Маргаритки

— Вы имеете в виду, она закрывала глаза на некоторые проблемы дочери? — спросил Алекс.
— Да, именно так, — подтвердил Рагнар. — И по-моему, не так уж это странно. Альбинам и без того было тяжко из-за болезни Якоба, а тут внезапно еще и с дочерью проблемы. У Марьи просто не осталось сил. Так иногда случается.
Алекс, как отец двоих детей, не был так уж согласен с настоятелем, а впрочем, комиссар плохо представлял себе, что такое постоянно жить рядом с человеком, страдающим тяжелой депрессией. Наверное, существует некий естественный предел горя, которое человек может вынести. В этом смысле Рагнар прав.
— Якоб получил известие о смерти дочери в воскресенье вечером, — продолжал Рагнар. — Он позвонил мне вскоре после этого, в растерянности и отчаянии.
— А от кого он получил это известие? — спросил Алекс.
На мгновение Рагнар замялся:
— Я не знаю… это важно?
— Скорее всего, нет, — сказал Алекс, — но хотелось бы знать все равно.
Юар беспокойно заерзал:
— Разве он ничего не рассказал жене?
Рагнар прикусил нижнюю губу и покачал головой:
— Ни слова. И меня умолял тоже ничего не говорить. По его словам, он хотел сам осмыслить случившееся, прежде чем говорить об этом Марье. Признаться, я не видел причин не пойти ему навстречу и дал ему время до среды, то есть до сегодняшнего дня.
— До сегодня? — переспросил Алекс.
Настоятель кивнул.
— Сегодня Марья должна была принимать участие в приходском собрании, и если бы Якоб до тех пор не сообщил ей скорбную весть, то я бы сам это сделал — так мы с ним договорились. Ей ведь следовало это узнать в конце концов.
В голове у Алекса крутилось множество мыслей. Картина постепенно прояснялась.
— А потом вы разговаривали с ним или это был последний разговор?
— Мы созванивались еще один раз, — отозвался Рагнар и снова напрягся. — Вчера. В его голосе звучало странное облегчение, он заявил, что собирается рассказать все Марье вечером. Что все разрешится.
Он сделал глубокий вдох. Алекс испугался, что настоятель разрыдается, но этого не произошло.
— Что все разрешится, — повторил настоятель глухим голосом. — Мне следовало понять, следовало предпринять что-нибудь. Но я ничего не сделал. Пальцем не пошевелил.
— Такое часто случается, — заявил Юар таким деловитым голосом, что настоятель и Алекс удивленно посмотрели на него.
Юар отложил ручку и отодвинул блокнот.
— Мы полагаем, что мы разумны и проницательны в любой ситуации, но, к сожалению, человек устроен иначе. Мы ведь не способны читать мысли, и «понять» мы можем только потом, когда узнаем все факты и станет ясно, что нам следовало что-нибудь предпринять. И тогда мы призываем самих себя к ответу. Совершенно напрасно. — Он покачал головой. — Поверьте, в тот момент у вас не было тех решающих сведений, которыми, как вам теперь кажется, вы располагали с самого начала.
Алекс изумленно посмотрел на своего молодого коллегу: как же мало мы знаем друг о друге!
— Другие друзья Марьи и Якоба утверждают, что Якоб не мог застрелить себя и жену, — сказал он.
Настоятель медлил.
— Вы имеете в виду Элси и Свена? — медленно произнес он. — Они уже давно не являются лучшими друзьями Марьи и Якоба и многого не знали.
«Например, о наркозависимости дочери», — мысленно добавил Алекс.
— А почему? — спросил Юар. — Почему они перестали быть друзьями?
— Ну, разумеется, они остались друзьями, но уже не такими близкими, — ответил настоятель. — Почему? Я толком не знаю. Но несколько лет назад они разошлись, и после этого все стало по-другому. Затем Свен и Элси досрочно вышли на пенсию, а покинув приход, они стали еще меньше общаться с Якобом и Марьей.
Юар снова что-то пометил в блокноте.
— А что с их другой дочерью, Юханной? У нее тоже были проблемы? — задал вопрос Алекс.
Настоятель покачал головой.
— Нет, вот уж нет, — ответил он. — О ней я слышал только хорошее. С другой стороны, — добавил он с сомнением в голосе, — о ней до меня доходило немного меньше сведений. Она рано дала понять, что, в отличие от остальной семьи, не интересуется церковью, что вообще не верит в Бога, и по этой причине она несколько отдалилась от них всех.
 
— А чем она теперь занимается? — полюбопытствовал Алекс.
— Она юрист, — ответил Рагнар. — Большего я, к сожалению, не знаю.
— И вам неизвестно, как мы могли бы найти ее?
— Нет, к сожалению, нет.
На некоторое время все замолчали. Алекс отпил кофе, пытаясь подытожить все то новое, что услышал. Большая часть выглядела вполне логично. Якоб не отменил ужин с Элси и Свеном по той простой причине, что иначе Марья заподозрила бы неладное. А то, что разговор с ним по телефону произвел такое умиротворяющее впечатление на настоятеля, объяснялось решимостью Якоба убить жену и покончить с собой.
Смущало комиссара только одно — дочь Альбинов, Юханна. Неужели она настолько отдалилась от семьи, что Якоб посчитал возможным оставить ее без родителей? Надо найти ее как можно скорее.
Он решил задать еще один, последний вопрос:
— Допустим, мы не поверили, будто Якоб был болен до такой степени, чтобы лишь жизни жену и себя. Кто еще в таком случае мог бы сделать это? Вы можете вообразить себе другого потенциального убийцу?
Рагнар наморщил лоб.
— Вы спрашиваете, были ли у Якоба и Марьи такие недруги, которые могли убить их?
Алекс утвердительно кивнул.
— Понятия не имею.
— Якоб ведь весьма активно занимался вопросами беженцев… — начал Юар.
— Да, возможно, это создавало ему проблемы, — ответил Рагнар. — Но мне о них ничего не известно.
Встреча на этом завершилась. Мужчины допили кофе, доели плюшки и поговорили о том, что снег причиняет столько неудобств. После этого пожали руки и разошлись.
— Боюсь, настоятель прав в своей оценке событий, — задумчиво произнес Алекс, когда они ехали в машине обратно на Кунгсхольмен. — Нам необходимо разыскать дочь и сопоставить эту историю с ее версией. Кроме того, мы должны поговорить с лечащим врачом Якоба.
Но и несколькими часами позже, когда Алекс и Юар уходили домой с работы, им так и не удалось разыскать никого из тех, с кем они желали встретиться. И как бы Алексу ни хотелось думать, будто все под контролем, нарастало ощущение, что дело обстоит совсем иначе.
* * *
Фредрика Бергман бежала изо всех сил. Прикрывая рукой живот, она бежала через темный лес быстрее, чем когда-либо в жизни. Длинные ветки деревьев хлестали ее по лицу и телу, ноги проваливались в мягкий мох, волосы слиплись от жаркого летнего дождя.
Ее преследователи были уже близко. Она знала, что проиграет. Они кричали ей:
— Стой, Фредрика! Ты знаешь, что тебе не уйти! Остановись сейчас же. Ради ребенка!
Слова только подстегивали ее. Им нужен ребенок, это ради него они за ней гонятся. Один из мужчин держал нож с длинным блестящим лезвием. Настигнув ее, они вспорют ей живот, вынут ребенка и оставят ее умирать в лесу. Точно так же, как они поступили со всеми другими женщинами, лежащими навзничь между деревьев.
Силы оставляли ее, и она уже совсем отчаялась. Ей придется умереть в лесу, и спасти своего нерожденного ребенка она не в силах. Она захлебывалась от плача, ее шаги, быстрые и широкие вначале, делались все короче и медленнее.
Наконец она споткнулась о корень дерева и сильно ударилась о землю. Упала на бок, ребенок внутри живота застыл, перестав шевелиться.
Через несколько секунд они стояли вокруг нее, высокие темные силуэты. Каждый с ножом в руке. Один присел рядом с ней на корточках.
— Ну, Фредрика, — прошептал он, погладив ей лоб, — зачем все усложнять, когда все можно сделать так просто!
Они собрались вокруг ее обессилевшего тела, перевернули на спину, крепко удерживая.
— Дыши, Фредрика, дыши, — произнес голос, и одновременно один из ножей взметнулся вверх.
Она закричала изо всех сил, пытаясь вырваться.
— Фредрика, черт побери, ты меня до смерти перепугала, — вскрикнул знакомый ей голос.