Маргаритки
«Пусть открывает двери той своей бабе», — сердито подумала Фредрика, но вслух ничего не сказала.
Маму она увидела в кухонном окне, выходящем на улицу. Им обеим часто приходилось слышать, что они похожи. Фредрика помахала рукой. Мать помахала в ответ, но, судя по выражению ее лица, она, хоть и подготовилась, была шокирована видом дочери на последних сроках беременности в компании ровесника ее мужа.
— Все хорошо? — спросила Фредрика и вложила ладонь в руку Спенсера.
— Все будет в порядке, — сказал он, сжав ее руку в своей теплой ладони. — Мой опыт подобных ситуаций подсказывает, что хуже уже не будет.
Что сие должно было означать, Фредрика не имела ни малейшего понятия.
Но началось все с ерунды. Она согласилась выпить бокал вина, хотя ей его не предложили.
— Фредрика, — воскликнула мать, — неужели ты пьешь во время беременности?!
— О боже, мама, — сказала Фредрика, — в континентальной Европе беременные пили на протяжении столетий. Институт народного здравоохранения Великобритании недавно поменял свои рекомендации и утверждает, что два бокала в неделю можно себе позволить без каких-либо проблем.
Мама, которая, видимо, не слишком доверяла доводам британских ученых, посмотрела на дочь словно на умалишенную, когда та поднесла бокал с вином ко рту и отпила глоток.
— Хорошее вино, — сказала Фредрика и с довольной улыбкой посмотрела на отца, который тоже выглядел обескураженным.
— Надеюсь, ты не стала выпивать, с тех пор как начала работать в полиции? — с беспокойством спросил он.
— Да что же это такое? — со стоном сказала Фредрика, не зная, плакать ей или смеяться.
Родители одарили ее долгим взглядом, но ничего не сказали.
То, как они расселись за столом, напомнило Фредрике, как она рассаживала в детстве своих кукол. Мама и папа по одну сторону стола, а гости по другую.
«Я здесь гостья, — поразилась она. — В доме своих родителей».
Она попыталась вспомнить, когда в последний раз знакомила кого-нибудь с родителями, и призналась себе, что это было уже давно. Точнее, десять лет назад. Молодого человека звали Элвис, что бесконечно забавляло маму.
— Насколько я понимаю, вы работаете в Упсальском университете? — услышала она голос отца.
— Верно, — ответил Спенсер. — Страшно признаться, но я работаю там уже почти тридцать пять лет.
Он громко рассмеялся и не заметил, как напряглись родители Фредрики.
«Вообще-то у них должно быть много общего, — подумала Фредрика. — Спенсеру ведь всего на десять лет меньше, чем папе».
Ее снова стал разбирать хохот, как только что в машине. Сдерживаясь, она тихонько прокашлялась. Попросила у матери еще соуса к такому вкусному мясу. Похвалила выбор отцом вина, но поняла, что зря — этим она опять напомнила родителям о том, что употребляет алкоголь, несмотря на беременность. Отец поинтересовался, как дела на работе, и она сказала, что все хорошо. А в ответ на мамин вопрос — спит ли она по ночам — Фредрика ответила: «Иногда».
— Ты ведь на ночь не остаешься одна? — Мама встревоженно покосилась на Спенсера.
— Всякое бывает, — уклончиво ответила Фредрика.
— Вот как, — произнесла мать.
— Ага, — произнес отец.
Стало тихо. Тишина может быть и благословением, и проклятием, смотря по обстоятельствам. В данном случае сомнений не было: ужин в молчании предвещал катастрофу.
Фредрика не могла отделаться от раздражения. А что ожидали увидеть родители? Они знали, что Спенсер женат, знали, что она часто ночует одна, знали, что и ребенка ей придется воспитывать в общем-то в одиночку. Нестандартная — вот самое малое, что можно было сказать об их со Спенсером договоренности, хотя в семье Бергман и прежде случались нестандартные истории. К примеру, дядя Фредрики — папин родной брат — уже в середине шестидесятых в открытую признался, что он гей. Тем не менее его по-прежнему привечали у них в доме.
Спенсер вежливо поинтересовался музыкальными занятиями мамы Фредрики, и атмосфера мгновенно потеплела. Отец вышел на кухню принести еще картошки, а мать поставила пластинку, которую купила несколько дней назад в комиссионном магазине.
— Винил, — произнесла она. — Нет ничего лучше.
— Согласен, — сказал Спенсер и хмыкнул. — Никогда не покупаю компакт-дисков.
Мама улыбнулась, глаза ее засияли. Фредрика почувствовала умиротворение. Лед сломан, общая температура постепенно поднимается. Папа деликатно откашлялся, смущенный еще больше, чем его ровесник-зять:
— Кому-нибудь еще вина?
Это прозвучало почти как мольба.
Беседа текла дальше, слова слетали с губ все легче. Даже отец немного разговорился.
Фредрика досадовала, что не может выпить еще немножко. Где-то снаружи ходит убийца. И они понятия не имеют, завершил ли он свой замысел, или убийство Якоба и Марьи Альбин было частью чего-то большего.
Ее мысли обратились к Юханне Альбин, теперь уже наверняка узнавшей по Интернету о гибели родителей. А затем к Каролине, которую Элси Юнг сравнила с Лазарем.
«Завтра выходной, — подумала Фредрика. — Но в понедельник сразу же займемся этим. Если Каролина Альбин жива, то почему не дает о себе знать?»
В голове молнией пронеслась мысль. Две сестры. Одна свидетельствует о смерти другой и после уезжает из страны. Но обе живы.
Круче алиби для обеих не придумаешь!
Неужели все так просто и одновременно ужасно — что Каролина и Юханна и есть убийцы, которых ищет полиция? Не дочери ли дергали за ниточки, контролируя развитие событий с такой точностью?
От этой мысли у нее закружилась голова, и она поняла, что так просто ей сегодня не уснуть, что скорее всего она будет лежать и думать об убийстве Якоба и Марьи.
Может, опять достать скрипку? Капелька музыки умиротворила бы ее. Поиграть совсем чуть-чуть. Все прочее — только пустая трата времени.
Она молча допила последний глоток вина из бокала.
«Время работает против нас, — думала она. — Нужно решиться начать следствие в другом направлении. И найти Юханну. Срочно».
Воскресенье, 2 марта 2008
Бангкок, Таиланд
Квартирка была крохотной и страшно душной. Солнце не пускали внутрь плотные шторы, изначально предназначенные для защиты от посторонних глаз. Словно кто-то снаружи мог заглянуть в квартиру на пятом этаже.
Она беспокойно расхаживала туда-сюда между маленькой гостиной и кухней. Вода закончилась, но она не смела ни выйти наружу, чтобы купить свежей, ни пить прямо из-под крана. Бессонница и обезвоживание подтачивали ее силы, подталкивая ее все ближе к тому краю, у которого она стояла. За краем зияла бездонная пропасть, грозящая поглотить ее. Она все время старалась думать о каждом своем шаге, словно не доверяла даже полу в квартире.
Прошло два дня с момента, как она узнала из газет о том, что вся ее семья погибла, вероятно в результате убийства. Первые часы с этого момента она едва могла вспомнить. Когда хозяин интернет-кафе увидел, что с ней творится, то решил закрыть кафе на весь оставшийся день и увез ее к себе домой. Там они с женой постелили ей на диване и всю ночь провели возле ее постели, сменяя друг друга. Она исступленно и неудержимо рыдала, горе ее было невыносимо.
Ее спас ужас. После известия о том, что случилось с родными, ее собственное положение предстало в совершенно ином свете. Кто-то методично и систематично пытается стереть ее жизнь и ее прошлое, а также уничтожить ее семью. Но зачем? Мысль об этом повергла в ужас. А ужас вновь заставил ее мыслить и действовать рационально. Когда субботним утром солнце поднялось над Бангкоком, она была готова. Она точно знала, что ей делать дальше.
Смысл трагедии, в которую ее вовлекли, оставался неизвестен. Ясно лишь, что ее исчезновение являлось важной составляющей операции. Разыгрывался чудовищный сценарий, включающий убийство и некий непонятный заговор. Поначалу она решила, что мишенью были не мать и не сестра, а лишь они с отцом. Возможно, по причине их общего интереса к судьбам беженцев. Возможно, это как-то связано с предпринятой ею поездкой и собранными сведениями. Сведениями, которые теперь исчезли.