Время Волка
И Лёня, воодушевлённый, не столько пропел, сколько проорал «Гуантанамеру» во всю силу молодых лёгких, с правильным выражением лица, войдя в роль настолько, что готов был прямо сейчас, после конкурса, идти в бой вместе с кубинскими партизанами. И получил неожиданно низкие оценки, не пройдя даже во второй тур.
Озадаченный, он стоял за кулисами и пытался сообразить, что же сделал не так. Вдруг сзади раздался мягкий голос:
– Молодой человек, это ведь вы пели «Гуантанамеру»?
Лёня обернулся. К нему спешил маленький полный человечек с сияющей лысиной.
– Давайте знакомиться, меня зовут Алексей Михайлович. Бенчук моя фамилия. Не слышали? Что же вы, совсем не увлекались оперным искусством? Как мне показалось, у вас классическая школа.
– ГИТИС, музкомедия, – уточнил Лёня не слишком любезно – он не понимал, что человечек хочет от него и чему так улыбается. Лёне было совершенно не весело.
– А, музкомедия! Оперетта! А я, знаете ли, в Большом пел, да, князя Игоря, Годунова. Но всё в прошлом! Лёня, вы уж простите, что я так фамильярно, но всё-таки разница в возрасте даёт мне право. Лёня, у вас великолепный голос, я слушал ваше выступление, затаив дыхание.
– Да? У жюри, кажется, другое мнение.
– Другое, – согласился человечек. – Вы знаете, в чём ваша ошибка? Вы слишком форсируете. И звук, и эмоции. Вы пережимаете. Лёня, петь с напором – это хорошо. Но певцу нужно быть в первую очередь музыкантом, его голос должен звучать как музыкальный инструмент. К тому же, вы на конкурсе артистов эстрады, никому здесь ваше верхнее «ля» не нужно. Здесь требуется искренность, доверительная интонация и, увы, облегчённый звук. Законы жанра. Но! Если вы хотите петь вашим настоящим голосом, у меня есть предложение, от которого вы не сможете отказаться!
И дальше ошеломлённый Лёня слушал долгий рассказ о том, что Бенчук сейчас работает музыкальным редактором на радио и им в очередной раз требуется солист. Обязательно с классическим образованием, потому что в эфире радио должны звучать романсы и арии из опер, ведь нужно приучать советского слушателя к серьёзной музыке, воспитывать хороший вкус. И если Лёня хочет, ему обязательно стоит попробоваться. Оклад, конечно, небольшой, сто двадцать пять рублей в месяц, но работа интересная, и он будет звучать в эфире…
Он мог ничего больше и не говорить! Какие там сто двадцать пять рублей! Лёня бы и бесплатно пел, только дайте ему эфир и микрофон! Конечно, он готов был попробоваться, конечно, прямо завтра! Его даже не насторожила фраза «в очередной раз требуется солист», он не подумал, а почему, собственно, редактор радио ошивается на конкурсе для начинающих артистов в поисках кандидатов на такое хлебное место. У него просто кружилась голова от открывающихся радужных перспектив, и проигрыш на конкурсе уже казался победой, а не поражением.
А Оксана получила вторую премию в своей номинации. И они втроём, Лёня, Оксана и Гена, отмечали радостное событие в ресторане «Москва», прогуливая денежный эквивалент премии, а заодно обмывая и вхождение дуэта «Искра» в коллектив Катаринского. Лёня искренне радовался за жену, считая, что всё складывается самым благоприятным образом.
* * *
Лёню оформили стажёром на Гостелерадио уже через несколько дней после конкурса. На прослушивании он спел «Чёрное море» из эстрады и «Куплеты Мефистофеля» из классики – Бенчук его заранее научил, что нужно будет показать разный репертуар.
– Голос неплохой, – протянул один из членов «приёмной комиссии», собранной из редакторов. – А образование-то у вас какое? ГИТИС?
Все Лёнины документы, включая диплом, были у них на столе. Лёня кивнул.
– Да, ГИТИС, музкомедия.
– Даже не знаю. Понимаете, молодой человек, нам нужна классика. Романсы Чайковского, Вольфа, Рахманинова. Не оперетки какие-нибудь, серьёзная музыка.
– Могу и Чайковского, – обидевшись за «оперетки», заявил Лёня и с ходу спел «Благословляю вас, леса».
Члены комиссии заулыбались.
– Вот это совсем другое дело. Вы нам подходите. Идите в отдел кадров и оформляйтесь. Первый эфир завтра, в восемь утра.
Так началась Лёнина карьера на Гостелерадио. Он даже не сразу осознал, на что подписался, слова «первый эфир» кружили голову. Завтра он будет петь, и его услышит вся страна! Ну, ладно, не вся страна, а только те, кто с утра включает радиоприёмник. Но всё же, всё же!
– Оксанка, завтра в восемь слушай меня по радио! – радостно заявил он с порога, заходя домой. – Буду петь «Сон» на музыку Грига! Шикарная вещь!
– Ты с ума сошёл? – Оксана сама вернулась с репетиции у Катаринского за пять минут до него и теперь стояла на заваленной грязной посудой кухне, раздумывая, что по-быстренькому приготовить на ужин. – В восемь утра я буду трястись в автобусе до метро, чтобы не опоздать к девяти в ансамбль. А ты как собрался к восьми попасть в Дом радиовещания? Тебе же придётся встать в пять утра! А распеваться когда?
Лёнька поумерил восторги. Она ведь права, в пять-шесть утра распеваться бесполезно, голос ещё спит. Да и вряд ли он проснётся к восьми.
– И вообще, кому в восемь утра нужны романсы Грига по радио? – продолжила Оксана. – Что за глупость?
Поужинав яичницей с колбасой прямо со сковородки, Лёня сел за инструмент разучивать романс и, хотя всегда легко входил в материал, провозился весь вечер. Ему хотелось завтра оказаться на высоте, – всё-таки его дебют в профессиональном качестве. Когда легли спать и Оксана прижалась к нему в поисках ласки, Лёня вдруг впервые за всё время их семейной жизни, отодвинулся на другой край кровати.
– Ты что? Перед важным выступлением нельзя, – серьёзно заявил он. – Тембра завтра не будет.
– Да у тебя и так его не будет, – фыркнула Оксана. – В такую-то рань! И когда тебе пение мешало?
Откровенно говоря, никогда. Но сейчас он был слишком взволнован предстоящим эфиром и просто не мог думать ни о чём другом. Разочарованная Оксана повернулась на другой бок и вскоре заснула, а Лёня ещё долго ворочался, ходил на кухню пить, прокручивал в голове завтрашнее выступление. В итоге поспал всего пару часов и в пять утра по истошному звонку будильника поднялся абсолютно разбитым. Голос, конечно, не звучал, и он минут сорок насиловал себя в ванной комнате, распеваясь, заставляя его проснуться. Естественно, разбудил Оксанку, но она безропотно пошла на кухню и даже приготовила ему бутерброды, которыми Лёня давился – есть в такую рань тоже не хотелось. Потом была долгая, изнурительная дорога в центр Москвы на улицу Качалова в Дом радиовещания, и он уже даже не волновался – в битком набитом автобусе и душном вагоне метро думал только о том, чтобы побыстрее добраться. И вот он наконец в студии, мокрый, взмыленный, как будто не принимал с утра душ, не выспавшийся, не испытывающий никаких романтических чувств, о которых ему предстояло петь.
– У микрофона солист Гостелерадио Леонид Волк, – торжественно объявила дикторша. – Романс Эдварда Грига «Сон».
Перед Лёней зажглась красная лампочка, сигнализируя, что микрофон подключён, и сейчас его голос транслируется на все радиоточки Союза. И он запел, честно стараясь сосредоточиться на страданиях героя романса, вытягивая все ноты «по школе», уверенно опирая голос на диафрагму. Вроде бы получалось неплохо. Но вот романс отзвучал, Лёня отошёл от микрофона.
– Спасибо, – сухо поблагодарил его редактор. – Следующий эфир послезавтра, в девять. Возьмите клавир.
И всё! Никаких аплодисментов, да и откуда бы им тут взяться, никаких восторгов, никакой обратной реакции. И до послезавтра он совершенно свободен и может ехать обратно домой. Ещё два часа трястись в общественном транспорте. Итого четыре часа дороги ради вот этих трёх минут эфира? Лёня был озадачен и расстроен. А потом ещё и выяснилось, что никто из близких не слышал его выступления: Оксана в это время ехала на работу, Борька уже возился с больными и даже бабушка пропустила трансляцию, просто забыла, закрутилась в утренних делах.