Книга нераскрытых дел

Именно тот первый снимок я положила перед собой в субботу утром, пока пила кофе и просматривала материалы, собранные для статьи о деле Леди Киллер. Я снова посмотрела на лицо Бет, мысленно сравнивая его с лицом женщины, с которой разговаривала в парке. Несомненно, на фото Бет Грир не выглядит невинной жертвой. В ней чувствуется жесткость, которая людям казалась неподобающей для двадцатитрехлетней девушки; эта жесткость сохранилась и сегодня. Женщина, с которой я познакомилась в парке, не смутилась и даже не разозлилась, обнаружив за собой слежку. Она просто поменялась со мной ролями и заставила меня отвечать на вопросы.
Я видел много социопатов, сказал Майкл. Те из них, кто поумнее, – непревзойденные лжецы.
Насколько мне было известно, Бет Грир никогда не ставили диагноз «социопатия». Она вообще ни разу не была на приеме у психиатра.
Социопаты искусно лгут потому, что лишены подлинных человеческих эмоций. Они их имитируют – вынужденно, поскольку сами их не испытывают. Гнев, печаль, страх, сострадание – исследователи доказали, что социопат ничего этого не чувствует.
Когда Рэнсома Уэллса, адвоката Бет, спросили об этом во время интервью в 1989 году, он ответил:
– Я узнаю́ чистое зло, едва вижу его.
Открыв браузер, я включила видеозапись, как Бет выходит из машины под дождем. В сотый раз репортер в клетчатых брюках и широком плаще бросается к ней с микрофоном в руке. В сотый раз Бет сует руки в карманы плаща и поворачивается к нему.
Я просто девушка, которая не лезет в чужие дела, в сотый раз говорит она.
Может, она просто устала?
А может, сдерживает улыбку?
Оторвавшись от своих утренних занятий, я выглянула в окно и увидела на парковке незнакомого мужчину; он сидел в машине и читал. Погода была неустойчивой – лето отступало, сменяясь осенней прохладой, и облака мчались по небу, то и дело закрывая солнце, и свет словно мигал. Мужчина сидел в черном джипе на маленькой стоянке, ближайшей к моему дому. Лицо закрывал козырьком бейсболки, двигатель машины был заглушен. Мужчина читал книгу.
Я не собиралась лезть в чужие дела, но меня донимал вопрос: кто читает книгу в припаркованной машине? Родители, которые ждут детей возле школы. Больше мне в голову ничего не приходило. Если он хотел провести время за чтением, то в двадцати футах от него была лужайка со скамейкой. Я подождала минуту, две, пять, но мужчина не уезжал.
Господи, Шей. В голове у меня раздался голос Эстер. Ты только что сама себе ответила. Он кого-то ждет. Сейчас субботнее утро, у людей своя жизнь. Займись собственными делами.
Я понимала, что она права. Но внутренним взором по-прежнему видела машину, которая остановилась рядом со мной, когда я шла из школы между поскрипывавшими под тяжестью снега деревьями. Стекло опустилось, и я услышала голос: «Эй, привет, ты не замерзла?» И вспомнила наставления матери: «Со взрослыми, Шей, надо быть вежливой».
Это была неправда – худшая, какую я только слышала, – будто детям следует всегда быть вежливыми со взрослыми. Она преследует меня по сей день. Я взяла телефон, собираясь сфотографировать мужчину, его автомобиль и номерной знак. На всякий случай.
Когда мой палец завис над кнопкой, в голове снова прозвучал голос Эстер, спокойный и рассудительный: «Шей, ты давно была у психотерапевта?»
Давно. Последний раз – незадолго до развода, больше года назад. Несмотря на «долговременные последствия травмы», как выразилась мой терапевт, она сочла, что налицо огромный прогресс. Я отказалась от лекарств – это была ее идея. В тот момент у меня была постоянная работа, стабильный брак, и я вела активную жизнь. Вы можете это отпустить, Шей, говорила она. Вы уже это делаете. Это нелегко, но люди справляются.
И я перестала к ней ходить. Месяц спустя мой муж Ван – его родители были поклонниками Вана Моррисона – съехал. Теперь у него появилась новая подружка. При мысли об этом я чувствовала себя ничтожеством.
 
Эй, привет, ты не замерзла?
Теперь я жила одна, а одинокой женщине осторожность никогда не помешает.
Я сделала снимок и отложила телефон.
Выйдя из квартиры, чтобы купить что-нибудь на обед, я почувствовала запах дыма. Когда я открыла дверь на лестницу, то увидела женщину, которая поспешно тушила сигарету. Это была моя соседка по лестничной площадке. Мы виделись один раз, мельком, в день, когда она въезжала в квартиру.
– Простите, – смущенно сказала она. – Я пытаюсь бросить. Но ведь одна сигарета на лестнице не считается, правда?
– Все нормально, – солгала я.
У меня не было настроения ее жалеть. Выглядела она так себе: растянутые легинсы и футболка, седеющие каштановые волосы собраны в хвост. Дресс-код женщин, чья жизнь недавно дала трещину, хотя по какой-то причине соседка не поленилась накрасить ресницы и подвести глаза темным карандашом. Я, как всегда, безнадежно зависла между «нужно что-то делать» и «мне плевать».
– Вы Элисон, да? – спросила я.
Женщина кивнула.
– А вы Шей.
Мы улыбнулись друг другу.
– Больше не буду курить, обещаю. Просто выдалась тяжелая неделя.
– Понимаю. – Я решила воспользоваться моментом. – Ваша тяжелая неделя не имеет отношения к мужчине, который сидит в машине на парковке?
Элисон удивилась, потом смутилась.
– Он все еще там? – Соседка опустила взгляд. – Да, это мой бывший. У нас были планы, но мы поругались, и я передумала. Теперь он здесь – по его словам, ждет, пока я образумлюсь. – Она посмотрела на меня. – Только не говорите, что тоже разведены.
– Разведена.
Она смущенно рассмеялась.
– Вы слишком хорошенькая для разведенной.
Странное замечание, но я поняла. Она стеснялась своих легинсов и растрепанных волос. У меня тоже был не слишком шикарный вид – старые джинсы, футболка – удобная, со множеством карманов, длинные волосы тоже собраны в хвост, макияжа почти нет, – но по этой ухабистой дороге я прошла дальше, чем она.
– Мой бывший думает, что его новая подружка красивее, – сказала я, хотя и не жалела о том, что Ван съехал.
Плечи Элисон немного расслабились, морщины вокруг глаз стали менее заметными, и она кивнула:
– Тогда пусть катится подальше.
Я тоже кивнула. Интересно, чем отличается социопат от человека, который каждый день лжет, чтобы успокоить других?
– Точно, – сказала я. – И не вздумайте образумливаться.
– Правда? – удивилась она.
– Правда.
– Он говорит, что скучает по мне, но, когда мы вместе, я безумно его раздражаю. И всегда раздражала. Можно сказать, он меня выставил. Почему он теперь скучает?
Через две недели после расставания Ван попытался применить тактику «давай начнем все сначала». Я удивилась, но потом вспомнила, что он не любит ходить в магазины и готовить и поэтому взвалил эти обязанности на меня. Вероятно, эти две недели он голодал.
– Расставаться тяжело, – сказала я Элисон, – но, если это правильный выбор, оно того стоит.
Она смотрела на потушенную сигарету в руке, словно раздумывая, не закурить ли снова.
– Он говорит, что хочет забрать кота. У нас был кот, но мой бывший его словно не замечал, и я взяла его с собой – иначе его никто бы не кормил. В смысле кота. – Соседка нахмурилась. – Теперь он заявляет, что хочет поговорить насчет кота. Что это значит? Он так хочет поговорить, что готов обсуждать кота, на которого ему плевать? С другой стороны, я могу просто отдать кота, и пусть проваливает. Как вы считаете, что мне делать?
Я задумалась. Интересно, каково это – быть замужем за человеком, который сидит на парковке, читает книгу, ждет, пока ты образумишься и дашь ему то, чего он хочет, независимо от того, говорил ли он когда-нибудь о своих желаниях. Нет уж, лучше до самой смерти жить одной.
Я пожала плечами.
– Не возвращайтесь. И не отдавайте ему кота. Это мой вам совет. Но предупреждаю: я уже давно не была у психотерапевта.