Город тысячи богов (СИ)
- Mein Gott, es ist so enorm!
Сквозь забрызганную грязью лобовуху толстушка защелкала камерой.
- С ума сойти! – выдохнула рыжая. – В нем же километров десять?!
- У страха глаза велики! – снисходительно осклабился Пинта. – Три километра в длину, и чуть меньше половины километра в ширину.
- Ну да, всего лишь, - кивнул потрясенный Гор.
Пинта остановил машину возле каменного уступа, рогом выпирающего из покрытой кедровым стлаником и оленьим мхом степи. Здесь, кругом обступив крохотное кострище, хлопали открытыми пологами палатки. Двое мужчин, сплошь состоящие из камуфляжа, бород, винтовок и вскрытых бутылок пива, подрумянивали хлеб на тонких металлических прутьях. Поодаль грелся на солнце еще один «грэйт уолл», с кузовом, накрытым мелкоячеистой клеткой.
При виде мужчин, китаец засуетился, замахал руками, что-то требовательно спрашивая у Пинты. Тот, неожиданно бодро, ответил на китайском. С минуту они о чем-то разговаривали, отчаянно жестикулируя. Наконец Пинта обернулся.
- Я говорю – это наша страховка, на случай непредвиденных обстоятельств.
- И какие тут могут быть непредвиденные обстоятельства? – с сомнением выгнула брови ковбойша.
- Детка, это Боград! – осклабился Пинта. – Здесь все обстоятельства непредвиденные!
Он выпрыгнул наружу, с наслаждением потянулся, играя мышцами. Сходил к палаткам, поковырялся там пару минут и вернулся с двумя рюкзаками.
- Упаковывайтесь, сухопутные кр-р-р-рысы! – наигранно кричал Пинта. – Наша посудина идет брать Левиафана!
В рюкзаках оказались ботинки на высокой шнуровке, охотничьи комбинезоны и разный туристический скарб.
- А это еще зачем?
Гор подбросил на ладони большой, на пол-лица респиратор с двумя фильтрами.
- У тебя когда-нибудь портилась еда? Что-нибудь мясное? – Пинта усмехнулся снисходительно. – Падь, мой юный друг что-ходил-в-чернобыль-нелегалом, это не только ландшафт. Это еще и падаль.
Гор понимающе кивнул, беспрекословно просунул голову, регулируя тугой ремень на затылке. Глаз у Пинты оказался наметанным, - одежда и обувь пришлись впору. Только на китайце комбинезон болтался, как на вешалке, но он, казалось, не унывал, беспрестанно скаля безобразные зубы.
- Левиафан, как он здесь оказался? – спросил Гор, шнуруя ботинки.
- Упал. Прямо с неба.
Пинта воздел кверху палец с длинным грязным ногтем. Понять, шутит он, или говорит серьезно, не представлялось возможным. На любое недоверие у него был один ответ – это Боград, детка!
Пока туристы переодевались, бородачи заканчивали приготовления, устанавливали на джипы турели с широкими лезвиями гарпунов. Жужжал шуруповерт, рычал, подгоняя помощников, Пинта, возбужденно хихикала толстушка. Гор поглядывал на мертвого гиганта, сравнивая, были ли у него в жизни приключение хоть чуточку интереснее, и сам же себе отвечал – нет, не было. Он чувствовал, что начинает проникаться восхищением к этому месту, и ненавидел себя за это.
***
Позади остались полкилометра желтых зубов, выглядывающих из-под черно-розовой губы, и широкие пещеры ноздрей, в которые могла свободно заехать фура. Вблизи Левиафан потерял монолитность, растратил собственное величие. Огромное тело глубоко врылось в землю, куски дерна налипли со всех сторон, в складках росли кусты стланика, мох облеплял глянцевую шкуру. Лишь тонкие ноги, отбрасывая угловатые тени, напоминали, что это не просто гора, а гора мяса, да еще сладковатый запах падали проникал сквозь фильтры.
Гор бродил около исполина, впитывая впечатления, как губка, пытаясь угадать, как такое диковинное создание могло существовать в реальности. К черту фальшивых эльфов, к черту Город-тысячи-богов со всеми его тайнами! Перед ним лежал погибший Левиафан, обосновать которого не могла ни одна человеческая наука. Только магия, чертова ненавистная магия, пугающая и непонятная.
- Забирайтесь выше, на плавник! Там есть на что посмотреть! – прокричал Пинта, и Гор с изумлением понял, что пологий уступ на самом деле есть огромный плавник, плотно прижатый к туше.
Они карабкались вверх, оскальзываясь на мертвой плоти, и хохотали, и позировали толстощекой немке, а зубастый китаец, взопрев на подъеме, стянул куртку и размахивал ей, как флагом. Веселье продолжалось, пока в груде каменеющей плоти не открылась ровная выпуклая линза, голубая по краям, черная в центре – как маленький островок посреди озера. Она влажно блестела, переливалась, стоило взглянуть под другим углом. По краям ее густо росли тонкие острые растения без веток и листьев, у основания гнойно желтели липкие сгустки. Среди черных провалов и рваных пещер из гнилого мяса, эта штука выглядела фантастически красиво, как нарисованная.
- О, mein Gott! – пропищала из-под респиратора толстуха. – Прелесть какой!
Тонущий в пухлых ладошках фотоаппарат, отчаянно защелкал со скоростью пулемета.
- Пинта! Пин-таааа! – сложив руки рупором, закричала ковбойша. – Это что за красота?! Что это такое?!
- Это глаз! – донеслось снизу. – Последний уцелевший! Остальные сожрали…
Девушки брезгливо застонали, когда китаец с интересом сунул руку в черный зрачок. Гор перегнулся через край, заглядывая Пинте в запрокинутое лицо. Почему-то ему страшно не понравилось это будничное «сожрали».
- Кто сожрал?
Ехидная улыбка растянула треугольное лицо Пинты. Псевдоэльф вытянул руку, указывая куда-то выше Гора, и сказал:
- Он.
Сперва Гор не понял, о чем речь. Завертел головой, увидел, как пятятся девушки, как застыл китаец, так и не стряхнув с пальцев глазную слизь. Гор проследил за их взглядами, и ничего не увидел. Только когда впереди защелкало, заклокотало, он вдруг ясно различил покатый силуэт, слитый с землисто-серой плотью Левиафановой туши. В его стойке было что-то от крупных приматов, в облике – от медведя, а в морде нечто слоновье. Гор никак не мог взять в толк, что, пока существо не щелкнуло пастью, блеснув толстыми бивнями.
- Бегооом! – заорал Пинта.
И все понеслись. Быстрее всех сообразил китаец – с размаху плюхнулся на живот, звездочкой соскользнув к подножью. Как только ботинки стукнулись о твердую землю, он подпрыгнул, и побежал так, что лопатки под мешковатой курткой вздымались акульими плавниками. Девушки отставали от него самую малость. Тогда-то Гор понял, что замер, как испуганный заяц в свете фар, один на один с неведомой тварью.
Он неловко отпрыгнул к спуску, поскользнулся, и кувырком покатился вниз. Это его и спасло. Загнутая, как ковш экскаватора, грабля, с чавканьем воткнулась в то место, где он только что стоял. Существо не рычало, не выло – молчаливо преследовало жертву, и от этого становилось еще страшнее. Оборачиваться не было времени, но по шуму тяжелого дыхания, Гор понял, оно приближается.
Спасительный джип стоял шагах в тридцати, но у него не было этих тридцати шагов. В последнем рывке он рванул так, что ветер засвистел в ушах, а коса затрепетала воздушным змеем. Он спиной почувствовал прыжок, попытался выжать еще немного, но понял, что не сумеет. Ботинок зацепился за кочку, и Гор растянулся, оцарапав ладони о стланик. Он почти почувствовал горячее дыхание на шее, когда в воздухе тренькнуло, и над ним, блестя остро отточенным плавником, просвистела металлическая рыба.
Бородач на «грэйт уолле» заулюлюкал, стуча кулаком по кабине. Тренькнуло второй раз, и Гор понял назначение лебедок на крыше. Крутя веревочным хвостом пролетел еще один зазубренный гарпун. За спиной чавкнуло, заскребло, затопотало, как стадо слонов. Заорав «с доррроги!» пробежал Пинта, размахивающий двухметровым электрическим стрекалом. Синие молнии переливались на острие.
- Мать честная, здоровый какой! – приплясывая за пустой турелью, восхищенно орал бородач.
Гор отжался на руках и обернулся. Надрываясь жужжали лебедки, подтягивая к машинам упирающееся чудовище. Слюнявые клыки со звоном стукались о гарпун, силясь перекусить металлическое древко. Вокруг скакал Пинта, охаживая впалые бока монстра электрическим шестом. Он целил в шишковатую голову, но всякий раз попадал то в плечо, то в грудь. Монстр вздрагивал, отмахивался ковшеобразной лапой, но молчал.