Маргаритки

— Он ведь не получил еще свою долю, — ответил молодой. — Он у нас на крючке. Кроме того, он сам был по уши в дерьме, когда вышел из игры. Он не сможет заложить нас, не вляпавшись сам.
Эти доводы немного успокоили старшего, и тот стремительно перешел к последнему пункту повестки дня:
— Я понимаю, что у нас возникли сложности с нашей последней маргариткой. — Он опустился в глубокое кресло с подголовником, стоявшее рядом с большим книжным шкафом, набитым всевозможными справочниками.
Лицо молодого напряженно застыло. Впервые с начала встречи он явно огорчился.
— Здесь у нас большая проблема, — задумчиво произнес он. — Мы, к сожалению, не успели сорвать наш цветок вовремя, и он, так сказать, успел поделиться добрыми вестями со своими друзьями. Или одним из них по крайней мере. Тем, кто в свою очередь связался потом со священником.
Старший озабоченно нахмурился.
— Мы сможем примерно оценить ущерб от этого? — спросил он.
— Да, думаю, да. И, как я уже сказал, он успел проинформировать лишь немногих. К сожалению, мы не знаем имени этого друга. Но я постараюсь узнать.
Повисло молчание. Оно особенно ощущалось в этом кабинете, среди стен, сплошь уставленных шкафами с книгами, и глушащих звук дорогих ковров на полу.
Первым заговорил старший:
— А следующая маргаритка?
Младший снова улыбнулся своей безобразной улыбкой.
— Заплатит в воскресенье.
— Хорошо, — ответил старший, — хорошо. — И добавил: — Он будет жить?
Снова стало тихо.
— Вряд ли. По всей видимости, он тоже проболтался и нарушил наши правила.
Старший побледнел.
— Мы не рассчитывали на такое развитие событий. Мы не можем допустить слишком много проколов. Может, нам притормозить на некоторое время?
Младший, видимо, не осознавал масштабов надвигавшейся катастрофы.
— Давай подождем, с какой карты сегодня пойдет наш друг по другую сторону закона.
Старший недовольно поджал губы.
— Не думаю, что это станет проблемой. Он и сам знает, что случится, если он оступится и выдаст нас.
И почувствовал, как от страха внутри у него все мучительно сжалось, словно он боялся за собственную жизнь.
  
Стокгольм
 
Тони Свенссон был человеком привычки. Его мир исчерпывался незатейливой троицей: клуб, мастерская и дом. Брать его решили в мастерской.
Все прошло довольно спокойно. Тони плевался и сквернословил, когда полицейские машины неожиданно приехали к нему на работу, но когда он понял серьезность ситуации, то прекратил сопротивление. Полицейские, выполнявшие задержание, говорили, что он даже улыбался, когда твердый металл наручников защелкнулся на его запястьях. Словно вспомнил былые времена.
Прокурор согласился, что есть все основания подозревать Тони Свенссона в угрозах насилием. Писем и распечатки сделанных звонков было более чем достаточно для его задержания. Хватит ли этого для привлечения к уголовной ответственности, было неясно, многое зависело от желания Агне Нильссона сотрудничать со следствием. Он, в отличие от Якоба Альбина, был жив и мог бы дать показания об угрозах. Если бы пожелал. Очень немногим хватало духу свидетельствовать против таких банд, как банда Тони Свенссона.
Допрос должны были проводить Петер и Юар. Вся энергия, которая обычно охватывала Петера, когда он проводил допросы, исчезла, как только он узнал, что должен работать вместе с Юаром. Он покосился на Юара, когда они вместе стояли в лифте. Розовая рубашка под пиджаком. Словно в таком можно ходить в полиции. Еще один знак.
«Парень с какой-то гнильцой, — думал Петер. — И я в этом разберусь, даже если придется ее из него вытрясти».
Тони Свенссон ждал их в допросной, куда его привели, после того как все оформили в следственном изоляторе.
— Вам известно, в совершении какого преступления вас подозревают? — спросил Петер.
Тони Свенссон улыбнулся и кивнул. Было заметно, что все ему тут знакомо и что собственное положение его никоим образом не беспокоит. Словно все было предвидено: если спалился — наслаждайся последствиями.
 
Если бы не неряшливость, его можно было бы даже назвать симпатичным. Но бритая голова, руки, покрытые татуировками, и мазут под ногтями придавали ему вид бандита, которым он, собственно, и являлся. У него были темные глаза, они смотрели на Юара и Петера как два пистолетных дула.
«Не дурак, — инстинктивно отметил Петер. — Поэтому так спокойно держится. И адвоката вон уже успел вызвать».
— Лучше отвечайте словами, иначе это не запишется на пленку, — любезно посоветовал Юар.
Слишком любезно.
Петер похолодел. В роли, которую принимал на себя Юар, было что-то жуткое. Слишком уравновешен, чтобы это было правдой. Такие внезапно могут взорваться, наброситься и забить человека по другую сторону стола.
«Психопат», — пронеслось в голове у Петера.
— Якоб Альбин, — сказал он недрогнувшим голосом. — Вам что-нибудь говорит это имя?
Тони Свенссон мялся. Адвокат искал его взгляда, но клиент даже не смотрел в его сторону.
— Думаю, я слышал его где-то, — сказал он.
— При каких обстоятельствах? — спросил Юар.
Тони Свенссон снова расцвел.
— Он вмешивался в мои дела и дела моих друзей, так мы познакомились.
— Как именно он вмешивался в ваши дела? — спросил Петер.
Бритый парень по другую сторону стола вздохнул:
— Он хотел разбить нас, рассорить.
— Как?
— Лез в вещи, которые его не касаются.
— Что за вещи?
— Я не хочу это обсуждать.
Стало тихо.
— Может быть, это конфликт из-за того, что кое-кто больше не захотел участвовать в вашей компании? — сказал Юар и откинулся на спинку стула, сложив руки на груди.
Точно в такой же позе сидел Тони Свенссон.
— Может быть, — ответил Тони.
— И что вы тогда сделали? — задал вопрос Петер.
— Когда?
— Когда Якоб Альбин стал вмешиваться в дела, которые его не касались?
— А… тогда…
Тони переменил позу, адвокат тихо перебирал свои бумаги. Очевидно, уже готовился к работе со следующим клиентом.
— Я постарался объяснить ему, что он должен заниматься своими делами и не совать нос в чужие, — наконец ответил Тони.
— Объяснил каким образом?
— Я позвонил ему и сказал, чтоб катился к черту. И еще отправил пару мейлов.
Юар и Петер машинально принялись листать лежащие перед ними распечатки электронных писем.
— А что еще вы писали в этих мейлах? — спросил Юар.
— Бля, они же перед тобой! — взорвался Тони Свенссон. — Вот и зачитай, чтоб тебя!
Юар откашлялся и прочел вслух:
— «Альбин, опасно ходишь. Завязывай с этой херней, пока не поздно». — Он поднял взгляд. — Это вы писали?
— Да, — ответил Тони Свенссон. — И я чё-то никак не вижу здесь угроз.
— Погоди, — сказал Петер. — У нас еще есть. — И прочитал: — «Не унимаешься, поп. И никак не догонишь, что в конце концов поплачут-то по тебе!»
Тони Свенссон засмеялся:
— И все равно никаких особенных угроз.
— Ну, не знаю, — сказал Юар. — Когда человеку намекают, что по нем будут плакать, то не имеют в виду ничего хорошего.
— А кто это сказал? — ответил Тони и подмигнул одним глазом.
Это подмигивание взбесило Юара, и Петер почувствовал, как атмосфера в допросной в одну секунду переменилась.
— Вот как? — сказал Юар, пытаясь вновь перехватить инициативу. — Тогда зачитаем кое-что покрасивее: «Тебе следует прислушаться к нам, поп. У тебя будут проблемы, как у Иова, если ты незамедлительно не прекратишь свою деятельность».
Тони Свенссон онемел, лицо его застыло.
Он склонился над столом и поднял палец.
— Вот этой хрени, — проговорил он отчетливо, выговаривая каждый слог, — я в жизни не писал.
Петер приподнял бровь.
— Нет? — спросил он с наигранным удивлением. — Значит, вы считаете, что кто-то другой начал рассылать угрозы Якобу Альбину с вашего компьютера и с той же самой подписью «СН»?
— Что, письмо отправлено с моего компьютера? — громко спросил Тони Свенссон.