Над бездной
Пейдж чувствовала, что такой разговор ни к чему хорошему не приведет. Человек, возможно, был великолепен, но бесчувственный, как камень. Она могла еще представить его кем-нибудь вроде преподавателя математики или надзирателя из общежития. Мара пришла бы в ярость, если бы узнала, что такой тип является членом преподавательского коллектива в Маунт-Корте.
– Этим юным девушкам, – сказала Пейдж, голос которой тоже приобрел стальной оттенок, – прежде всего необходимо понимание. Мне совершенно очевидно, что вы не тот человек, который в состоянии их понять. Надеюсь, что новый директор сможет.
– Я и есть новый директор.
Так, значит, он Ноа Перрини? Пейдж отказывалась в это верить. За пять лет ее работы в Маунт-Корте сменилось два директора. Первый вышел на пенсию, проработав двадцать три года, что на двадцать два года больше, чем второй. Оба они были седовласыми ограниченными людьми, оторванными от действительной жизни.
Ноа ничем не напоминал своих предшественников. Для этого он был слишком пунктуальным. И слишком молодым. И слишком привлекательным.
Девушки придерживались того же мнения, и Пейдж вспомнила, что еще на этой неделе слышала от них, что новый директор отличается чрезвычайной приверженностью к правилам и установкам. Что ж, все совпадает. Это означало также, что дальнейший спор вести с этим человеком бессмысленно, более того, дальнейшие препирательства в присутствии учениц могли вызвать ненужные осложнения. Меньше всего Пейдж хотелось осложнять и без того непростую ситуацию.
Она вернулась к девушкам и положила руку на плечо Дейдры.
– Нас разлучают. Но разговор у нас получился чрезвычайно любопытный. Почему бы мне не прийти к вам завтра, скажем, во второй половине дня? – Она, конечно, предпочла бы прийти утром, но в субботу наступала ее очередь выходить на дежурство. – Около часа? Встретимся на том же месте.
На этот раз в голосах девушек явственно звучало скрытое разочарование.
– Но это абсурдно.
– Можно подумать, что мы и в самом деле сможем сегодня заниматься.
– Это будет просто пустая трата времени. Пейдж сказала:
– Постарайтесь. Ради меня. А если вы не хотите делать домашнее задание, то напишите мне письмо о том, что значила доктор О'Нейл для каждой из вас. Это очень помогло бы мне. Я тоже очень тяжело переживаю ее смерть. – Стоило ей подумать, что она взяла себя в руки, глаза ее наполнились слезами. Она крепко обняла Сами.
Тая обняла их обеих. Еще несколько девушек подошли поближе и присоединились к маленькой группе. Пейдж была тронута их нежностью и благодарна им.
Но новый директор продолжал стоять на прежнем месте, наблюдая и ожидая, когда они выполнят его указание. Одна за другой, бросая в его сторону презрительные взгляды, девушки стали покидать гостиную.
Пейдж успокоилась. Но она чувствовала смертельную усталость и опустошенность. Тело ее болело. У нее был тяжелый день – несколько тяжелый день. Хотя Сами почти ничего не весила, Пейдж чувствовала, как лямки, которыми к ней была прибинтована девочка, буквально врезались в ее плечи. Она подложила руку девочке под попку, чтобы ослабить давление лямок.
Полагая, что новый глава школы ушел вместе с девушками, она тоже повернулась, чтобы уйти, но сразу поняла, что попалась – директор все еще стоял на месте, рассматривая ее изучающим взглядом. Пейдж неожиданно для себя подумала, что она бледна и плохо выглядит.
– Вы уверены, что вам не хочется проводить девочек в учебный центр? – резко спросила она. – Ведь они могут просто-напросто пройти мимо.
Мужчина позволил себе улыбнуться краешком губ.
– Это, пожалуй, наиболее наблюдательное высказывание из всего, что вы сегодня говорили. Детишки в нашей школе готовы на все только ради того, чтобы выяснить пределы нашего терпения. И как мне кажется, им до сих пор удавалось это в полной мере. Вполне возможно, что я не самый популярный субъект на территории школьного городка…
– И это еще мягко сказано.
– …Но черт меня побери, если я позволю себя дурачить.
Пейдж просто диву далась, глядя на выдержку этого человека.
– Умерла моя подруга. И потому не кажется ли вам, что в такое время люди должны быть чуточку помягче?
– Мне кажется, – холодно заметил директор, – что более всех смертью вашей подруги опечалены именно вы, и, хотя девочки, возможно, тоже опечалены, они не преминут использовать ваше состояние в своих собственных интересах.
– Если бы вы знали Мару, то не стали бы говорить подобные вещи. Она была очень активным человеком. Девушки ее просто обожали.
– По крайней мере, одна из этих девушек ни разу в жизни не встречалась с доктором О'Нейл. Она здесь только первый год, а семестр начался всего пять дней назад.
Пейдж резко вскинула голову.
– Дискуссия, возможно, началась с разговора о Маре, а потом рамки ее расширились. Мы говорили об одиночестве и о средствах его преодоления, что для учениц в этом возрасте особенно важно. Из тех вопросов, которые задавала мне Сара, я поняла, что эта девушка по-настоящему болеет душой за окружающих ее людей. Поскольку она новенькая, то, вполне вероятно, она испытывает чувство одиночества и боится его. И это будет продолжаться до тех пор, пока она не сойдется поближе с другими девушками, которые станут ее подругами. И самое главное, если бы она имела родителей, которые могли бы не меньше беспокоиться…
– Ее родители не безразличны к ней.
– Вы понимаете, что она не знает, кому она может довериться и с кем поговорить, если ее беспокоит что-то. И это пугает меня. Если бы у меня была дочь…
– А это что? – перебил ее директор, кивком головы указав на сверток, находившийся у Пейдж на груди.
Ребенок как раз выбрал этот момент, чтобы зашевелиться, и Пейдж отодвинула от ее личика тяжелое вельветовое одеяло. Глазки Сами были закрыты. Один крохотный кулачок находился у рта девочки. Пейдж нежно разжала крохотные пальчики и спрятала большой внутри кулака ребенка.
– Это, – проговорила она со вздохом, – тот самый ребенок, которого Мара хотела удочерить. Ее привезли несколько часов назад.
– Неужели женщина могла покончить жизнь самоубийством непосредственно перед приездом ребенка?
Пейдж тоже постоянно мучилась этим вопросом. Затем, против своей воли, она подумала: «А может быть, это и так. За последние несколько лет Мара стала приемной матерью для пятерых детей. Таня Джон была последней. Когда ее забрали от родителей, оскорблявших ее и помыкавших ею, она прожила с Марой почти год. Мара искренне верила, что девочка счастлива с ней, что понемногу выбирается из своей скорлупы и становится более уверенной в себе. И вдруг – словно гром среди ясного неба – ее воспитанница убежала. Когда ее нашли, то пристроили к другим приемным родителям, а в сердце Мары осталась глубокая, незаживающая рана. Интересно, – думала Пейдж, – неужели побег Тани оказался настолько сильным ударом для Мары, что она стала сомневаться в своих способностях удочерить и воспитать Сами? Но ведь ты ничего не сказала, Мара. До самого конца ты с энтузиазмом говорила об удочерении девочки. Ты проделала всю подготовительную работу, накупила всевозможные детские вещи и даже отремонтировала и украсила детскую комнату. Ты была просто наверху блаженства. Что это? Временное помешательство? Но это так не похоже на тебя».
– Что-то с ней случилось. Я должна выяснить, в чем дело.
– А ребенок? Что будет с девочкой?
– Пока для нее не найдется приемных родителей, она останется со мной.
– Вы замужем?
Она посмотрела ему прямо в глаза:
– Нет.
– Вы практикующий педиатр?
– Да.
– А что вы будете с ней делать, когда вам придется идти на работу?
Голос Пейдж приобрел взволнованные нотки:
– Ума не приложу.
– Вам необходимо все обдумать.
– В сущности, – ее беспечное настроение сменилось смутной тревогой, – это произошло так быстро, что у меня совершенно не было времени все обдумать.
Директор отвернулся с видимым раздражением.