Срезанная ветвь (СИ)
По количеству дорогих машин на парковке и полицейскому ограждению любому глупцу было понятно, что собрались здесь отнюдь не железнодорожники. А лицо с нулевым навыком способно было почувствовать повышенный «фон» силы за пару метров от входа.
Меня проводили внутрь, попросив сложить телефон и артефакты в камеру хранения у входа. Камердинер остался в машине. Лица в фойе были знакомые — вот достопочтенные клиенты особого отдела «Курьерки», графы и князья, вот знакомые господа из Министерства Внутренних дел, вот персонажи с покерного клуба…
Я начал было здороваться, и многие из собравшихся небольших групп смотрели на меня и кивали. Про меня перешёптывались — чувство не вполне приятное. И ладно бы, если бы такая реакция был из-за моего возраста. Нет, кивали и смотрели совсем по-другому. Меня узнавали.
— Пройдёмте, дамы и господа, — сказал властный голос, и мы вошли в зал.
В зале на пару сотен человек — никакого дорогого убранства: патриотично-рабочие плакаты и фрески на стенах, потёртые сиденья и кафедра, на которой сидело четверо человек. Двух я узнал — это были Давыдов и Белоусов. Лицо третьего господина, который был чуть моложе их, показалось знакомым — я вполне точно видел его в новостях, но фамилию вспомнить не мог. Четвёртой была дама — стройная, лет сорока, с сосредоточенным, напряжённым лицом, сидела с закрытыми глазами.
Ещё я обратил внимание, что лиц моложе тридцати в зале нет. Я сел на третий ряд, у прохода, а затем поднял взгляд выше их голов, на тёмное сукно занавеса за спинами сидящих в президиуме. Там обнаружилось два десятка голограмм — не менее хмурых, напряжённых лиц, среди которых я распознал Чилингарова, Примакова и Голицына-Трефилова. Сначала я поискал глазами проектор, но не нашёл. Сделал вывод, что это особый сенситивно-артефакторный вид связи, применяющийся только на подобных съездах.
— Господа, без долгих прелюдий, — начал третий. — Кворум собран, регионы на ментальных каналах, поэтому… пятьсот второй внеочередной конклав Общества объявляю открытым, и прочее, и прочее. Все мы знаем, что произошло, точнее, нихрена толком не знаем, поэтому, Анатолий Алексеевич, озвучьте.
С места выкрикнули:
— Извините, Олег Евгеньевич, аварийная команда уже работает? У меня в конторе народ стал…
— Сходить с ума? — закончил третий, которого назвали Олегом Евгеньевичем. — Знаем. Работаем, уже запустили. Если так хотите, давайте короткий доклад, Андрей Ремигиевич.
Белоусов мрачно кивнул.
— Запустили официальную гипотезу в мир, что наблюдаем мощный поток галактической плазмы — по каналам из Клики и Лиги у них гипотезы схожие. Подключены телеканалы, представителей религий и так далее.
— Хорошо, — Олег Евгеньевич кивнул. — Что ж, господин Давыдов.
— Ну, в общем, — начал замминистра внутренних дел. — Ко мне в иерархию аттестовался сын Матвея Генриховича Циммера, Эльдар Матвеевич. Двадцать лет вчера исполнилось, поздравляю.
Он посмотрел на меня и кивнул слегка насмешливо. С соседних мест люди тихо сказали:
— Поздравляю.
— Сколько на самом-то деле лет? Двадцать тысяч? — продолжил он.
В зале воцарилась гробовая тишина. Холодок пробежал по спине.
Нет, я уже думал о том, что рано или поздно Общество узнает об этом. Что даже в самой законспирированной организации слухи имеют свойство распространяться. Кроме того, в зале, помимо меня, собралась почти вся верхушка Общества — доценты, профессоры, академики. Люди с наивысшим уровнем допуска.
И сейчас почти все смотрели на меня.
— Около того, — ответил я с места.
— А ну, поди сюда, — Давыдов поманил рукой. — Не бойся, тут все свои.
В зале раздались смешки. Да, я уже три месяца назад решил, что здесь будут все свои. Снова страх сцены — иррациональный, доставшийся от реципиента. Я поднялся по ступеням, и каждый шаг отзывался в мозге уже похожим шагом на «плаху» в похожем зал Камнерезного Университета, на которой кончилась самостоятельная жизнь прошлого Эльдара Циммера.
Я нашёл взглядом Эрнеста Голицына-старшего, тот удовлетворённо кивнул.
— Меня… зовут Эльдар Матвеевич Циммер, — начал я, не узнав свой голос. — Меня так зовут и звали почти во всех мирах и жизнях, которые я прожил. Миров много, несколько сотен тысяч, мы называем это Древом.
— Кто — «мы»? — спросила дама в президиуме.
— Работники Бункера. Секаторы и Лифтёры. Я — Секатор, наше сознание и душа, если хотите, вселяется в тела моих двойников. Нами управляет Верховный Секатор. Наша основная задача — контролировать рост и разделение ветвей Древа и обрезать лишние или заболевшие ветви. Такие, как эта.
— Твою ж… — выругалась дама.
— И чем же заболела наша ветвь? — осведомился Олег Евгеньевич.
— Она… — начал я, но диалог прервала скрипнувшая дверь в зал.
Высокая фигура не то в халате, не то в длинном плаще, мелькнула в проходе, уселась на последний ряд, послышался голос:
— С-сидите, с-сидите, — но было поздно.
Зал начал вставать, молча и синхронно. Господа в президиуме последовали примеру остальных в зале, хотя на лице Олега Евгеньевича отразилось недовольство, и он пробормотал:
— Его Величество же приказал сидеть, давайте не будем перебивать Эльдара Матвеевича. Продолжайте.
— Наш… этот мир пропитан магией. В нём существует высокий процент людей, способных к магическим действиям, нарушающим привычные законы физики, биологии. По правилам такой мир необходимо уничтожить.
— То есть в других мирах магии… как вы сказали, нет?
— Либо нет, либо в такой ограниченной форме, что не стоит и упоминать. Чаще всего я уничтожал миры, заражённые чем-то другим, в частности, людскими пороками. Но… на нашем мире я решил завершить карьеру, что могут подтвердить высокопоставленные члены нашего Общества.
— И давно вы здесь? — спросил Белоусов.
— С двадцать седьмого февраля. Помню, что мой реципиент стоял точно на такой же сцене в момент своего отчисления из ВУЗ… простите, из университета.
— И много вы уничтожили миров, юноша?
— Около двух сотен, насколько я могу помнить. Я помню более-менее хорошо только десяток последних жизней.
Посыпались ещё вопросы из зала: где расположен Бункер — этого я не знал, как я перерождаюсь, кто такие лифтёры, как устроены лифты и так далее. Спустя минут десять Олег Евгеньевич призвал к порядку:
— Господа, соблюдаем регламент. Зададите вопросы залу. Мы, собственно, вызвали Эльдара Матвеевича не только для того, чтобы он рассказал детали и подтвердил нашу старую гипотезу о Древе Миров. Нам важно мнение эксперта, который уже сталкивался с подобным явлением. Расскажите, что это за явление, к чему оно приведёт, как бороться, когда закончится…
— Честно — я наблюдал такое достаточно давно и могу лишь предполагать. Чаще всего я не доживал до фактической смерти мира. Точнее, до момента, когда Ветвь отсечена от Древа. Обычно отсечённая Ветвь уже лишена цивилизации, Земля уничтожена или физически, или хотя бы на уровне атмосферы и экосферы, и людей на планете почти не осталось. — У нас всё не так?
— Да, всё не так, — кивнул я. — То есть мир умирает лишь по одному из признаков, причём — не самому главному. По остальным — пока что всё более чем хорошо. Я и принял решение не уничтожать мир и пойти против воли Верховного Секатора, потому что мне впервые показалось, что это было бы неправильным решением.
— Так чем всё-таки вызвано это явление? Вашим появлением у нас? Какими-то вашими действиями?
Тут я задумался. Действия… Разумеется, самым очевидным и, в то же время, самым безумным ответом было бы наше вчерашнее занятие любовью. Хотя бы просто потому, что оно совпало по времени. Конечно, я уже думал об этом.
В зале раздались смешки. Вот же негодяи — подслушивают, подумалось мне. Нет, гипотеза, что акт любви, о котором мечтал мой реципиент, был первопричиной — выглядит слишком безумной. В прошлых мирах, которые мне приходилось убивать, мне очень часто приходилось совершать сакральное убийство какой-то важной персоны. Здесь же совершённое действие было практически прямо противоположное смерти — потому что любовь и смерть почти всегда лежат на противоположных чашах весов.