мальчики для секса не справляются со своей работой? — она притягивает мой рот обратно к своему и прикусывает мою нижнюю губу так сильно, что я чувствую вкус крови.
Скарлетт нельзя ни приручить, ни контролировать. Это часть ее привлекательности. Дикая, необузданная красота — самый разрушительный вид. Она — буря, та самая катастрофа, которую вы не можете не уважать, даже оплакивая ее потрясения.
— Каково это — трахать свою жену, Крю?
Адреналин переполняет мой организм. Я кайфую от ощущений, от острых ощущений, от нее. Я потираю ее набухший клитор, продолжая трахать ее быстрыми, жестокими толчками.
 
— Ты всегда такая мокрая, или только для меня?
Скарлетт сопротивляется, но я слышу, как стон срывается с ее губ. Мурашки бегут по ее обнаженной коже, несмотря на то, что кондиционер здесь не включен. Я беру, беру и беру, ускоряя темп с каждым толчком. И она раздвигает ноги так широко, как только может, впуская меня глубже. Умоляя без слов.
Я врываюсь в нее, как будто выигрываю нашу битву желаний, как будто претендую на нее как на приз. Скарлетт впивается ногтями мне в спину и встречает мои толчки, подстегивая меня. Она может лгать мне сколько угодно, но ее тело не может участвовать в том же обмане. Оставляя в стороне беспорядок других эмоций между нами, то, что мы не сказали, наша химия — это горючий материал. Она потрескивает в воздухе, как летняя гроза.
Она носит мое кольцо, но она никогда не чувствовала себя моей. Это единственный способ, которым я могу заявить на нее права, трахая ее как можно сильнее и тщательнее. Изголовье кровати отстукивает ритм по стене. Пот скапливается между нашими телами.
Я замедляю свои движения, еще не готовый к тому, что это закончится. Скарлетт борется. Завтра у меня на спине появятся отметины.
— Пожалуйста, Крю. Пожалуйста.
Она умоляет меня, прежде чем снова забиться в конвульсиях, и я не могу больше сдерживаться. Хриплые мольбы вывели меня из себя. Цунами удовольствия накатывает, прокатываясь по моему телу мощной волной. Жар вспыхивает раскаленным добела огнем, который пронзает меня насквозь и стирает все остальное. Мысли, страхи, беспокойства? Все исчезло.
Есть только я и женщина, заставляющая меня кончать сильнее, чем когда-либо прежде.
Последствия секса обычно предсказуемы. Я привык к приставучести и вопросам. Со Скарлетт я научился ожидать неожиданного.
Поэтому, когда я вытаскиваю и бросаю презерватив, первое, что она говорит:
— Ты хорош в постели.
Я смеюсь.
— Ты не кажешься удивленной.
— Я не удивлена.
Близко к комплименту.
— Я могу уйти…
Она сдвигается так, что ее голова оказывается на подушке. Легкий ветерок колышет воздух, когда она натягивает простыни на свое обнаженное тело.
— Если ты хочешь.
Это не то, чего я хочу, и я знаю, что выбор слова был преднамеренным. Поэтому я ложусь рядом с ней.
Я смотрю в потолок, пытаясь понять, как это возможно, чтобы что-то превзошло все ожидания и в то же время не оправдало их.
В темноте нет метрики для измерения времени. Секунды, минуты, может быть, часы спустя, дыхание Скарлетт не выровнялось.
— Ты хочешь поговорить об этом?
Ее нога дергается, ударяясь о мою.
— Я думала, ты спишь.
— Нет, — единственное слово, которое я могу выговорить.
— Это было… не так, как я ожидала.
Я напрягаюсь.
— Твой хирург заставляет тебя кончать три раза? — я звучу, как ревнивец — будто мне не все равно, — и я ненавижу это. Я должен был бы радоваться, что она не прилипчива. Что мне никогда не нужно будет чувствовать себя виноватым за то, что я принимаю предложения других женщин. Вместо этого я маринуюсь в отвратительной смеси ярости и раздражения.
— Я не то имела в виду.
— Что ты хочешь этим сказать?
Она молчит. Так долго, что я задаюсь вопросом, удалось ли ей заснуть.
— Не надо меня ненавидеть, — шепчет Скарлетт.
— Я не буду.
Она вздыхает, и это самый печальный звук, который я когда-либо слышал.
— Ты будешь.
Затем она переворачивается на другой бок, так что я вижу только ее спину.
13. Скарлетт
Я не такая девушка.
У меня не кружится голова, я не нервничаю и не меняю платье три раза. Я свысока смотрю на женщин, которые готовы изменить в себе все и вся ради мужчины. Если вы готовы сделать для себя, зачем вам делать это для кого-то другого?