Загадка неоконченной рукописи
– Я не смогу прийти, – выпалила она.
– Что? – Слабый голос стал тверже.
– Я не смогу приехать за тобой. Я буду работать.
– Твой старик выходит из тюряги, а ты будешь работать? По-моему, я – достаточный повод взять выходной.
Дженни всю трясло. Но что значит еще одна маленькая ложь, когда перспектива настолько отвратительна?
– Это большой обед, самый большой из всех, что нам заказывали. Он будет в горном поместье, которое принадлежит кому-то, приближенному к губернатору, и там будут гости отовсюду, на частных самолетах, даже на вертолетах. Я нужна Мириам.
– Черт возьми, ты нужна мне. Я гнию здесь ради тебя. Так кого ты выберешь, Мириам или меня?
Она была готова разрыдаться. С ним всегда все было тяжелее некуда.
– Я не выбираю между тобой и ею. Просто работа – это разумнее. Если бы я могла сама приехать туда на машине, тогда другое дело, но я же не могу. После работы я как раз успею встретить тебя на автобусной остановке в городе.
– Не там. Здесь, Мэри-Бет.
– Папа, я не могу, – взмолилась она, но тут у нее возникла идея. – Послушай, пап. Если я сделаю это для Мириам, она не будет спорить, когда я скажу, что не смогу работать после этого, и тогда мы сможем провести больше времени вдвоем.
Это успокоило его.
– Ты не будешь работать всю оставшуюся неделю?
– Не буду.
– Я думаю, это правильно.
– А может, нет? Я имею в виду, может, я буду мешать тебе? Ты же наверное захочешь повидать тех, кого не видел все эти годы… – Она замолчала прежде, чем он успел перебить ее. Ему не нужно было говорить ей о том, какие глупости она несет. Он никого не хотел видеть, никого, кроме нее.
Тоном, который она ненавидела особенно сильно, который означал, что он больше не хочет, чтобы его слова обсуждались, он сказал:
– Я хочу, чтобы ты ждала меня на остановке, в том цветастом платье, которое я заказал по каталогу, и хочу, чтобы твои волосы были чистыми, вьющимися и мягкими. Они у тебя уже должны быть ниже талии. Дома я измерю их, приложу прямо к твоей коже, поэтому пусть она будет мягкой под этим чудным платьем. И ты будешь там к приходу автобуса, поняла меня?
Дженни едва успела положить трубку, как ее вырвало тем немногим, что было у нее в желудке, но и после этого она не могла отдышаться. Она плескала водой в лицо, растирала шею. Она набирала ее в рот и полоскала, полоскала и полоскала. Она плакала, сильнейшие рыдания сотрясали все ее тело, потому что оставалось всего два дня, а она была слабой и напуганной и… и злилась из-за того, что ее не упекли в тюрьму или не убили прямо там, на месте, на полу в большой комнате, потому что все это было нечестно, все, с чем она жила, и все становилось только хуже. Ей было наплевать на его слова, что он пошел на это ради нее; он пошел на это ради себя, а теперь он хочет урвать свой кусок, а если она будет пытаться помешать ему, он станет напоминать ей, возвращая прошлое к жизни, пока она не начнет плакать, чтобы он мог обнять ее и зарыться пальцами в ее волосы…
Выхватив из ящика кухонные ножницы, она захватила полную горсть этих ненавистных рыжих волос и резанула, захватила вторую горсть и резанула опять, и еще, и еще, пока отвратительными рыжими локонами не оказались покрыты буфетная стойка, пол и стол на кухне.
– Эй-эй-эй! – раздался голос Пита, глубокий, раскатистый и обеспокоенный. – Дженни, Дженни, что ты делаешь? – Он отобрал у нее ножницы. – Боже правый, Дженни, что случилось? – Он коснулся ее лица, приподнял его и заглянул в глаза.
– Ненавижу эти волосы! Они отвратительны! Подушечками больших пальцев он стер слезы с ее щек.
– Да нет же.
– Я не могу их терпеть! Я ненавижу их! Честное слово, лучше бы я была лысой! Ты не понимаешь! Это мой отец звонил. Он возвращается домой во вторник. Знаешь, где он был? В тюрьме. Шесть лет. Знаешь за что? За убийство. Знаешь кого? Моей матери!
Внутри у нее все оборвалось, точно так же, как это было на суде. Впервые с тех пор она говорила об этом так прямо, и охвативший ее ужас был непереносим. Ничего не изменилось за эти годы, абсолютно ничего.
Но что-то все же было иначе. Она сказала это не стенам – она сказала это Питу. Теперь и он узнал то, что знал весь город, и узнал, почему все эти годы люди избегали ее. Она ждала, что он отшатнется от нее, ждала неминуемого отвращения во взгляде, а если не отвращения, то жалости, а если не жалости, то страха.
Но он не отшатнулся, а во взгляде, которым он обвел ее лицо, была такая боль сопереживания, что она расплакалась.
– Ох, Дженни, – прошептал он и привлек ее к себе. – Прости меня.
Она заплакала еще сильнее. Он прижал ее голову к своей груди, потом его руки спустились на спину, чтобы притянуть ее еще ближе. Она спрятала лицо у него на груди, позволяя его рукам защитить ее от мира. Она чувствовала, как самые страшные, самые черные мысли утекают вместе со слезами. На их месте возникало что-то теплое и светлое. Это придало ей сил.
– Ему нравится, что у меня длинные волосы, – проговорила она между всхлипами. – Он перебирает их пальцами. Меня тошнит от этого.
– Ты ненавидишь его?
– Да… Нет, – прорыдала она. – Как я могу сказать? Я боюсь его. Он умеет внушить страх. Он умеет управлять людьми. Когда он был еще здесь, он дал понять всем и каждому, что любой, кто обидит меня, горько пожалеет об этом. – Она подняла глаза на Пита. – Поэтому люди обращаются со мной вежливо, но предпочитают держаться подальше. Ты испытываешь судьбу, оставаясь здесь.
Он смахнул последние слезы с ее лица, и она увидела его кривую усмешку.
– По-моему, я оказался здесь вовремя. – Улыбка стала нежнее. Он перевел взгляд на ее волосы. Наклонил голову в одну сторону, потом в другую. – А ты знаешь, не так и плохо. Совсем неплохо. Без всех этих волос мне лучше видно твое лицо. Посмотрим, что здесь можно сделать. – Он взял ножницы. – Можно, я чуть-чуть их подровняю? – Несколько минут он щелкал ножницами, обходя ее с разных сторон. Потом, слегка присев, так, чтобы их глаза были на одном уровне, взял ее за подбородок и повертел ее голову. – Совсем неплохо, – заключил он с улыбкой. – Иди-ка в душ. А я тут приберу. – Он развернул ее и подтолкнул прочь из кухни.
Когда Дженни появилась перед Мириам, открыв заднюю дверь фургона «Нит Итс», та не сразу поняла, кто это. Ее рот открылся, закрылся, открылся снова.
– Дженни?
Дженни коснулась своих волос. Дома, глядя в зеркало, она чувствовала себя уверенно, но эту уверенность серьезно поколебали взгляды, провожавшие ее на всем пути в город. Теперь и ей в голову наконец пришла та же мысль, что, должно быть, посетила всех тех, кто провожал ее взглядом: Дарден ее убьет.
– Я решила поменять имидж, – объяснила она Мириам.
– Тебе это удалось, – согласилась она. Она сложила подносы на полки в фургоне, вытерла руки заткнутым за пояс полотенцем и взяла Дженни за руку. – Дай мне по крайней мере подровнять их.
– О, не стоит, Пит уже сделал это.
– Пит? Какой такой Пит?
Дженни не была уверена, что вообще должна о чем-то рассказывать. Но слово не воробей.
– Это мой друг, – объяснила она и ощутила внезапную гордость, которая заставила ее щеки порозоветь. Она тронула пальцем дверной замок. – Ты его не знаешь. Он не местный. С запада.
– Как ты познакомилась с ним?
– О, чисто случайно, в пятницу вечером после танцев. Большой высокий парень, в кожаной куртке и сапогах. Может, ты его и видела. – Она рискнула посмотреть на Мириам, которая явно была удивлена.
– Нет. Странно, я должна была заметить такого.
– Он не заходил внутрь. Может быть, поэтому ты и не видела его.
– Я тоже выходила на улицу. Кожаная куртка и сапоги? Я бы наверняка обратила внимание.
– Ну, он не все время был там. Он такой, появляется и исчезает. Может быть, в тот момент, когда ты могла бы видеть его, он стоял за деревом, поэтому ты и не заметила его. Он ездит на мотоцикле.
– А-га, – неожиданно игриво произнесла Мириам. – Картинка проясняется. И что же ему здесь надо?