Когда время штормит (СИ)
— Срочно меняем курс на обратный! — приказал командир эсминца. Сделав распоряжения, он сказал старпому:
— Только мы с тобой, Саша, пиратов вспоминали, а тут такое! Легки на помине. Совсем эти британцы спятили, похоже!
— Да уж, неприятностей с этой эмигрантской яхтой нам привалило немало. Наверное, кредиторы какие-нибудь на них напали, чтобы долги выколачивать. У капиталистов такое бывает запросто. Вот уж устроят нам разнос адмиралы теперь еще и за это, что не охраняли иностранную посудину, как положено, — протянул старпом.
Но, капитан второго ранга возразил:
— Ну, что за ерунда, Саша? Не могут нам ничего предъявить официально. Ведь сейчас мирное время. И никто нам не давал приказа конвоировать эту яхту эмигрантов, да еще и идущую под власовским флагом. Мы и так для них сделали все, что смогли. Необходимую помощь им оказали, несмотря на сложные погодные условия. Катер даже рискнули с людьми спустить в шторм. Вот если бы катер этот разбился, то нам бы головы снесли адмиралы, это точно. Было бы за что. Но, я знал, что боцман Семичастный не подведет. А теперь не за что нас ругать. Все мы сделали правильно. А что сейчас от них отошли, так это, как раз, чтобы потом избежать обвинений в бездействии. Ведь в судовой журнал запись внесена, что мы не стояли на месте, разминувшись с эскадрой, а как только шторм утих, так и предприняли активные поиски наших кораблей.
А старпом гнул свое:
— Не знаю, Паша. Вот я бы не стал никуда дергаться. Стоял бы себе спокойно на месте, слушал эфир, да подождал просто, когда вся эта магнитная буря окончательно закончится и восстановится радиосвязь, чтобы связаться с нашими и точно к ним выйти, не сжигая лишнее топливо.
Колесников сказал:
— А вдруг это явление природы надолго? Такое интенсивное атмосферное свечение, которое мы наблюдали сегодня, никогда прежде нигде не фиксировалось. Данных таких просто не существует. И что же, до морковкиных заговен стали бы мы ждать в полном бездействии? Так получается, если тебя, Саша, послушать.
Их разговор прервал новый доклад радиста, что на яхте «Богиня» дела совсем плохи. Капитан Самойлов еще раз требовал срочной помощи, сообщив, что бандиты прямо сейчас убивают людей. И моряки с «Вызывающего» не только уже вмешались в ситуацию, но кто-то из них даже погиб. С катера старший матрос Никита Прохоров тоже радировал, что на борту яхты происходит перестрелка с неизвестными, высадившимися со старинного парусника на корму «Богини».
— Самый полный вперед! Боевая тревога! — крикнул капитан второго ранга. Команды тут же продублировали вахтенные, и эсминец, вспенивая форштевнем свинцовую воду океана, в которой отражалось вечернее небо, затянутое серыми облаками, начал разгоняться до максимальной скорости почти тридцать девять узлов. На борту корабля взвыла сирена, и советские моряки быстро занимали места по боевому расписанию.
* * *Пока Геннадий Давыдов помогал доктору с эсминца оказывать помощь Борису Дворжецкому, ситуация вышла из-под контроля. И первые выстрелы застали главного безопасника врасплох. Но, как только это произошло, он кинулся в оружейную, оборудованную в собственной каюте, одновременно запустив условный сигнал боевой тревоги со своего смартфона. Поскольку электроснабжение «Богини» к этому времени восстановилось, то и бортовая станция сотовой связи работала исправно. И то, что внешняя связь и интернет пока отсутствовали, никак не мешало послать тревожный сигнал всем сотрудникам службы безопасности, находящимся на борту яхты. Выхватив свое оружие из тайников, они уже через считанные секунды побежали к месту событий.
Бармен-охранник Петр Ливанов, бывший снайпер спецназа, который находился рядом с Давыдовым, помогая держать Дворжецкого во время врачебной экзекуции, быстро занял со своей автоматической винтовкой позицию на верхней палубе, выцеливая в оптический прицел вражеских стрелков, засевших на мачтах парусника, на площадках марсов и прямо на реях. А двое других безопасников, Роман Синьков и Николай Овчинников, организовали оборону на главной палубе, ведя по атакующим огонь очередями из компактных автоматов. Сам же Давыдов с ручным пулеметом расположился прямо над кормой, поливая бандитов свинцом с балкона пассажирской палубы.
* * *Только военный врач Дмитрий Ефремов направился к трапу, как зазвучали выстрелы. Он еще не понял, что произошло, когда сзади из каюты хозяина «Богини» выскочили оба здоровяка. И один из них, по виду главный, которого хозяин называл Геной, прокричал Диме:
— У нас чрезвычайная ситуация. Вернитесь в каюту Дворжецкого и присмотрите за ним. Оставайтесь там. Заприте дверь и никуда не выходите.
Ефремов подчинился. Он просто не мог понять, что же происходит. Где-то совсем недалеко со стороны кормы стреляли, причем, перестрелка только усиливалась. Слышались и крики мужчин и женщин. И Дмитрий воспользовался советом, вернувшись к своему пациенту. Хотя, конечно, сам пациент, как человек, вызывал у него стойкую антипатию. Характер у него обнаружился совсем не сахарный. Избалованный, требовательный и невоспитанный толстячок, которого этот здоровяк Гена называл Борей, не способный нормально перетерпеть боль и ругающийся хуже извозчика, казался Ефремову еще и очень злым человеком. Во всяком случае, в его тоне слышалось нескрываемое высокомерие, будто бы все на свете этому Борису задолжали, за что он всех окружающих презирал. По большому счету, он еще и оскорбил честь советского врача, всучив через Гену те самые необычные купюры Дмитрию. С другой стороны, Ефремов понимал, что перед ним эмигрант, капиталист, да еще и власовец недобитый, скорее всего, раз привесил он на собственную яхту тот самый власовский флаг. Но, делать нечего, ведь советский врач обязан находить общий язык с любыми пациентами. Потому Дима все-таки вернулся.
Борис лежал все в той же позе на животе абсолютно голым, вся его спина, ягодицы и ноги были намазаны зеленкой, а в тех местах, где пришлось зашивать самые глубокие раны, белели ватно-марлевые повязки. Он уже не вопил и не ругался, а лишь, подняв голову, внимательно прислушивался к выстрелам и крикам, приглушенным звукоизоляцией.
— Рейдеры все-таки на нас напали, — сообщил он Ефремову, смирившись, по-видимому, с его присутствием. И добавил:
— А эти идиоты, которым я плачу деньги за свою безопасность, прошляпили нападение. Но, не волнуйся, док, моя каюта полностью бронированная. Во всяком случае, переборки и окна пули точно выдержат.
— Что-то я не слышал ни о чем подобном, чтобы в океане рейдеры нападали на корабли. После рейдеров из кригсмарине, никто такого уже много лет не делал, — сказал Ефремов.
Молодой врач в этот момент подумал о том, что, воспользовавшись ситуацией, можно вытянуть из этого Дворжецкого какие-нибудь интересные сведения для особиста. Хотя бы выяснить происхождение тех самых непонятных розовых купюр. И тут Дворжецкий попросил:
— Дай мне пульт. Сейчас переключу на видеонаблюдение и посмотрим, что там происходит.
Он показал пальцем в сторону старинного вычурного комода с инкрустацией, на котором лежал черный вытянутый предмет, усыпанный маленькими разноцветными кнопочками. И Ефремов выполнил просьбу. А Дворжецкий, взяв предмет с кнопками в руку, что-то нажал на нем, после чего прямо напротив кровати в каюте засветилась вся стена. То, что сначала Дмитрий принимал за непонятную декоративную панель черного цвета, вделанную в красное дерево отделки, оказалось невероятно большим плоским экраном, который с высочайшей четкостью цветного изображения показывал происходящее снаружи с разных ракурсов.
Необычный экран оказался разделен на шестнадцать частей, в каждой из которых виднелись картины происходящего под различными углами обзора. «Да у него тут повсюду на яхте телевизионные камеры установлены!» — догадался Дима. Впрочем, в технике он разбирался не слишком хорошо. Но и какой-то особенной фантастики он в этом не увидел. Ведь такой богатый капиталист, владелец роскошной яхты размером с пассажирский теплоход, конечно, мог позволить себе купить самую новейшую аппаратуру. Даже, наверное, какую-то экспериментальную, о существовании которой простые люди еще и не догадывались. А то, что в США цветные телепередачи идут уже несколько лет, Ефремов слышал от моряков торгового флота, которые регулярно бывали в американских портах. Несмотря на всю международную политическую напряженность, торговые отношения между двумя странами не прекращались.