Создатель. Жизнь и приключения Антона Носика, отца Рунета, трикстера, блогера и первопроходца, с опи

Тут мы имеем дело с довольно редкой стилистической фигурой – повествованием от множественного числа первого лица: не «я», а «мы». Что говорит не только о литературной искушённости сочинителей (подтверждаемой многочисленными скрытыми литературными реминисценциями), но и об их действительно чудесном взаимопонимании и единстве. Во-вторых, молодые парни (старшему, Кариву, на тот момент 29, младшему, Кудрявцеву, – ещё нет 22, Носику и Ревазову по 26) старательно изображают «увядший жизни цвет». И изображают вполне убедительно, с пониманием. И в-третьих – обратим внимание на появление в этом тексте Аркана Карива. По мнению Маши Хинич, многолетней подруги и коллеги Носика по «Времени» и «Вестям»:
 
Три человека оказали на него наибольшее влияние. Это, безусловно, Генделев на литературной стороне. Безусловно, [Эдуард] Кузнецов с его очень жёсткой дисциплиной, с требовательностью, огромной тягой к справедливости, честностью. И Аркан Карив, с которым была беспрерывная дружба, любовь и постоянное соперничество во всём: в профессии, с женщинами. У них всегда были одни и те же девушки. В смысле, не одновременно, а последовательно, но это известно. Они просто не могли иначе. Они должны были делить в своей жизни всё.
 
О самом эпатажном совместном проекте Носика и Карива мы и расскажем дальше.
  
А.Б.Носик и сила печатного слова
 
1991–1993
 
Итак, устроившись в Иерусалиме, юный сионист и круглосуточный тусовщик не стал больше противиться природным наклонностям и пошёл по филологической части. Что включало в себя поначалу ведение курсов иврита, но главное – журналистику.
…я посмотрел, что я лучше всего умею делать из вещей, которые не имеют отношение к медицине. Оказалось, что это написание текстов на разных языках. За первый год жизни в Израиле я сотрудничал с изданиями на английском, русском и иврите, на котором я по приезде в Израиль мог писать. Кроме того, большая часть моей работы в первое время была связана с компьютерами, компьютеризацией, построением редакционных компьютерных систем, преподаванием. Всё, что я знал и умел, было применено для того, чтобы как-то зарабатывать деньги. [87]
Русская журналистика Израиля была в то время местечковой в самом анекдотическом смысле слова – и, конечно, Антону не стоило никакого труда мгновенно стать в ней звездой.
 
Тогда существовало, на ладан дышало, несколько газетёнок на русском языке, – вспоминает Алексей Магарик. – «Вестей» ещё никаких не было. И в каждом выпуске был Антон Носик, и каждый раз под другим псевдонимом.
 
– А как же вы знали, что это он?
 
Он особенно этого не отрицал с друзьями. Это было секретом только от редакций и владельцев газет. Он ухитрялся в разных амплуа, иногда даже противоположных по убеждениям, выступать в разных газетах. Нас это страшно веселило. Тексты [Носика] были очень хорошие для того времени. Газеты были так себе.
 
Помимо полукустарной русской прессы, Носик сделал решительный шаг в дверь ивритоязычной газеты «Маарив», начав вести в ней летом 1990 года регулярную колонку о проблемах новых репатриантов.
Но – ненадолго: русская журналистика в Израиле в 1990 году сделала качественный рывок.
 
До начала массовой волны эмиграции девяностых годов русскоязычные СМИ заведомо не могли быть рентабельными, – напоминает в 2012 году в журнале «Русский мир» израильский историк и социолог Алек Д. Эпштейн. – Читателей было мало, покупателей – ещё меньше. Однако лишь за 1990 год русскоязычное население Израиля практически удвоилось, а за 1991–1992 годы – утроилось. Причём если иммигранты семидесятых прибывали и учили иврит постепенно, то в начале девяностых в страну приехали сотни тысяч людей, в подавляющем большинстве своём совсем не владевших языком. Создалась крайне благоприятная ситуация для появления газеты принципиально нового в «русском Израиле» типа, которая бы соответствовала запросам читателей, а не служила рупором тех или иных государственных или политических сил. Такая газета могла стать первым коммерчески успешным израильским проектом на русском языке. Именно такая задача и была поставлена перед редакцией газеты «Время» (первый номер вышел 29 марта 1991 года) её владельцем, медиамагнатом Робертом Максвеллом. Возглавил газету Эдуард Кузнецов [88], оставивший ради этого пост редактора новостного отдела русскоязычного радио «Свобода». [89]
  
•
 
Кузнецов, я и ещё несколько человек пришли к Максвеллу и сказали, что ему надо делать такую же газету, по образцу «European», которую он тогда создал, – вспоминает заместитель Кузнецова, Лев Меламид. – Это была революция в русскоязычной журналистике здесь, в Израиле. Газета «Время» была создана по европейским современным стандартам, а не по стандартам газеты «Правда». Потому что то, что до этого было [в Израиле] на русском языке, – это были какие-то статьи, полотна, без картинок, без ничего. А тут появилось издание западного образца, и эта газета сразу вышла в число самых влиятельных на израильском рынке.
 
«Одна из самых влиятельных» – если и проявление гордости, то законной. Эдуард Кузнецов приводит цифры:
 
[Носик] работал у меня сначала в газете «Время», а потом мы всей командой перешли в корпорацию «Едиот ахронот» и создали газету «Вести». Очень успешную, прибыльную. По тиражу она обгоняла даже израильскую газету «Гаарец». У нас был тираж от 45 до 50 тысяч, что для газеты на не родном для аборигенов языке, конечно, фантастически большой тираж.
 
Через 12 лет, в ноябре 2002 года, сам Носик объяснил в интервью Шаулю Резнику, почему у них на тот момент всё получилось – и почему потом «золотой век» русской прессы в Израиле закончился.
 
«Время» и «Вести» вернули к русскоязычной прессе старожилов. Интересных материалов хватало: в первом выпуске «Времени» Михаил Хейфец взял интервью у Бродского. Не всякой московской газете это было по силам.
 
С другой стороны, помогло сотрудничество с газетой «Маарив» и холдингом «Миррор», владельцем которого был покойный Роберт Максвелл. Было чувство: мы входим в западный медиадом.
 
– Куда потом исчезла критическая читательская масса?
 
Абсорбировалась.
 
– Скопом перешла на ивритскую прессу?
 
Не обязательно. Имеется в виду абсорбция на уровне продвинутого израильского общества, то есть получение новостей из Интернета, радио и телевидения. В машине – радиоприёмник, дома – телевизор, на работе – Интернет. Ждать выхода «русского» еженедельника с перепечатками из московских газет – удел лузеров. [90]
 
Ещё через 10 лет, в 2012 году, Алек Д. Эпштейн подытоживает менее эмоционально, но более весомо:
 
В первой половине девяностых из бывшего СССР в Израиль прибыли полмиллиона человек. Многие из них являлись представителями русско-еврейской городской интеллигенции, то есть довольно активными потребителями печатной продукции. В 2000-е годы темпы иммиграции резко упали: например, в 2010 году в Израиль из бывшего СССР приехало всего 7 тысяч новых граждан. Регулярно читавшие газеты и журналы люди старшего поколения, прибывшие в страну в ходе так называемой «алии девяностых», постепенно уходят из жизни, но на их место не приезжают новые потенциальные потребители русскоязычной прессы. <…> Для живущей в Израиле более десяти-пятнадцати лет русскоязычной молодёжи и тем более для детей выходцев из СССР/СНГ, родившихся в Израиле, русский остаётся языком для общения с бабушками, но не для чтения газет и журналов, что приводит к дальнейшему сокращению их читательской аудитории.
 
Но в 1990 году до этого было ещё далеко.