Книга нераскрытых дел
– Это тяжело. Я вам сочувствую.
Она пожала плечами:
– В третий раз помогло. Прежде чем мы начнем, я должна сказать, что навела о вас справки.
– Прошу прощения? – Моя рука зависла над раскрытой сумкой.
– Я должна была убедиться, что вы та, за кого себя выдаете. По-видимому, это так. Вы назвали свое настоящее имя, и вы работаете в клинике пять лет. Хотелось быть уверенной, что вы настоящая, прежде чем впускать в дом.
Это выглядело почти смешно. Я переживала, что останусь наедине с Бет, но мне и в голову не приходило, что она точно так же боится находиться наедине со мной.
– Что еще вы выяснили?
Я думала о том, что случилось, когда мне было девять. Об «инциденте», как я его называла. Насколько мне известно, мое имя в газеты не попало.
Бет поставила бокал.
– Не слишком много. Я вас впустила. Если меня больше не увидят, то это осознанный риск. – Она посмотрела мне в лицо. – Обо мне вы думали то же самое, правда? Что я могу вас убить?
– Вас оправдали, – ответила я.
К моему удивлению, Бет рассмеялась. Смех вышел горьким, но в то же время искренним, и на мгновение я увидела молодую женщину, находившуюся в центре внимания журналистов несколько месяцев 1977 года. Убийца или нет, Бет Грир обладала харизмой, которая завораживала собеседника.
– Но вы не считаете меня невиновной?
Что я должна ответить? Нужно сказать правду. Все наше интервью – это выяснение правды.
– У меня куча вопросов. Я много читала о вашем деле, но у меня все равно такое чувство, как будто я вижу только малую часть.
– В таком случае вы проницательны, на что я и надеялась, – сказала Бет. – Первое, что вы должны запомнить: если на суде и было произнесено хоть слово правды, я этого не помню. В основе процесса – слухи и ложь. Вам известно, что они думали, будто я сплю с Рэнсомом?
– Я об этом читала. – Рэнсом Уэллс, адвокат Бет, был старше нее, имел семью, но это не имело значения. – Но никогда не верила.
Бет откинулась на спинку дивана. Она явно контролировала свои эмоции, но ее лицо оставалось жестким.
– Ходили слухи, что я трахаюсь со всеми подряд. В 1977 году, если у тебя были сиськи и задница, тебя считали шлюхой. А если ты злилась, всем было смешно. Я была предметом похабных шуток – для копов, для газет, для судьи. Всерьез они приняли меня только тогда, когда подумали, что я могу вышибить им мозги. Это был единственный раз, когда я их напугала.
Я смотрела на нее во все глаза, не в силах вымолвить ни слова. Кровь застучала в висках, на шее выступил пот. Ощущение было странным, но в то же время приятным. Бет Грир говорила мне правду. Удивительную и в то же время пугающую. Вот оно – то, чего я так хотела. Рядом с ним вся моя остальная жизнь поблекнет до неразличимости. Такого кайфа не даст ни один наркотик.
– Продолжайте, – попросила я.
Бет взяла бокал, и кубики льда в нем снова звякнули.
– Почему вы не водите машину? – спросила она вместо ответа. – Вы не пьете, как я, так что причина не в этом. Назовите мне настоящую.
Я не собиралась с ней откровенничать. Это был инстинкт – никому ничего не рассказывать. Эстер знала. Родители знали. И естественно, мой психотерапевт. Бывший муж слышал мою историю только один раз – через полгода после того, как мы начали встречаться. И больше никто. По крайней мере, от меня. Поэтому, начав говорить, я удивилась самой себе:
– Мне было девять. Я шла домой из школы. Рядом остановилась машина, и мужчина спросил, не замерзла ли я. Сказал, чтобы я села к нему. Что он отвезет меня к родителям. – Я не отрывала взгляда от Бет, которая внимательно смотрела на меня. – Я села в машину. А через несколько минут поняла: что-то не так. Попросила меня выпустить, но он отказался. Я стала умолять. Он меня ударил. Я начала бороться с ним и кричать. Он пытался прижать меня к сиденью и заставить замолчать, но ему нужно было вести машину. Когда он отвлекся и машина притормозила, я открыла дверцу, выпрыгнула и побежала. Я все рассказала родителям, и полиция нашла его и арестовала. Он выйдет через несколько месяцев, а я не вожу машину. С того дня в машине я не чувствую себя в безопасности. Я их ненавижу.
В моей голове раздавался рев, словно кто-то открыл люк космического корабля. Я была здесь и одновременно не здесь. Была всем и ничем.
Это был мой самый главный секрет – то, о чем я никому не рассказывала. Никогда. И вдруг только что выдала его Бет Грир.
Ее лицо осталось непроницаемым. Оно не сморщилось от жалости, чего я так боялась. Вид у нее был задумчивый, лицо не выражало никаких чувств – лицо женщины, которая не лезет в чужие дела, – и на мгновение у меня мелькнула безумная мысль: каким облегчением стала бы дружба с человеком, лишенным эмоций.
– Это конец истории? – спросила она.
Мои ладони взмокли, живот скрутило. Я испугалась, что меня стошнит.
– Да. Это конец истории.
Интересно, знает она, что я лгу?
Хотя кого я обманываю? Конечно, знает.
Глава 11
Сентябрь 2017
ШЕЙ– Ладно, – сказала я, доставая сотовый телефон и включая запись. – Давайте поговорим об убийствах Леди Киллер.
– Давайте, – сухо ответила Бет.
– Думаю, нет смысла спрашивать, ваших ли это рук дело?
Она даже не моргнула. В безжалостном свете, падавшем из окна, ее высокие скулы и большие глаза выглядели особенно впечатляюще.
– Вы составите собственное мнение, – ответила она. – Как все.
Я окинула взглядом комнату: старомодные статуэтки, стены с панелями из дорогого темного дерева, старый постер с изображением скачущей лошади.
– Когда все произошло, вы жили здесь, – сказала я. – Одна.
Бет ждала. Она умела сохранять видимость безмятежности.
– Ваши родители умерли, и вы к тому времени уже два года жили тут одна.
– Это вопрос?
– Разве вам тут нравилось? – спросила я. – В этом доме?
Он давил. Тут было по-своему красиво, но гнетуще. Как в жилище покойника. Куда ни повернись, везде окна с холодным, безрадостным пейзажем, и, хотя в них проникал свет, мне хотелось попросить Бет снова задернуть шторы.
– Вероятно, дом обставляла ваша мать, – предположила я. – После ее смерти вы ничего не стали менять. Все осталось прежним.
Мой взгляд вернулся к Бет, и я увидела, что она пристально наблюдает за мной. Ее лицо оставалось непроницаемым.
– Меня об этом никогда не спрашивали. Все хотели знать лишь одно: я ли это сделала.
– Я просто не могу представить себе такого, – объяснила я. – Жить в доме родителей после их смерти… После всей этой трагедии. Почему вы не переехали?
Она посмотрела в окно.
– Легко сказать. Просто собери вещи и уезжай. Я говорила это себе тысячу раз. Но некоторые места так крепко держат тебя, что ты не можешь освободиться. Сжимают, будто в кулаке. – Она снова повернулась ко мне, и в ее глазах что-то блеснуло. – Иногда ты просто вязнешь. На много лет. Как вы с вашей дурацкой боязнью автомобилей.
Я открыла рот, собираясь возразить: моя фобия вовсе не дурацкая. Но сдержалась, почувствовав ловушку. Она пытается отвлечь меня? Если да, то от чего?
Я кашлянула.
– Наверное, трудно бросить дом, где жили родители.
Бет почти развеселилась, услышав эти слова, но я не понимала причины.
– Ваши родители умерли? – спросила она.
Я покачала головой:
– Нет, они во Флориде.
Уголки ее губ дрогнули в подобии улыбки.
– Стоит ли мне шутить насчет того, что это одно и то же?
– Думаю, нет.
– Тогда я воздержусь.
Она была очаровательна. По-настоящему. Судя по тому, что я читала, социопаты нередко бывают очаровательными. Нельзя забывать об этом.
– Что вы чувствовали тогда? – спросила я. – После смерти родителей и до убийств?
– Я словно онемела, – ответила Бет. – Мне было девятнадцать, когда погиб отец, и двадцать один, когда погибла мать. В 1977 году люди не ходили к психотерапевту, чтобы справиться с горем. Я была совершеннолетней и унаследовала кучу денег. Люди думали, что со мной все будет в порядке. Никто обо мне не заботился, а я о себе заботиться не умела. У меня были знакомые моего возраста, но я знала, что родителям они бы не понравились. Они начали приходить ко мне, а может, я сама их приглашала – не помню. Они заявлялись сюда, и мы пили. Или я шла на вечеринку, и мы пили. Никто меня не останавливал, а самой остановиться мне не приходило в голову. Я знала, что не хочу быть трезвой.