Сквозь топку (ЛП)

Они углубились в переулок, оканчивающийся глухой кирпичной стеной. Сначала Томасу показалось, что идея спать в этой ловушке с единственным выходом — полное сумасшествие, но Бренда переубедила его: хряски не попрутся в тупик, они же знают, что он никуда не ведёт. К тому же, подчеркнула она, здесь стоит несколько больших проржавевших грузовиков — есть где спрятаться.
Одна из раскуроченных машин выглядела так, будто с неё сорвали всё, что могло сгодиться в хозяйстве. Однако ободранные сиденья были мягкими, а кабина — вместительной. Томас уселся за баранкой и откатил сиденье подальше назад. Устроившись, он, к своему удивлению, обнаружил, что ему довольно удобно. Снаружи сгустилась тьма, и через разбитые стёкла издалёка доносились шумы, производимые снующими в ночи хрясками.
Томасу сегодня пришлось несладко. Измотан, изранен, всё тело ноет. Одежда заскорузла от крови. Ещё до того, как залезть в машину, он принялся мыть руки и скрёб их до тех пор, пока Бренда не обрушилась на него с руганью, мол, хватит выбрасывать драгоценную воду в буквальном смысле на помойку. Но у него было ощущение, что кровь хряска въелась ему в пальцы, в ладони... Этого он так оставить не мог. И вовсе не из-за моральных терзаний. У него сердце падало каждый раз, когда он думал вот о чём: если раньше он ещё питал слабенькую надежду, что Крысюк соврал, что он не болен Вспышкой, то больше закрывать глаза на ужасную правду было нельзя — теперь-то он, без всякого сомнения, заразился.
И вот он сидит в тёмной кабине, привалившись головой к дверце грузовика, и в неё, эту самую голову, так и лезут непрошенные думы обо всём, что пришлось пережить за этот сумасшедший день.
— Я убил этого человека, — прошептал он.
— Ну да, убил, — тихо откликнулась Бренда. — Иначе он убил бы тебя. Без всяких раздумий.
Как бы ему хотелось в это верить! Хряск ведь был из конченных, сожранный Вспышкой, давно за Чертой. Всё равно наверняка скоро бы сдох без посторонней помощи. Уже не говоря о том, что совестью за убийство детей он бы точно не мучился. Да, Томас поступил правильно. Однако его терзало невыносимое чувство вины. Он убийца. Разве когда-нибудь он сможет смириться с этим?
— Я понимаю, — наконец промолвил он. — Всё равно, это было так... жестоко. Столько крови... Лучше бы я застрелил его с расстояния, что ли... А так...
— Да. Жаль, другого оружия не было.
— А что, если его жуткая рожа будет мне в кошмарах являться? Ни сна ни покоя... — Он вдруг разозлился на Бренду — зачем она его принудила расправиться с хряском? Это была нелогичная, неоправданная злость — ведь они тогда находились в отчаянном положении, там было не до морализирования...
Бренда повернулась к нему лицом. Света луны едва хватало, чтобы он видел её тёмные глаза и хорошенькое, хоть и измазанное, личико.
Наверно, он дурак, наверно, даже просто сволочь, но при взгляде на Бренду ему страшно захотелось к Терезе.
А Бренда потянулась к нему, взяла его ладонь и пожала. Он не отнял руку, но и не ответил на пожатие.
— Томас. — Она назвала его по имени, хотя он и без того смотрел на неё.
— Да?
— Знаешь, ты ведь не только собственную шкуру спасал. Мою тоже. Не думаю, что мне удалось бы справиться с тем хряском в одиночку.
Томас кивнул, но ничего не ответил. Тревога и боль пожирали его изнутри. Друзья пропали. Может даже, они все мертвы, кто знает. Чак, во всяком случае, точно был мёртв. Терезу он потерял. До Мирной Гавани пройдена только половина пути. Он спит в разбитой машине рядом с девчонкой, которая в конце концов тоже поедет мозгами, а вокруг — город, полный кровожадных хрясков.
— Ты что — спишь с открытыми глазами? — спросила она.
Томас попытался улыбнуться.
— Нет. Просто задумался, что жизнь у меня хреновая.
— А, у меня тоже. Хреновей некуда. Но ты со мной, и мне хорошо.
Последние слова прозвучали так просто и так нежно, что Томас закрыл глаза, а потом плотно смежил веки. Вся накопившаяся внутри боль вылилась в какое-то новое чувство к Бренде, очень похожее на то, что он испытывал к Чаку. Он ненавидел людей, отравивших ей жизнь, ненавидел болезнь, медленно подтачивавшую её, и хотел, чтобы всё у Бренды стало хорошо...
 
Наконец он снова взглянул на неё и сказал:
— Я тоже рад, что мы вместе. Одному было бы вообще хоть повесься.
— Они убили моего отца.
Томас оторвал голову от дверцы, огорошенный внезапной переменой темы.
— Что?!
Бренда медленно кивнула.
— ПОРОК. Отец пытался помешать им забрать меня. Орал как резаный и кидался на них... по-моему, с деревянным шампуром. — Она невесело усмехнулась. — Они прострелили ему голову. — Даже в скудном лунном свете было видно, что в глазах девушки блестят слёзы.
— Это правда?!
— Да. Всё произошло на моих глазах. Видела, как жизнь покинула его ещё до того, как он рухнул на пол.
— О... вот ужас... — Томас искал слова и не находил. — Мне... так жаль... Я тоже увидел, как закололи моего, можно сказать, лучшего друга. Умер у меня на руках. — Он помолчал. — А где твоя мама?
— У меня её уже давно нет. — Бренда не стала углубляться в эту тему, и Томас не настаивал. Да ему и не хотелось знать, если по правде.
— Я так боюсь сойти с ума, — сказала она после долгого молчания. — Я чувствую — это уже начинает происходить. Вижу что-то странное, слышу что-то непонятное. Ни с того ни с сего вдруг принимаюсь размышлять чёрт знает о чём, о вещах, не имеющих никакого смысла. Иногда сам воздух вокруг кажется... твёрдым, что ли... Я ничего не могу понять, но это так страшно! Точно, начинаю сходить с ума. Вспышка затягивает мой рассудок в ад.
Томас больше не мог вынести застывшего в её глазах страдания и потупил взор.
— Не теряй надежды. Мы доберёмся до Мирной Гавани и получим лекарство.
— Ложная надежда, — сказала она, — всё же лучше, чем вообще никакой. — Она снова пожала ему руку, и на этот раз Томас тоже сжал её пальцы.
И вскоре, сколь бы невероятным это ни казалось, они уснули.
  
 ГЛАВА 35 
 
Томаса разбудил кошмар: ему снилось, что банда озверевших хрясков загнала Минхо и Ньюта в угол. Хряски злобно потрясали ножами. И когда пролилась первая кровь, юноша резко очнулся от сна. Оглянулся в испуге: не закричал ли?
Кабина грузовика была по-прежнему погружена в ночную тьму. Он с трудом различал очертания фигуры Бренды, а уж открыты или закрыты у неё глаза — и вовсе не мог сказать. Но тут она заговорила:
— Страшный сон приснился?
Томас устроился поудобнее и закрыл глаза.
— Да. Беспокоюсь за своих друзей. Просто с ума схожу — где они, что они... Не надо было отделяться от них.
— Жаль, что так получилось. Мне действительно очень жаль. — Она поёрзала на сиденье. — Но, по правде говоря, не думаю, что тебе стоило бы так волноваться. Твои приютели — парни не робкого десятка, а если бы даже и так — один Хорхе чего стоит. Он крутой перец, проведёт их через город на раз — даже не сомневайся. Побереги сердце. Мы с тобой — вот о ком надо волноваться.
— Спасибо за заботу. Что-то у тебя плоховато получается меня утешить.
Бренда засмеялась:
— Извини — я, вообще-то, улыбалась, когда произносила последнюю фразу, про нас с тобой. Из головы вон, что ты же меня не видишь.
Томас бросил взгляд на светящийся циферблат своих часов.
— До рассвета ещё несколько часов.
Они помолчали. Потом Томас снова заговорил:
— Расскажи ещё про жизнь там, в большом мире. Какая она сейчас? Понимаешь — они стёрли мне память. Кое-какие воспоминания вернулись, но такие... разрозненные, да и доверять я им не могу. К тому же про внешний мир там почти вообще ничего нет.
Бренда глубоко вздохнула.
— Внешний мир... Э-хе-хе... Да ничего хорошего. Температура начала, наконец, падать, а вот чтобы уровень моря стал прежним — надо ждать до скончания века. Вспышки были давно, но... Томас, так много людей умерло, так много... Просто фантастика, как выжившим удалось так быстро приспособиться и не одичать. Цивилизация не погибла. Я думаю, что если бы не проклятая Вспышка, то мир в конце концов бы оправился, и всё бы пошло своим путём. Если бы да кабы... Как там дальше, я забыла. Мой папа так говорил.