Сын поверженного короля (ЛП)

В отличие от этих домов, Алмулихи, построенный на земле, был легкодоступен для нападавших. Для Касыма.
Сумерки быстро опускались. В тени леса тьма наступала гораздо раньше. Эмель и её сестра всё ещё находились в доме Джафара.
Я хотел подождать её, но поскольку наши ритмы постоянно менялись, я начал проваливаться в сон, словно выпил слишком много вина. А Эмель, скорее всего, захотела остаться подле своей сестры.
— Я первый заступлю на дежурство, — сказал Тамам.
Я покачал головой.
— Мы все можем поспать. Я подниму лестницу.
Эта идея не очень ему понравилась.
— Но нам не стоит спать всю ночь, — уступил ему я, — Поспим хотя бы немного.
Несмотря на то, что я всё ещё берёг свою раненую ногу, я поднялся по лестнице безболезненно. Что сделала со мной та женщина? Не могла же моя нога зажить за один день?
Моя комната была уже подготовлена. Там горели масляные светильники, наполняя помещение запахом благовоний. Ковёр на полу был толстым и приятным на ощупь, как и подушки. Окна и двери были занавешены тонкими занавесками — такие же я заметил в доме Джафара. Вероятно, они защищали от насекомых. Хорошо, что у нас не было такой проблемы в Алмулихи.
Я лёг на спину и закрыл глаза. Сквозь шум леса я услышал, как что-то скребёт по пергаменту — это Амир возился со своей картой, а Нассар проверял направление с помощью своего бавсала. Эти звуки заглушали шум реки.
Стук обуви по деревянному настилу разбудил меня. Дом начал покачиваться, когда кто-то пересёк мост.
В дверях показался силуэт.
— Кто здесь? — спросил я.
— Извини, — раздался голос Эмель. — Я думала, что здесь пусто.
Она собралась уходить, и сетка упала, закрыв дверной проём.
— Нет, прошу тебя, заходи, — поспешил сказать я и встал, чтобы зажечь фонарь.
Вся моя усталость улетучилась, когда она вошла внутрь. Комната осветилась оранжевым светом. Я повернулся.
— Ты промокла.
Эмель улыбнулась и перекинула мокрые пряди волос через плечо.
— Рахима отвела меня в купальни. Это называется водопад. Ты слышишь его?
Она наклонила голову и указала на дверь.
— Его шум похож на море.
— Да.
Я осмотрел полки, чтобы придумать причину, по которой она могла бы остаться. Я не мог упустить шанс побыть с ней наедине. Я хотел, чтобы она рассказала мне что-нибудь ещё о нашем прошлом. На подносе стоял серебряный чайник. Он оказался тёплым. Хвала Вахиру!
— Пожалуйста, садись, — сказал я и начал наливать чай.
Она взяла несколько подушек и откинулась на них.
Я поставил перед ней чашку с чаем, а она сказала:
— Ты наливаешь чай, как женщина.
— Моя мать учила нас разным вещам, чтобы мы не полагались только на слуг. Думаю, она делала это как раз для таких случаев.
— А ты умеешь прислуживать.
Она отхлебнула чай.
— Правда, это не всегда приятно.
Она улыбнулась.
— Этому она вас тоже учила?
— Нет.
Наступила тишина. Эмель провела пальцем по краю чашки. Это был очень изящный жест для такой мужественной девушки. Она подняла на меня взгляд.
— Ты знал свою настоящую мать?
— Нет. Она не захотела стать частью моей жизни.
Я не хотел говорить о своём прошлом, поэтому спросил у неё про Рахиму.
— Я была в ужасе, когда он выбрал Рахиму. Я очень переживала о том, что он ей не подходит, но ты…
Совсем ненадолго она замолчала.
— Но ты всегда должен верить, что Эйкаб знает, как лучше.
Второе «ты» она произнесла как-то иначе. Во втором случае это мог быть кто угодно. А под первым «ты» она подразумевала меня.
Это напомнило мне о тех снах, что я видел, находясь в горячке, снах о нашем неясном прошлом. Тогда я был кем-то другим — меня словно сдерживала чья-то могущественная рука — но Эмель, без сомнения, была сама собой. В тех снах была такая лёгкость, а между нами было столько свободы. Я мог касаться её столько, сколько хотел. Когда я просыпался от этих снов, меня поглощали боль и жар. Сначала мне казалось, что я хотел вернуться в эти сны, чтобы прекратить страдания. Но теперь я уже не страдал, и всё равно хотел вернуться туда.
У меня перед глазами возникло бледное лицо Елены, поэтому я посмотрел на Эмель, чтобы отогнать его.
 
— О чём ты думаешь?
— О Елене.
Она ухватилась за нити ковра.
— Когда состоится свадьба?
— Когда всё утрясётся.
Я откинулся на руки и посмотрел в ночное окно. Прислушался к какофонии жужжания, шипения и кряканья различных существ.
— Ты хочешь жениться на ней?
Я задумался, не будучи уверенным в том, что я вообще знал ответ на этот вопрос.
— Я хотел сделать это ради своего отца.
Я снова наполнил наши чашки. Вода была тёмной, листья слишком долго настаивались.
— Своего отца?
— Он совершил ошибку, — сказал я, указав на себя. — Я не должен её повторить. Обязанность короля — жениться ради власти. Мой отец, в итоге, полюбил мою мать. Ему очень повезло.
— Королеву хаяли.
Кивнув, я сказал:
— Это был выгодный брак. Она была совсем не похожа на сестру. Она была очень мягкой — полной противоположностью суровой Лике.
В Эмель сочетались оба эти качества.
— Он любил солеискательницу, которая тебя выносила?
— Он жалел о том, сколько горя принёс ей и мне.
— Ты не допустишь такую же ошибку.
Её слова прозвучали сухо и окончательно.
— Он действительно совершил ошибку. Но мы с ним не совпадали в том, что это была за ошибка.
Я встретился взглядом с Эмель. Когда она смотрела на меня в этой темноте, её глаза казались ещё темнее.
— Мне было очень легко принять решение жениться на Елене…
Я сделал вдох. Я не должен был этого говорить, но стол был уже накрыт. И будь я проклят, если бы не сел за него.
— Пока не появилась ты.
Она сжала губы вместе.
— Я.
Потребность рассказать ей всё заставила слова политься из меня, точно вода.
— Могу ли я обременить тебя ещё одним признанием?
— Конечно.
— Находясь рядом с тобой, я чувствую такие вещи — хорошие вещи — благодаря которым я ощущаю себя цельным. Но также…
Я осмотрелся вокруг, пытаясь понять, как мне объяснить свои чувства.
— Что-то ещё скрывается под всеми этими слоями. Какое-то эхо, основа всего — я не знаю, как это описать — что говорит мне: да, это правильно. Это похоже на палимпсест4. Ты знаешь, что это такое?
Теперь я уже не мог замолчать.
— Я чувствую себя счастливым, Эмель. Это меня пугает, потому что я боюсь, что мне нельзя чувствовать себя таким образом.
— Потому что это ошибка? — её голос прозвучал мягче, чем кровать у меня дома.
— Нет. Я не думаю, что это ошибка. Это такой же страх, который я чувствую, когда моя орлица охотится. Каждый раз, когда я выпускаю её, я не знаю, вернётся ли она ко мне.
— Ты боишься, что я не разделяю твои чувства.
Снаружи послышался топот ног.
— Саалим!
Мы выпрямились, и в то же мгновение в комнату вошёл Тамам.
— Эмель не, — он опустил взгляд на нас и сказал, — вернулась.
Она резко встала, опрокинула чашку и допила чай.
— Я уже собиралась уходить.
И прежде, чем кто-либо из нас смог произнести хотя бы слово, она проскользнула мимо него и исчезла.
— Прошу прощения, что прервал вас, — сказал Тамам, переминаясь с ноги на ногу в дверях.
Откинувшись на подушки, я сказал:
— Ты вообще когда-нибудь спишь?
* * *
Когда я открыл глаза, масло в лампе догорело, и комната погрузилась в удушающую темноту. Я на ощупь нашёл в темноте дверь.
Лунный свет едва проникал сквозь листья, и я не сразу нашёл лестницу. Я опустился на четвереньки и начал шарить перед собой руками, пока, наконец, не почувствовал её. Лестницу уже опустили, поэтому я спустился по ней, чтобы узнать, кто ещё не спал.
Когда мои ноги коснулись земли, я услышал голос:
— Тоже не можешь уснуть?