Над бездной

– Нравится, да? – спросила она, чувствуя, как по ее телу разливается приятное тепло от живого существа, лежащего на коленях. Она знала, что ей вряд ли удастся оставить котенка у себя, но в настоящий момент это было совсем не так плохо.
Пейдж решила попытаться дозвониться до Мары еще раз. Мара редко засыпала раньше двух ночи, да и вообще спала мало. Она в основном бодрствовала и размышляла, а поскольку человеком она была активным, то у нее хватало тем для размышлений. Вне всяких сомнений, на этот раз она размышляла о Тане Джон, своей приемной дочери, которая от нее сбежала. И это было тяжелым ударом для Мары.
Подумав об этом, Пейдж решила не звонить ей. И еще потому, что Мара в последнее время выглядела очень усталой и могло случиться так, что она, несмотря на свои привычки, все-таки заснула.
Котенок свернулся клубочком, уткнув нос в свой живот и прикрыв глаза. Она отнесла его в кухню и заботливо уложила в импровизированную постельку, которую сама же для него приготовила, но не успела она вернуться в холл, как он молнией промчался мимо. Когда она вошла в спальню, зверек уже поджидал ее, лежа на постели. Она слишком устала, чтобы возражать против вторжения котенка в ее личную жизнь, поэтому быстро разделась и залезла под одеяло. Больше она уже ни о чем не думала и проснулась только под утро, когда телефон громко зазвонил у нее под ухом.
Джинни, секретарь из офиса, звонила, чтобы сообщить Пейдж, что уже восемь тридцать, а Мара еще не пришла. Она также не отвечала на телефонные звонки и на вызов по приемнику коротковолновой связи, предназначенного для экстренных вызовов.
Пейдж разволновалась. Она поставила телефонный аппарат к себе на постель и попыталась сама связаться с Марой по телефону, но с таким же успехом, как и накануне вечером. Она и представить себе не могла, чтобы Мара отлучилась куда-нибудь надолго, зная о том, что ее ждут пациенты. Пейдж представила себе, что Мара, возможно, отправилась на автомобиле за город, как она обычно делала, когда была чем-то расстроена, устала за рулем, съехала на обочину и заснула прямо в автомобиле.
Пользуясь простотой общения, свойственной небольшим городкам, она набрала номер полицейского управления Таккера и рассказала обо всем помощнику шерифа, который пообещал проверить окрестные дороги и заодно заглянуть к Маре домой. Судя по всему, он нисколько не был раздосадован звонком и просьбой Пейдж, а, наоборот, казалось, был рад заняться хоть какой-нибудь полезной деятельностью. Не считая редких автомобильных катастроф, город Таккер, штат Вермонт, представлял собой весьма сонное местечко. Здесь приветствовалось любое волнующее событие.
Пейдж оставила в покое телефон и проследовала в душ. Горячий душ очень нравился Пейдж, у него был только один недостаток – утром под горячими струями не очень-то понежишься. Она вышла и потянулась рукой к полотенцу, но вскрикнула, так как в этот момент из-под ее ног метнулось маленькое мохнатое существо и кинулось в ванную, невзирая на облака пара, в буквальном смысле вырывавшиеся из нее – душ Пейдж принимала очень горячий.
– Ты испугал меня, малыш! – наставительно крикнула она в ванную. – Я просто забыла, что ты еще здесь. Ты что, решил устроить экскурсию по дому? – Пейдж продолжала с силой растирать тело мохнатым полотенцем. – Послушай, смотреть здесь особенно нечего. Вряд ли кто-нибудь отважится назвать мою квартиру большой.
Затем ей представилось, что в ее не особенно большой квартире она станет находить тоже не особенно большие дары кошачьего желудка, и ей на мгновение стало дурно. Она ведь так и не показала котику, куда ему следовало ходить. Опасаясь в этом смысле самого худшего, Пейдж вернулась в спальню и натянула черный костюм и белую летнюю блузку с тремя пуговицами на груди. Потом она прошла на кухню и приспособила для кошачьих нужд небольшой пластиковый подносик, оставшийся от готовой пиццы. Не прошло и минуты, как она обнаружила на подносике кошачьи фекалии.
– Молодчина, – с удовлетворением произнесла она. – Хороший котик! – Заодно она обратила внимание, что большая часть пищи на блюдечке оказалась съеденной, и добавила туда еще немного. Потом она налила в мисочку свежую воду, а себе – немного апельсинового сока в стакан. Торопливо выпив сок, она поставила стакан в мойку.
 
– Я иду на работу, – заявила она котенку, который внимательно слушал хозяйку, уставившись на нее крохотными круглыми глазенками. – Не смотри на меня так жалобно. Я всегда хожу на работу. Вот поэтому я не могу позволить себе завести котенка – такого, как ты. – Она нагнулась и дала котенку шлепок. – Если тебя не заберет к себе Мара, то заберет кто-нибудь еще. Я найду для тебя дом, где очень любят котят.
Она выпрямилась и посмотрела на котенка сверху вниз. Он показался ей таким крошечным и одиноким, что внутри у нее все сжалось.
– Вот именно поэтому я не могу позволить себе завести котенка, – еще раз пробормотала она и, сделав над собой некоторое усилие, решила на время не думать о своем питомце и пошла к двери.
Офис был битком набит. Пейдж ходила из одной смотровой в другую, не имея возможности передохнуть и вспомнить о Маре, пока не схлынула большая часть пациентов. Когда она наконец вернулась в свой кабинет, то оказалась лицом к лицу с начальником полиции.
Что-то случилось. Она поняла это сразу, как только увидела полицейского. Норман Фитч был крупным мужчиной с резкими чертами лица, но сейчас он выглядел так, словно его мучила боль в желудке.
– У нее кончился бензин, но не раньше чем она умерла, – пробормотал он. – Двери гаража были плотно закрыты.
Пейдж стала белой как стена.
– Что?
– Я о докторе О'Нейл. Она мертва.
Сначала эти слова прозвучали как эхо в комнате и только через некоторое время дошли до сознания Пейдж. Пейдж не любила слова «мертвый, мертвая, смерть». Она никогда их не любила и в основном по этой причине, когда окончательно влюбилась в профессию врача, решила стать педиатром. В педиатрии эти слова используются сравнительно редко.
– Мара умерла? Это невозможно!
– Мы отвезли ее в морг, – сообщил Норман. – Вам придется поехать и опознать тело.
Опознать тело?! Пейдж приложила ладонь ко рту. Нет, Мара не тело. Она такая деятельная, живая – просто фейерверк. Сама мысль о том, что тело Мары можно отвезти и упрятать в морге, никак не вязалась с образом этой женщины.
– Мара умерла?
– Коронеру придется делать вскрытие, – сказал Норман. – Но следов насилия нет.
Прошла минута, прежде чем Пейдж окончательно уяснила для себя случившееся, и еще минута, прежде чем охвативший ее ужас дал ей возможность говорить.
– Так, значит… значит, вы думаете, что она совершила самоубийство?
– Похоже, что так.
Пейдж отрицательно покачала головой.
– Она не могла. Все, что угодно, только не самоубийство. Нет, я уверена, случилось другое. – Не может быть, чтобы Мара умерла. Пейдж взглянула на дверь, словно надеясь, что виновница трагедии вот-вот ворвется в комнату и спросит, почему в ее кабинете присутствует шериф.
Но в комнату никто не ворвался. Дверь по-прежнему оставалась закрытой, а Норман продолжал настаивать на версии самоубийства.
– Техника испытанная, классическая, можно сказать. Все просто, как яблочный пирог, а также безболезненно.
– Мара не могла покончить жизнь самоубийством, – настаивала Пейдж. – Она была для этого слишком рациональной. У нее было множество пациентов и вот-вот должен был появиться ребенок.
– Она была беременна? – удивился Норман. И его удивление поразило и разозлило Пейдж, поскольку о теле доктора О'Нейл он говорил без всякого удивления. Ее голос приобрел более суровые нотки.
– Она ждала приемного ребенка. Из Индии. Слишком долго, – так сказала она мне, – но она все равно была счастлива. Мы с ней разговаривали позавчера. Она говорила, что индийские власти согласились с ее кандидатурой и что ребенок прибудет примерно через месяц. Она уже приготовила комнату и детскую одежду для ребенка. И всякие детские принадлежности, даже игрушки. Она так его ждала. И казалась очень взволнованной и счастливой.