Окончательный диагноз
— А что вы имели в виду?
Пиринджер встал из-за стола. У него был большой длинный кабинет, из окна которого открывался прекрасный вид. Большинство кабинетов и лабораторий в отделении патанатомии выходили или на оживленные улицы, или на кирпичные стены соседних зданий, и лишь кабинет Пиринджера, располагавшийся на последнем этаже под самой крышей, находился довольно высоко над уличными толпами, и из его окна было видно затянутое смогом небо. Пиринджер прислонился к невысокому шкафу, на котором стоял старинный микроскоп, подаренный греческим филиалом Международной академии патанатомии.
— Он задает слишком много вопросов. Я понимаю, что работа судмедэксперта предполагает другие навыки. Он отличается от нас — мы проводим вскрытие, устанавливаем причину смерти и пишем отчет. А он все время пытается еще что-то раскопать.
Даже если бы на Алисон фон Герке был надет костюм от Версаче, она все равно походила бы на мешок картошки в подарочной оберточной бумаге; поэтому тот факт, что она носила бесформенные темные одеяния, вероятно приобретенные на дешевых распродажах, свидетельствовал лишь о том, что она смиренно принимает свою участь.
— Разве любознательность не является положительным качеством для патологоанатома? Я знаю, что большинство из нас ограничивается констатацией фактов, но наибольших успехов добиваются те, кто идет дальше констатации.
Пиринджер кивнул, изображая согласие и пытаясь скрыть свою разочарованность тем, что фон Герке не обладала достаточными интеллектуальными способностями, чтобы уловить содержавшийся в его словах подтекст.
— Несомненно, несомненно, — произнес он, погружаясь в задумчивость. — Однако я имею в виду не его способность работать со скальпелем или микроскопом, Алисон, я говорю о его склонности анализировать взаимоотношения.
Алисон нахмурилась, но это было не более чем отрепетированным движением в разыгрываемой пьесе.
— То есть?
— Он — нарушитель спокойствия. Возможно, он и компетентный специалист, но он не умеет работать в команде.
Многолетнее общение с разными профессорами создало у Алисон что-то вроде интеллектуального контейнера, сделанного из прессованного алмаза, в который она отправляла все свои реакции, возникавшие в подобных ситуациях: «Работа в команде! Ах ты лицемер!» Однако на ее лице ничего не отразилось, за исключением готовности соответствовать указаниям главы отделения.
— Ну и что? — ответила она. — Ведь он у нас временно.
Пиринджер медленно покачал головой из стороны в сторону, сигнализируя об опасности.
— Еще неизвестно, как долго это продлится. Мы не знаем, сколько времени будет отсутствовать Виктория.
— И тем не менее я что-то вас не совсем понимаю. Я знаю, что в целом ряде случаев он оказывал помощь полиции…
Пиринджер вздохнул, чувствуя, что ему придется озвучить причины своей обеспокоенности.
— Он не проявляет той лояльности, которую проявляем мы по отношению друг к другу. Возможно, по сравнению с нами он настроен более критично. — Он дождался, когда это заявление плавно опуститься с вершин его мудрости, и пояснил: — Вы понимаете, что я не о себе говорю. — А когда Алисон по-прежнему не выказала никаких признаков понимания, он добавил: — Просто я считаю, что все мы должны быть настороже. Всякая легкомысленная болтовня…
— Вы так говорите, словно он пятая колонна.
Это остроумное замечание вызвало у него улыбку.
— Я не говорю, что он преследует какие-то тайные цели, просто я подозреваю, что он не разделяет наших планов и надежд на будущее.
Алисон показалось, что она что-то уловила.
— Не будите спящую собаку?.. — устало произнесла она.
— Вот именно. — Пиринджер не мог скрыть своего удовольствия. — Мы с вами оба знаем, что есть вещи, в которых не следует копаться.
— То есть? — В первый раз Алисон позволила прорваться наружу своему раздражению.
Если Пиринджер и был удивлен ее дерзостью, это никак не повлияло на безупречность его улыбки.
— Я предлагаю только одно, Алисон, — чтобы в присутствии Айзенменгера мы все следили за своими языками.
— Мне нечего скрывать, — отрезала Алисон, и в этом ответе слышался неозвученный вопрос: «А вам?»
Улыбка Пиринджера стала еще шире.
— Мне тоже, Алисон, мне тоже. — Он глубоко вздохнул и печально добавил: — А Тревору?
Только теперь фон Герке поняла, о чем речь.
— А-а, — чуть слышно отозвалась она.
Пиринджер кивнул:
— Вот именно. Я бы не хотел, чтобы Тревора тревожили без необходимости. Особенно сейчас, когда он находится в таком деликатном положении. — Он специально прибегнул к театральной пафосности, чтобы помочь фон Герке осознать всю сложность проблемы.
Она задумалась, и лицо ее стало еще менее привлекательным, чем обычно.
— Только я не знаю, что мы можем сделать. Пиринджер пожал плечами, демонстрируя, что он сделал все, что мог, доведя эту проблему до ее сведения, а как фон Герке будет ее решать, это уж не его дело.
— Но я не сомневаюсь, что вы что-нибудь придумаете, — ответил он, давая понять, что разговор окончен.
Она уловила намек и вышла из кабинета с озабоченным видом. Пиринджер посмотрел ей вслед, и на его лице появилось хитрое и злобное выражение.
— Она уверена? — Гомер, конечно же, не прыгал с ножки на ножку и не дрожал от плохо скрываемого восторга, однако тембр его голоса свидетельствовал о том, что он еле сдерживается или же в атмосферу начал поступать гелий.
Райт ответил телодвижением, которое могло означать все что угодно, — в нем было что-то от кивка, что-то от пожатия плечами и что-то от категорического отрицания. По опыту бесчисленных прошлых недоразумений он знал, что опознание является не просто первым шагом на пути к геенне огненной, а скачком и прыжком по направлению к ней. Поэтому меньше всего (не считая увеличения суммы закладной и общения с начальником, полагавшим, что он знает, где ошибся Дон-Кихот) он хотел убеждать руководство выслушать показания миссис Этель Гривз и настаивать на том, что они помогут обвинить Мартина Пендреда.
И проблема была не в том, что показания миссис Гривз заслуживали меньшего доверия, чем показания любого другого свидетеля, хотя ей и было семьдесят девять лет и ее глухота стремительно прогрессировала. Просто все свидетели имели обыкновение воспринимать случившееся ретроспективно, а это зеркало, как отлично знал Райт, не только увеличивает изображение, но и искажает его.
— Дайте мне прочитать ее заявление.
Райт протянул Гомеру две странички формата А4 и совершенно не удивился, когда тот приступил к своему традиционному ритуалу пыхтения, вздохов и подмигивания, который сопровождал процесс расшифровки безграмотных каракулей. Когда Гомер сделал небольшую паузу, Райт решил ввести его в курс дела.
— Я подумал, что нужно как можно быстрее получить ее заявление, сэр. Надеюсь, вы не в претензии, что вам не сказали об этом сразу.
Он понимал, что это прозвучало как намек на то, что миссис Этель Гривз собирается вот-вот распрощаться со своим бренным телом (она была хрупкой, но, на взгляд Райта, еще вполне крепкой), однако решил подчеркнуть неотложность дела, потребовавшую от него принятия решения в отсутствие начальства.
— Хорошо-хорошо, — промычал Гомер, продираясь сквозь джунгли каракулей, предъявленных Райтом. Он изрядное время проторчал на длинной и не самой приятной пресс-конференции, продолженной мероприятием, которое старший суперинтендант назвал «обсуждением итогов», но которое, на взгляд Гомера, больше напоминало взбучку. В сумме все это заняло свыше четырех часов, и Гомер чувствовал острую необходимость в хороших новостях, поэтому заявление миссис Гривз, видевшей человека, который в вечер убийства выходил из сада Мюиров и при этом не являлся Дэвидом Мюиром, показалось ему даром небес.
— Хорошо, Райт. Она вменяема? — Этот несколько странный вопрос был вызван неприятным инцидентом, происшедшим восемью месяцами ранее. Тогда все дело Гомера рассыпалось из-за действий защиты, с необыкновенной легкостью продемонстрировавшей, что главный свидетель обвинения считает, будто огни светофоров посылают ему зашифрованные послания от «Великого Зеленого Базумы». Эта несомненно представлявшая интерес личность проживала на Марсе и намеревалась прикончить Элвиса Пресли, временно находившегося (в замаскированном обличье) в Чиппенхэме, графство Уилтшир. Судья уделил этим подробностям самое пристальное внимание.