Боярин Осетровский (СИ)
— И вообще — ты зачем про близость заговорил?
— А?
А правда — зачем? Блин, сбила меня с мысли… во, вспомнил!
— Просто хотел предложить тебе кое-что.
— У тебя подружка есть. Ей своё кое-что предлагай.
— Да блин! Голос! Я хотел предложить Викентием меня называть!
Голос помолчала.
— А Викешей можно? — осторожно спросила она.
— Можно, — махнул рукой я.
— Это значит… Я для тебя… Семья?
— Ну да. А разве не так?
У меня в моей безумной семейке уже есть скоморошка, ведьма, княжна, бесовка… Еще и призрак — женского рода, ну конечно! — вполне органично впишется в эту компанию.
Голос, кажется, всхлипнула.
— Спаси тебя бог, Ви… Викеша… Мне так одиноко было, все это время… Когда мою семью перебили… Ты нашел кто это сделал? — деловито и «логично» поменяла она тему разговора.
Упс. Вот тут — проблема…
— Не нашел. И не найду уже. Запретили мне.
— Ктооо? — полупрошептала-полупрошипела Голос.
— Царь, — коротко сказал я.
Голос замолчала. Я напрягся. Кто ее знает, как она отреагирует…
— Ну, раз царь… — наконец сказала она, — Против царской воли не пойдешь. Если он запретил — не обойдешь. А узнать хоть что-то успел?
— Успел, — решил я закрыть этот вопрос сразу, — Точно, вот так чтобы совсем точно — не узнал, но, скорее всего — Романовы это были.
— Романовы… — Голос задумчиво покатала на языке — или что там у нее? — фамилию, — Романовы. Ро-ма-но-вы… Не помню…
— Их род сто лет назад уже был, — удивился я.
— Род был… Только зачем ему мой род уничтожать? Не ссорились мы никогда. Не дружили да, но и не ссорились. Не понимаю. Не понимаю.
«А не хотели ли они Источник Сисеевых забрать?» — хотел спросить я. Но не спросил. Нет, вовсе не потому, что вспомнил о том, как Голос зависла на предыдущем вопросе об Источнике — к моему стыду я об этом напрочь забыл. Что⁈ Ночь на дворе, я полусонный! Так вот — я не спросил не потому, что что-то вспомнил, а потому, что не смог.
Физически.
Жутко это — когда хочешь что-то сказать и не можешь. Вместо слов изо рта — только выдох. Даже не мычание, как у немых, или хрип. Ничего. Абсолютно.
— Голос… — произнес я, только для того, чтобы что-то сказать. Фух. Получилось. Я не онемел. Тогда что это за приступ, блин блинный через блин блином⁈
— Чего? — тут же отреагировала она.
Ничего. Опять ничего. Я попытался повторить вопрос — и опять не смог. На Источник Сисеевых что, какое-то заклятье наложено, что про него никто говорить не может?
Тьфу ты. Викентий! Ты тормоз!
Это не какое-то там таинственное заклятье на Источнике — ага, проклятье на должность преподавателя ЗОТИ, блин — это царское Повеление! Вот так оно и выглядит, ага. Что там Василий Федорович тебе сказал? «Ни с кем насчет исчезновения Сисеевых не разговаривать»? Ну вот — ты разговаривать и не можешь. Царь запретил, все правильно.
Стоп. Нет. Неправильно. Я же только что Голос рассказал о Романовых. И никакой внезапной немоты не было. Что-то в моих рассуждениях не так…
А, нет. Не в них. В памяти.
Что царь государь дословно сказал? «Ни у кого не спрашивать — и одному человеку не рассказывать». Вот тут-то и получилась лазейка в его Повелении — не спрашивать он Повелел «ни у кого», а не рассказывать — «человеку». Но Голос-то — не человек! Поэтому мне ей рассказать и получилось. А вот расспросить ее — уже не могу.
Блин. Вот что, оказывается, человек под Повелением ощущает. Мерзкое чувство собственного бессилия.
Так. Стоп. Если к гибели рода Сисеевых причастен тогдашний царя — а я в этом практически уверен, только не понимаю, зачем ему это — тогда понятно, почему нынешний мне запретил в этом копаться, не хочет, чтобы я доставал какой-то грязный секрет. В принципе — оно и правильно. От таких секретов чем дальше — тем целее. Мне бы с моими собственными разобраться…
Блин!
Если причастен тогдашний царь — он мог Повелеть Голос, когда та еще была жива, никому не рассказывать об Источнике. Вот она рассказать и не может. А, возможно, тогдашний царь и призракам мог Повелеть. И что тогда получается?
Гибель Сисеевых как-то связана с их Источником? Его хотел забрать себе тогдашний царь? А сейчас — уничтожен род Осетровских и причина — опять-таки Источник. Не понимаю, зачем, но эти два события, столетней и двадцатилетней давности как-то связаны. Но вот — как?
Не понимаю… Не понимаю…
Ладно. Эту мысль я еще обдумаю, а пока попробую расспросить Голос еще немного.
— Голос, а ты знаешь, где в тереме спрятан МОЙ Источник?
— Ис… Ис…
Да что ж это такое⁈ Все мои построения насмарку⁈ Голос на вопросе о любых Источниках клинит? Да что с ней не так⁈
— Ис… Ис… Не знаю.
Фух. В этот раз ее быстрее отпустило. И даже вопрос запомнила.
— Не знаешь, где мой Источник?
— Не знаю, что такое Ис… Ис… Источник.
Да как так-то, а⁈
— Голос, Источник — это, хм, источник влияния боярского рода.
Молчание.
— Голос?
— Что?
— Что я сейчас сказал?
— Ты сказал «Голос?».
— А до этого?
— Спросил у меня, что такое… Не помню, о чем спросил…
В голосе Голос явственно слышалась паника.
— Не спрашивай меня больше об этом… Я боюсь… Я боюсь… Я боюсь, что ты меня бросишь.
— Куда я тебя брошу?
— Ну так ты же меня в свою семью взял. А я забываю. Ты меня обратно выгонишь. А я не хочууу!
Господи, вот только психотерапевтом у призрака я еще не был.
— Голос.
— Не бросай меня, пожалуйстааааа!
— Голос!
— Что?
— Я тебя не брошу.
— Правда?
— Правда.
— Викешенька!!! Я тебя люблю! Я бы тебя поцеловала, если бы могла!
Ну, что я говорил? В моей безумной команде пополнение.
И все-таки — почему Голос не может говорить об Источниках?
Глава 38
Над золотой-серебрянной Москвой — золотилась она бревнами домов и чешуей кровель, серебрилась снегом и инеем — плыл перезвон колоколов и запахи пирогов. Не вся Москва поголовно, конечно, разве что все москвичи дружно вдруг кинулись бы к печам, но, так как кортеж боярина Осетровского проезжал сейчас через торговые ряды, что перед Красной площадью, а что ж это за рынок, без горячего фастфуда, который наперебой предлагают продавцам, покупателям, праздным зевакам, случайным проходим и вообще всем, кто не смог убежать горластые разносчики. Вот и стелется над шумными рядами рынка запахи печеного, жареного, пряженого теста.
В другое время тут бы еще и жареным мясом пахло, которое бодро крутили бы на вертелах в дощатых лавках те же разносчики. Да уже давно начался Филиппов поста, так что про мясо забудьте до самого Рождества. Нет, дома-то мяско кушают, наверное, все — под крышей Бог не увидит — но вот так внаглую нарушать требование поста прямо посреди улицы не каждый осмелится. Так что — нет в пирожках мяса. Грибы да капуста, яблок да варенье, рыба да каши, горох да репа, черемуха да вязига…
Блин. Есть захотел.
Блинами, кстати, тоже пахло. Хоть ты останавливай кортеж да покупай себе порцию ноздреватых поджаристых кругляков.
Я прогнал из головы вызванные невесть откуда приблудившимся словом «кортеж» ассоциации с синими мигалками. И без них мой кор… выезд, блин! — выглядит достаточно солидно.
Крытые сани, с резными стенками и зашторенными окошками, запряженные тройкой коней, а следом за санями — десяток стрельцов верхом. В одинаковых черно-зеленых, «осетрового» цвета, кафтанах, с одинаковыми кокардами на шапках. Я все же добился того, чтобы мастер-чеканщик сделал моего осетра на гербе похожим именно на осетра. А не на крокодила! И вот по образцу этого самого герба отчеканили медные кокарды для моего воинства. А пусть все знают, что это люди боярина Осетровского!
Понты — наше все.
Даже кони под стрельцами были одной масти. Каурой, то есть темно-рыжей, с коричневыми гривами и хвостом и широкой полосой-«ремнем» вдоль хребта. Конечно, набрать вещих каурок на всех моих бойцов было бы сложно, но тут мне помогла…