Друг и лейтенант Робина Гуда (СИ)

— Пристрели их!!! — взвыл я. — Ну!!!
Удар локтем — а потом, если повезет… Меч из моих ножен пропал, но можно было попытаться завладеть оружием того охотника за «волчьими головами», который сопел мне прямо в затылок… Нет. Наделать глупостей я всегда успею, только глупости, как и меткая стрельба, всегда были привилегией Робина Гуда…
Новый рывок за волосы был таким свирепым, что я не удержался от вскрика.
— В последний раз говорю, волчара, — топай сюда, не то мы отрежем ему оба уха!
— Робин!! — взревел я. — Стре…
Локсли выстрелил дважды так быстро, что я едва успел заметить, когда он выдернул из колчана вторую стрелу.
— …ляй!..
Пятерня на моих волосах разжалась, раздался дикий вопль, но надо мной просвистела третья стрела, и крик оборвался.
Я не стал оборачиваться. Сзади царила полная тишина, поэтому я просто прилег на бок и начал ждать, когда стремительно крутящийся по суживающейся спирали мир угомонится.
— Джон, ты живой?!
— Мгм…
Слегка дрожащие руки помогли мне сесть.
Кружение прекратилось, я осторожно ощупал затылок и ничуть не удивился огромной шишке и слипшимся от крови волосам. Потом оглянулся на тех, кому повезло сегодня меньше, чем мне.
Один бородач валялся на боку, в его теле торчали две стрелы — одна в груди, вторая в левом плече. Его подельщик лежал на спине, все еще сжимая в руке лук, обиженно пялясь в осеннее низкое небо. «Серый гусь» впился в его горло под подбородком, его собственная стрела так и осталась на луке.
Порядком бледный Локсли отпустил мои плечи и принялся массировать свои.
Стараясь не делать резких движений, я встал, поднял меч, вернул его в ножны и перебрался под большой ясень у края тропинки. Спустя несколько минут ко мне присоединился Робин, забравший с трупов все, что стоило забрать, в том числе солидных размеров флягу в ивовой оплетке.
Локсли вытащил зубами пробку, понюхал горлышко, плеснул жидкость на откромсанную от камизы ближайшего бородача тряпку и протянул мне. Я промокнул сначала порез на шее, потом — ссадину на затылке и тихо выругался. Японский городовой, это было куда больнее, чем сам удар! Однако после первого же глотка из трофейной фляги мне стало ясно — сия влага предназначалась для наружного применения, никак не для внутреннего.
И все же мы с Локсли некоторое время по очереди прихлебывали кошмарное яблочное вино, сидя под деревом и глядя на валяющиеся на тропинке трупы.
— Неплохие выстрелы, — наконец сказал я.
— К дьяволу в задницу такие выстрелы, — проворчал Робин. — С тридцати шагов можно было бы влепить этим олухам по стреле в каждый глаз!
— А по мне, так все вышло неплохо. Вряд ли я когда-нибудь научусь так стрелять.
— Ты слишком дергаешь кистью, когда отпускаешь тетиву. Сколько раз тебе говорить — тетива должна как будто перерезать пальцы…
— Чем все время бубнить одно и то же, лучше взял бы да показал.
— Я показывал тебе столько же раз, сколько объяснял!
— Ха! По-твоему, я могу разглядеть, как муха в полете машет крыльями?..
— Ладно, в следующий раз выстрелю так медленно, что ты захрапишь, прежде чем я пущу стрелу.
— Договорились.
Я протянул Локсли флягу, но тот отрицательно помотал головой. Тогда я сам сделал глоток, надеясь выбить клин клином. Когда желудок прожигает такая дрянь, становится уже не до боли в затылке.
Порыв ветра взметнул опавшие листья и покрыл трупы их пестрым узором.
Робин прерывисто вздохнул и нарушил затянувшееся молчание:
— Джон… Ты вправду думаешь, что Марианна сейчас?..
Я быстро взглянул на него, но Локсли смотрел только на серое небо над опаловыми переливами осеннего леса.
— Я не сомневаюсь, Робин. Если кто и заслужил блаженство в раю, так это она.
— Но… наш грех…
— Мария Магдалина грешила еще больше, помнишь? И Богородица тоже зачала вне брака.
— Не богохульствуй! — Локсли резко повернулся ко мне — но замер, услышав далекий звук рога. — Хей, слышишь?
— Да. Это Дик, — отбросив флягу, я начал вставать.
Боль в голове уменьшилась, разноцветные пятна больше не выплясывали перед глазами, и все же мне не очень хотелось резвиться. Зато Робин вскочил так бодро, словно не влил в себя с утра пол пинты эля, заполировав его скверным яблочным вином.
 
— Где это, на северной просеке? — спросил я.
— Нет, дальше, возле моста через ров, — главарь аутло сорвал с пояса рог и протрубил ответный сигнал. — Пошевеливайся, сэр Гринлиф, нельзя заставлять гостей ждать!
  
Глава двадцать седьмая
 
РОБИН ГУД И АББАТ
 
 
 
 
«Выходит, все мы бедняки,
 
Бедняк на бедняке?
 
Ну что ж, помолимся втроем
 
О толстом кошельке».
 
 
 
И на коленях два попа
 
Взвывали к небесам:
 
«Пошли нам, Боже, золотых,
 
А сколько, знаешь сам!»
 
 
 
Ломали руки два попа
 
И охали, молясь,
 
А Робин песни распевал,
 
Над оханьем смеясь.
 
 
 
Потом он крикнул двум попам:
 
«Ну, братья-бедняки,
 
Посмотрим, что послал Господь,
 
Проверим кошельки!»
 
 
 
И тут Господни чудеса
 
Свершились наяву:
 
Пятьсот блестящих золотых
 
Посыпались в траву.
 
 
 «Робин Гуд молится Богу» 
 
 (перевод Игн. Ивановского) 
 
 
— Похоже, в Шервуд залетела важная птица! — Робин чуть передвинулся, чтобы лучше рассмотреть людей на той стороне рва.
— Ты даже не представляешь, насколько важная, — хмыкнул я. — К нам пожаловало украшение сословия oratores!
Брат Тук навострил уши, услышав латинское словцо.
— Ты, что ли, знаешь этого попа, Джон?
— Еще бы. Еще бы мне не знать Йоркского аббата Герфорда!
— Гер… А, это тот оборотистый святоша, который чуть не оставил твоего тестя нищим? Да, знатного гостя послал нам сегодня Господь!..
— Или Пресвятая Дева Мария, — прошептал Локсли. — Думаю, Богородица решила, что пришел час уплаты денег, которые одолжил у нас Ричард Ли.
В глазах вожака аутло светилось прежнее вдохновенное хулиганство, и я не без сожаления повернул его лицом к суровой прозе жизни:
— И как ты собираешься стряхнуть с аббата этот долг, Робин? Преподобный отец не расстается с деньгами, если не рассчитывает получить под них хорошие проценты. А теперь посчитай его телохранителей и прикинь, во что нам может встать святое золотишко…
Локсли наклонил голову к плечу, задумчиво глядя на аббата, с помощью двух слуг слезающего с пегого мула, и на провожатых преподобного. Противоположная сторона рва была ниже нашей, поэтому мы отлично видели, сколько оружия понавешено на телохранителях Герфорда, — лично мне больше всего не понравились четыре арбалета.
— Десяток человек, — пробормотал рядом со мной фриар. — Но нам доводилось управляться и с десятком стражников, верно? А эти разжиревшие на церковных хлебах дармоеды ничего не смыслят в настоящей драке — in pace leones, in proelio cervi! [43]
— Сие есть непреложная истина! — Локсли поправил за спиной колчан, и Дикон встревожено дернулся.
— Эй, Робин, мы ведь не поднимем руку на попа? Одно дело — стражники, другое дело — духовник…
— Да разве я когда-нибудь поднимал руку на служителей Господа, Дикон? — Локсли широко улыбнулся. — Наоборот, я собираюсь встретить преподобного отца с величайшим почетом… Но только его одного. Остальным гостям придется заглянуть в следующий раз!