Наследница старой башни (СИ)
-- Леста, как накроешь здесь, будь добра, принеси чай в кабинет. -- Не в столовую? – удивилась горничная. -- Нет, в кабинет. Мы будем разговаривать там. ***
Первая же фраза барона выбила меня из колеи:
-- Ты все так же прекрасна, Любава…
Мысли закрутились у меня в голове с бешеной скоростью: «Он обращается ко мне на «ты»… Смотрит странно… Смотрит так, как будто… как будто мы с ним близки! А если так и было?! Ну, не со мной, а с той, прежней Любавой?! Что отвечать-то теперь?!».
Барон потянулся через стол и попытался взять меня за руку, но кисть я успела отдернуть, вскочила со своего места, отошла к окну и сказала:
-- Господин барон, мне не нравится ваше обращение ко мне. Я вдова вашего брата, имейте уважение к моему горю.
Он помолчал, глядя на меня, потом потупился и ответил:
-- Как вам будет угодно, госпожа Розер.
-- Зачем вы приехали?
-- Со времени вашего отъезда многое изменилось, госпожа баронесса, – опять на его лице возникла та самая кривоватая ухмылка. Он достал из кармана носовой платок и несколько неуверенными движениями вытер набежавшую слюну в уголке рта.
И тут до меня дошло! Больше всего это было похоже на легкий паралич. Как будто его тело с правой стороны плохо его слушается.
-- Мне кажется, что вы сильно болели, господин барон?
-- Да. И за время болезни я узнал довольно много интересного, госпожа баронесса. Садитесь. Разговор будет долгим.
Я секунду поколебалась, затем вернулась на свой стул. Барон еще раз утер губы и заговорил.
***
Если опустить некоторые маловажные детали, то услышала я весьма интересную историю.
Спали супруги фон Розер в разных помещениях. Баронесса заняла ту огромную роскошную спальню, в которой очнулась я. А барон, которому была выделена не менее приличная комната, чувствовал себя там неуютно. Не привык он к таким просторам и куче окон. И как-то незаметно для себя облюбовал небольшую спаленку на первом этаже, недалеко от кухни. Там и закуску подадут быстрее, да и выпивка ближе.
Через месяц с небольшим после моего отъезда барон допился. Однажды утром он просто не смог встать с кровати. Точнее, встал, но тут же упал на пол, где его и нашли слуги через пару часов.
Белинда, взволнованная болезнью мужа, суетилась и навещала его регулярно. Днем и ночью в его комнате сидела Шайха, даже спала подле его кровати на тюфяке. Варила свои бесконечные отвары, следила, чтобы слуги ежедневно обтирали тело, лично растирала больного согревающими мазями и периодически отчитывалась забежавшей хозяйке.
Помимо того, что барона парализовало, так еще и лежание на холодном каменном полу не прошло бесследно. Жульф валялся в постели, то трясясь от холода, то сгорая от жара, и понимал, что пришли его последние дни: сознание сильно мутилось, он часто впадал в беспамятство и все воспоминания об этих кошмарных дня остались у него только бессвязными клочьями. Он смутно помнил какие-то шепотки, молитвы священника и отрывистые слова ворочающих его тело лакеев, а также некоторые отрывки разговоров собственной жены со своей служанкой.
И некоторые из этих отрывков были столь необычны, что когда сознание начало возвращаться к нему, когда перепады между бредом и явью сдвинулись в сторону реальности, он некоторое время еще не верил в то, что узнал. Подозревал, что это привиделось ему в горячечном сне.
Спрашивать или уточнять что-либо у Белинды он не рискнул. Здоровье возвращалось медленно, через месяц он только-только сделал первые шаги. Правая половина тела слушалась плохо, но и это уже был успех. Барон боялся, что так и останется неподвижной колодой.
Все это время после болезни он не пил: приступ напугал Жульфа так, что мысли о вине совсем не посещали его голову. Даже обычной жажды вина он не испытывал. Зато жена стала довольно щедра и к столу теперь подавали каждый день не только дешевое белое, но и любимое бароном красное лусийское.
А барон стал замечать некоторые вещи, на которые раньше просто не обращал внимания. Что Шайху откровенно бояться все слуги. Что Белинда подмяла старого эконома замка, и ей он отчитывается ежедневно. Что крестьянские вопросы никто толком не решает, так как женщина не может судить сама, а эконому она не позволяет и лезет во все вопросы. Что крестьяне недовольны и уже присылали челобитную. Только теперь никто не знает, куда она делась, хотя эконом отдал ее в руки баронессе.
Тем удивительнее было понять, что жена, которая последние годы отказывала ему в супружеских ласках, стала нежна и пробиралась к нему в кровать почти каждый вечер. Шептала, как боится за него, как любит и тоскует по его поцелуям. Казалось, Белинда не знает, как угодить мужу, чем угостить повкуснее, чем порадовать. И почти каждый вечер она приносила с собой кубок горячего вина, уговаривая барона выпить.
-- Дорогой, там тайные травки для восстановления мужской силы. Я специально просила Шайху заварить для тебя. Ну выпей же, всего несколько глотков!
И чем больше она старалась, тем больше барон понимал: неспроста все это. Жена явно надумала забеременеть еще раз. И, в общем-то, это было бы неплохо – наследник землям нужен обязательно. Но мужских сил после болезни у бедолаги не было, а пить вино барон откровенно боялся. И эти визиты довольно быстро стали заканчиваться скандалами. Вот тогда барон и решил проверить, а что за лечебные травки находятся в этом вине.
-- Вы знаете, что при казарме у солдат вашего мужа жил козел? Военные, госпожа Любава, люди грубоватые. Они обучили животину стучать в барабан и пить вино. Развлекались они так. Я, признаться, и сам пару раз веселился, глядя, как Чернорог вино лакает. Забавное зрелище! Вот только с кубка вина, что я ему вылил в плошку, он стал как дурной. Не такой смешной, как бывало от выпивки… Нет, совсем не такой…
-- Думаете, в вине содержалась отрава?!
-- Не отрава, госпожа Розер, – кривовато усмехнулся барон. -- Дурман. Слышали про такую травку – ведьмин мох? Нет? Ну, я расскажу вам чуть позднее. Можно мне чаю?
Он жадно выпил чашку остывшего чая и продолжил:
-- Вот в конце осени я и обнаружил, что Белинда беременна.
Глава 28
Разговор с бароном закончился довольно странным предложением. Это было предложение о браке.
-- Вы же понимаете, Любава…
-- Госпожа Любава! – я видела, что он явно пытался съехать на более интимный тон. Барон поморщился, но спорить не стал:
-- Госпожа Любава, вы же понимаете, что я не мог огласить причину развода публично. И пока промолчал про сам развод. Мне не нужны позор и сплетни. Но две недели назад Белинда отправилась в монастырь, а отец Инкис вручил мне свидетельство о разводе. Единственное, о чем он просил: не оглашать пока это событие. Он, видите ли, надеется найти Белинде мужа до родов. Пусть даже и не родовитого.
-- Зачем ему это?!
-- Он приходится ей троюродным дядей, кажется. Ну, или что-то вроде того. Да и Белинда, когда нужно, может выглядеть нежной и беспомощной. Она перед разводом исповедалась отцу Инкису, думаю, поплакала и пострадала… Вот, смотрите, чтобы у вас не было ни капли сомнения, – барон вытащил из кожаного чехла и протянул мне плотный лист бумаги отличного качества с мягким полуматовым отливом, покрытый крупными разборчивыми строками.