Пионер в СССР (СИ)
Судя по лицу Фокиной, бесстрастному и равнодушному, срать она хотела на это море. Видимо, кому-то просто захотелось провести разведку. Если в девчонку забрался псионик, то он, как и я, пребывает в лёгком шоке от условий своего нового существования. Ни минуты в тишине, ни секунды наедине с собой. А я доподлинно знаю, как мы, псионики, ценим и одно, и другое.
Мысли посторонних людей иногда напоминают пчелиный улей, который постоянно гудит. В этом шуме периодически кто-нибудь думает громче остальных. Даже спустя многие годы невозможно привыкнуть до конца к подобному звуковому сопровождению. Так и хочется иной раз встать, где бы ты не находился, и заорать — твою мать! Просто заткнитесь! Все!
Странно, что нас обвиняют в излишней кровожадности. Говорят, мол, псионики склонны к неоправданной жестокости, любят убивать просто так. Просто так⁈ Спасибо скажите, что мы имеем долгое терпение.
Так вот, уверен, псионик, который сидит в Фокиной, сейчас тихо ненавидит все, что его окружает. Мне в этом плане легче. Я ни черта теперь не слышу и не чувствую. Нет, с точки зрения возможностей это, конечно, плохо. Очень плохо. Но в плане существования среди слишком большого количества людей, наоборот, хорошо. Хотя, я бы лучше снова хотел почувствовать этот вечно гудящий улей, чем ощущать пустоту внутри.
— Маша…– Повернулся к Фокиной, которая стояла по правую руку от Селедки. — Совсем не ожидал тебя увидеть. Но это так здо́рово, что вы решили сходить на море. Составлю вам компанию, если не против.
Фокина открыла рот, набирая воздуха в грудь. Она, судя по всему, планировала ответить, что как раз очень даже против. Маша явно не горела желанием заполучить еще кого-то в компанию. Селедка была ей нужна для сопровождения, как местный житель. В моем присутствии Фокина не нуждалась.
— Вот и отлично! — Я, не дожидаясь ответа, подскочил к Маше, ухватил ее за локоть и потащил вперёд. — Идем, мне пацаны показывали самый короткий путь.
Естественно, ни короткого пути, ни длинного я не знал. Никто мне ни черта не показывал. Дальше этих кустов мы в прошлый раз не ушли. Однако, Фокина об этом не знает. Поэтому она дёрнулась сначала назад, собираясь все же послать меня к черту, но потом, видимо, одумалась. Шляться ночью с пацаном всяко лучше, чем с девчонкой. Так она, наверное решила. Хотя, по мне, совсем наоборот. Из нас двоих на данный момент Селедка гораздо более надёжный проводник. И место ей знакомо лучше, и время родное, и вообще, Тупикина, если говорить откровенно, на голову немного отмороженная. Ни хрена не боится. Чем, наверное, и стала мне симпатична. Люблю таких личностей. Которые на самом деле — личности, даже не смотря на возраст.
— Ой! — Раздалось за нашими с Машей спинами. Потом послышался треск и глухой звук удара.
Я обернулся. Селедка сидела на земле, странно вывернув ногу, и таращилась на меня огромными, испуганными глазами.
— Что такое? — Спросил я ласковым голосом. Сам подумал, молодец! Очень натурально упала. И не подумаешь, будто притворяется.
— По-моему, я вывихнула лодыжку. — Тупикина вдруг подмигнула мне одним глазом и повела голову в сторону. Но не с тем посылом, какая она молодец, а будто говорила, иди сюда.
— Какая жалость… — Я сделал шаг в сторону Селедки. Маша стояла на месте, с интересом рассматривая подругу, которая расселась под кустом в лесу.
— Я. Подвернула. Лодыжку. — Повторила Тупикина, будто информация предназначалась законченному олигофрену, а потом снова подмигнула. Теперь дважды.
— Ты ведь теперь не сможешь идти… Придётся вернуться. Да? — Я сделал еще несколько шагов к Селёдке, не до конца понимая, с хрена ли она гримасничает. Ну, договаривались, да. Все всё помнят. Что за странное поведение?
— Я на самом деле подвернула ногу, придурок. — Громко зашипела Тупикина, а потом в полный голос добавила. — Не могу сама встать.
Это была подстава подстав. По нашей задумке я вообще-то должен остаться с Фокиной наедине, чтоб поговорить с глазу на глаз. По-мужски. Меня совсем не смущает, что сейчас псионик в теле девчонки. Он по любому одного со мной пола. Женщины не рождаются псиониками. Не знаю, почему. Скорее всего дело в излишней эмоциональности их натуры. Честно сказать, мысль о псионике женского рода меня ужасает. Представить страшно, что способна натворить такая особа в не самые лучшие ее дни.
Поэтому и беседа у нас должна была сложиться жёсткой. А теперь, что? Теперь есть Селедка, которая сидит на земле и по-моему, готова расплакаться.
— Ну, ты и скотина, Ванечкин… — Снова прошептала Тупикина.
Я понял, она реально сейчас заплачет. Только не из-за страха, боли или ещё чего-то такого. От бешенства и злости. Селедка явно злилась. Причем, злилась очень сильно. Вот об этом и говорю. Не девка, а настоящий солдат. Первый солдат моей армии.
— Да почему я скотина-то? — Подошел совсем близко и присел на корточки. — Ты вообще не можешь подняться?
— Нет, блин! Мне просто очень нравится сидеть в грязи! Я же не человек, а свинья! — Огрызнулась Селедка.
— Знаешь, что? — Меня, честно говоря, тоже сложившаяся ситуация начала бесить, — Ты не свинья, а змея. Ползи вот теперь в сторону лагеря.
Я хотел встать и отойти, но Тупикина ухватила меня за руку.
— Петя, извини. Не обижайся. Правда не могу подняться сама. Помоги.
— Давай мы поможем Лене, потом отведем ее к корпусу, а сами прогуляемся. — Раздался вдруг совсем рядом голос Фокиной. Как она подошла, я не слышал от слова «совсем». — Здо́рово я придумала?
Маша улыбнулась, сильно напоминая мне носителя искусственного интеллекта. Слишком радостной была эта улыбка. Неестественно радостной. Это лишний раз подтверждало мою уверенность, что сознание Фокиной находится под чужим контролем. Мышцы лица еще плохо слушают приказы серого вещества.
— Отлично… — Протянул я. Хотя ни черта отличного в сложившейся ситуации не было.
Глава 10.2
Все дальнейшее действо сильно напоминало мне сцену из старых фильмов, которые, благодаря экспериментам начальника тюрьмы, мы были вынуждены смотреть наряду с походами в библиотеку. В отличие от книг, их приходилось читать ежедневно, кино нам крутили один раз в неделю. Для этого в каждой камере был установлен плазмовоспроизводитель. То есть хочешь, не хочешь, а приходилось два часа пялиться на экран, где шел какой-то особо поучительный фильм с особо поучительным смыслом. И никуда не денешься. Некоторые, кстати, я смотрел с удовольствием.
Так вот сейчас, обычный поход за пределы лагеря превратился в сценарий кино. Ну… Ладно. Может, и не совсем обычный, так-то я собирался под пытками узнать правду у псионика, сидящего в Фокиной. Однако все равно подобных сложностей не ожидал.
Когда стало понятно, что Селедка реально не может принять вертикальное положение сама, ухватил ее под руку, помогая подняться. Она закинула эту руку мне на шею, и мы отправились обратно в лагерь. Я мысленно проклял все. А в первую очередь, саму девчонку. Как можно было вывернуть ногу, изображая, что вывернула ногу. Это просто анекдот.
Тупикина висела на мне соплей и периодически тихо ойкала. Но при этом героически терпела боль. А ей действительно было больно. Зубы она сцепила так, что было слышно их скрежет. В какой-то момент я даже ждал фразу, наподобие:«Командир, брось меня, спасайся сам». Такое выражение лица было у этой девчонки. Поэтому и вспомнились старые фильмы о войне и подвигах.
Рядом шагала Маша. Вот ей точно все происходящее было глубоко по хрену. Она просто тупо смотрела вперед. В одну точку. Ничего не говорила. Подругу никак не поддерживала. Ну, это понятно. Сейчас для Фокиной Селедка — вовсе не подруга. Потому что Фокина — вовсе не Фокина.
Минут пять мы лезли через дыру в заборе. Селедка сама этого сделать не могла, приходилось ее подпихивать сзади. Естественно, так как Маша особого стремления помочь не проявила, выполнял функцию толкача я. В итоге Тупикина повернула ко мне раскрасневшееся, смущённое лицо и предложила, чтоб я вылез первый, а потом уже оттуда, со стороны лагеря, помог выбраться ей.