Сын поверженного короля (ЛП)

Амир пообещал помочь с моей картой после того, как мы завтра прибудем в оазис. В первую ночь нашего путешествия, когда я спросила его, откуда они знают, в какую сторону идти, он показал мне свой бавсал. Сверкающий золотой прибор как по волшебству указал направление в сторону Алмулихи. В свою очередь я показала ему свою карту, и он усмехнулся, увидев, какой неполной она была.
Когда я вернулась, я нашла свою сестру, сидящей с моим другом, Фирозом, и Рашидом. От утомления они все они молчали. Фироз и Рашид шагали чуть дальше от нас в караване и часто присоединялись к нам для приёма пищи. Именно Рашид предложил нам разделиться, чтобы узнать побольше об Алмулихи.
Я всё ещё не могла потеплеть к Рашиду из-за того, что он забрал у меня Фироза в самом начале нашего путешествия, ведь его близость могла придать мне ещё больше сил для продвижения вперёд, но у меня больше не было сил воспринимать это, как предательство.
Пожевывая финики, Тави сказала:
— О, это лучшие финики, что я ела в своей жизни.
Улыбнувшись, я повернулась к Фирозу:
— Как прошла твоя ночь?
Он сделал большой глоток воды, после чего причмокнул губами и сказал, пожав плечами:
— Тихо.
— Это ведь хорошо?
Он не ответил.
Рашид кивнул.
— Это хорошо. Ни номадов, ни песчаных бурь, ни хатифов.
Он осмотрелся, словно пытался удостовериться, что всё было по-прежнему тихо. Я хмуро посмотрела на Рашида, после чего отвернулась. Финик у меня во рту неожиданно перестал быть сладким. Именно Рашид отравил Фироза страхом.
Фироз был моим самым дорогим другом, и, как и я, он всегда мечтал вырваться из удушающей жизни нашего поселения. Но Фироз, которого я знала и любила, как будто исчезал с каждым днём всё больше и больше, становясь беспокойным и неразговорчивым. Может быть, он тоже жалел о том, что отправился в это путешествие?
После того, как Саалим — не мой Саалим, джинн, а этот новый и далёкий мне незнакомец — убил моего отца, печально известного властолюбивого Соляного Короля, который контролировал торговлю солью и управлял пустыней, он сказал, что моя семья может присоединиться к нему и отправиться в Алмулихи. Также пригласили деревенских жителей. Я боялась, что Фироз не сможет этого сделать. Он жил с матерью и младшими братьями и сёстрами, и сводил концы с концами, продавая кокосовый сок на рынке. У Фироза не было лишних денег на свою отчаянную мечту.
Однако Рашид нашёл для него деньги. Я не спрашивала, как он это сделал, как и не спрашивала Фироза о том, как его семья восприняла его отъезд. Я видела заплаканные лица его братьев и сестёр, когда они с ним прощались. Вряд ли Фирозу суждено снова увидеть свою семью. Может быть, он тоже иногда сожалел об этом путешествии?
— Боги, как же болят мои ноги.
Фироз снял сандалии и подвёртки. Костяшки его пальцев словно пристали к подошвам.
— Всё это время я как будто шла по ковру из скорпионов, — согласилась Тави.
Это путешествие далось бы мне легче, если бы я шла рядом с Саалимом. Но Саалим не помнил меня, так что находился ли сейчас рядом не имело значения. Магия украла воспоминания людей. Никто не знал, что ахира влюбилась в джинна, и что они оба обрели свободу. Но не друг друга.
Я единственная помнила об этом, и это только усиливало мою боль.
— Скоро станет полегче, — сказал Рашид.
Я озадаченно посмотрела на него, но потом поняла, что он говорит про путешествие.
— Да, — слишком воодушевленно согласилась Тави.
Мы ничего не знали о длинных путешествиях, и нашим единственным попутчиком была надежда.
— Так и есть, — сказала я. — Ноги привыкнут; кости успокоятся. Оно того стоит.
Я надеялась, что они не услышали сомнения в моих словах.
— Мы говорили о том, что собираемся сделать, оказавшись в городе, — сказал Рашид, посмотрев на меня с Тави.
Почему я услышала колебание в его голосе?
— Будет лучше, если мы найдём байтахиру.
Я выплюнула косточку от финика на песок.
— Нет.
Байтахира была местом, где работали шлюхи. Это было единственное место, где я могла найти работу, если бы мой отец выкинул бы меня на улицу, откажись я служить в качестве ахиры и помогать ему находить могущественных союзников.
 
— Мне это не нравится, — сказала Тави.
Лицо Рашида сделалось пристыженным.
— Знаю. Но это ненадолго. Там будет проще всего найти работу.
— Работу? — выдохнула я.
Он проигнорировал то, как начала вздыматься моя грудь.
— Там мы могли бы остановиться на несколько дней.
Фироз заметил мой гнев.
— Это всего лишь идея. А потом мы сможем придумать что-нибудь получше. Ничего пока не решено.
Дома Рашид и Фироз проводили много времени в байтахире. Люди там умели хранить секреты. Может быть, они не были так уж неправы, пытаясь найти то место, с которым они были знакомы и где могли чувствовать себя в безопасности?
Медленно вздохнув, я взяла свой последний финик.
Рашид продолжил:
— Мы не можем просто прийти на базар и ожидать, что для нас там найдётся работа.
— Откуда ты знаешь, что у них там есть байтахира? — спросила Тави.
А затем она посмотрела на меня и указала на финик у себя во рту, приподняв брови, словно это действительно был вкуснейший финик в её жизни.
Рашид вздохнул и встал.
— Потому что отчаяние подпитывает богатство, а Мадинат Алмулихи богатый город.
Он оторвал кусок сушеного мяса зубами и пошёл прочь.
Впереди у нас ещё оставалось множество дней пути. Всё могло поменяться. Я не собиралась спорить об этом сейчас.
Но я отказывалась оставить свою жизнь ахиры, чтобы обосноваться в другом месте и делать там то же самое.
Солнце едва встало, когда мы увидели оазис.
— Теперь совсем недалеко, — прошептала я Тави.
Песок просочился между складками ткани, которой были обмотаны мои ноги, песчинки начали врезаться в натёртые участки моей кожи, которые не были закрыты сандалиями. Я поглядела на рощу, деревья которой охраняли округлый водоём в центре, и начала считать шаги до того момента, когда я смогла бы прилечь и наконец-то уснуть.
Несмотря на то, что по прибытию мне хотелось забраться в тень и задремать, мы все стали оказывать посильную помощь каравану, который начал располагаться на ночлег: отводить верблюдов к деревьям и кормить их, подводить лошадей к воде и скудной траве, снимать грузы со спин животных.
Этот оазис был гораздо больше, чем тот, что располагался рядом с нашим домом, и как только животные были накормлены и напоены, люди разбрелись меж деревьев, окружающих тёмно-голубой водоём. Кто-то искал уединения — мы давно уже позабыли об этой роскоши. Некоторые кинулись в глубокие чистейшие воды, где принялись наполнять фляги и жадно пить. Другие расположились на мелководье и начали ополаскивать лица и охлаждать ноги. Мы с Тави нашли большую тень и легли там на свои плащи. Я не стала искать Рашида или Фироза. Я была такой уставшей, что даже не пошла искать Саалима.
— Не знаю, смогу ли я к этому привыкнуть, — сказала я Тави, зевая и натягивая платок на глаза.
— Хм-м-м?
— К тому, чтобы спать весь день и идти всю ночью.
После долгой паузы Тави сказала:
— Я помню те времена, когда самым сложным для меня было — притвориться более заинтересованной в мухáми, чем в подносах с едой.
Она засмеялась шумным и прерывистым смехом.
— А ещё воск. Как по мне, это была самая ужасная боль, что я когда-либо испытывала.
Мы медленно разговаривали, тяжело дыша, заставляя слова преодолевать наше изнеможение.
— Хадийя, Адила, — прошептала Тави, — интересно, что они сейчас делают?
Мне тоже было интересно. Будь я дома, я могла бы их навестить. Я пожалела о том, что заговорила вслух о зафифе и наших прислужницах. Сделав это, я только в очередной раз пробудила терзающую меня боль потери.
Дело сделано. Пути назад не было.
Когда сон нашёл меня, мне приснилась птица со сломанными крыльями, которыми она печально хлопала на дне своей клетки. У неё были светло-серые глаза, которые умоляюще смотрели на меня. Вокруг меня находились люди, которые наблюдали за тем, как я достала её из клетки. Я не обращала на них внимания и тихо с ней разговаривала. А затем я сжала пальцами её шею, такую мягкую и хрупкую. Она дёрнулась, словно умоляя меня остановиться. Но я этого не сделала. Я не останавливалась, пока у меня в руках не осталось её бездыханное тело.