Тень империи (СИ)
— Хорошо, что все в сборе, — с ходу, позабыв о приветствии, произнёс полный военный, что сжимал в руке знатно измятую газету. — Как я понимаю, уже все видели эту газетёнку! — Встал посередине кабинета Анатолий Васильевич, сжав в мясистой ладони сильнее газету, слегка тряся печатным изданием перед собой.
— Да, Анатолий Васильевич, — откинулся на спинку кресла канцлер и полноправный хозяин данного кабинета. — Вижу, вы тоже ознакомились с данным чтивом. Налейте себе чего-нибудь выпить и отдышитесь. Видно вы очень спешили, после прочтения данных статей.
— Да, спешил Владимир Михайлович. Этот ублюдок Романин с Ораженым тут такого понаписали. Надо закрыть раз и навсегда их газетёнку! Я-то думал, что этот идиот после того, как его детишек прижмут и размажут, приползёт в Петербург моля о снисхождении. А по итогу, Романин здесь смуту против нас затеял! Да дифирамбы себе воздаёт. Молдавию он, видите ли, освобождает. Да предателей империи практически нашёл! — Генерал в гневе швырнул газету себе под ноги и, наступив сапогом, начал втирать измятую газету в пол носком сапога.
— Дорогой мой Анатолий Васильевич, — канцлер иронично поджал губы, подавшись вперёд, беря со стола сигару. — Успокойтесь. В газете же не написано, что именно вы предатель родины или кто-то из собравшихся здесь лиц. Да и что с того, что он там понаписал? Ну, нашёл Романин бумажки у османских офицеров. Мало ли какие он нашёл бумаги. Да и кто их написал? Такие донесения могли написать и унтеры и старший офицерский состав или простой лазутчик. Например, по личной инициативе, будучи завербованными османской стороной. Там же нет вашей подписи, печати генерала и прочего, что явно бы указывало на кого-то из нас.
— Владимир Михайлович. Но газета написала, что враг не на фронте, а в империи. Романин явно хочет ударить по нам. — Встал с диванчика генерал и, подойдя к столику, налил себе из графина коньяк. — Если там есть данные по подвозу снабжения или тактические перегруппирования войск, то это уже не просто унтер написал или вшивый лазутчик.
— Филипп Евгеньевич, — закурил сигару канцлер, выпуская клубы дыма перед собой. — В ваших словах есть смысл.
— Вот! Вот и я про то, — забасил на весь кабинет Анатолий Васильевич. — А если этот гад напишет про нас в этой вшивой газетёнки, что это мы предатели, что свои же войска сдаём османам, дабы, те за нас грязную работу чистыми нитками выполнили.
— Да полно вам господа, — ухмыльнулся канцлер, поудобней усевшись в кресле. — Если Романин мог бы так написать, то написал бы уже. А таким способом, он как мне кажется, набивает себе цену перед приездом в Петербург. Доказательств у него нет и быть не может господа. Такими писульками, только сброд на базаре развлекать и не более того. Отвлечь общество он хочет, от блудливой дочки своей. Да и, чего греха таить. Эта его выходка нам на руку. Романин сам народу сказал, что предатель есть. Только вот предателем окажется он сам. Его дочь османской шпионкой, что собирала информацию внутри страны, а мы с вами господа. — Встал из-за стола Владимир Михайлович, поднимая, словно в тосте бокал с коньяком. — Сможем на законном праве распустить как Романовский полк, так и это ополчение. Здесь уж дорогой мой генерал. Можно будет и полки подвести и на каторге гноить неугодных солдафонов, как вы и хотели по первой. Надо только пару тройку дней потерпеть. Пока в народе укоренится мысль, что есть некий шпион. Тогда и призыв на службу оставшихся неугодных аристократов будет на этом фоне уместен и оправдан.
Субботний вечер, переходящий в ночь в Петербурге, разразился ураганом и проливным дождём, а с неба, то и дело срывались раскаты грома и молнии, что озаряли на краткие моменты городские улицы, погруженные во тьму, что тщетно пытались освещать фонари и вывески разношёрстных заведений.
Редкие экипажи колесили по абсолютно пустым мостовым, что начинали напоминать мелкие реки, а фонари вдоль тротуаров, то и дело гасли залитые водой, погружая ещё больше во мрак и улицы Петербурга.
Под очередной мощный раскат грома и ослепительный блеск молнии, в небе появился на краткий миг вспышки чёрный ворон, что летел под ураганным ветром и проливным дождём.
Птица, что, словно не испытывая противостояния разыгравшейся стихии, сделала вираж над крышей главной царской канцелярии, и приземлившись на здание под козырёк каминной трубы, пала камнем в дымоход.
В тёмной комнате, где расположился средних размеров камин, в кресле дремал один из охранников здания, что недавно завалился сюда, дабы отдохнуть.
До ушей усатого мужчины за тридцать донеслись тихие шуршащие звуки, что шли из камина.
Охранник, открыв глаза, уставился на каменную арку портала, из которой вырвалось небольшое облачко сажи и, на краткий миг проявился мокрая птица, напоминающая ворона.
— Что за чёрт? — Только и успел спросонья удивлённо произнести охранник, распахивая от удивления глаза, как увидел перед собой силуэт мужчины и два красных глаза, после чего повалился без чувств обратно в кресло.
В темноте комнаты главной царской канцелярии рядом с креслом, в котором развалился в нелепой позе охранник, стоял молодой мужчина, поправляя высокий ворот мокрого пальто.
— Больше двух лет ведь уже прошло, — улыбнулся Григорий сам себе, делая шаг к двери. — Как я впервые хотел проникнуть в тайную царскую канцелярию.
Глава 23
Мой ход господа
Среда в Петербурге выдалась пасмурной. Мелкий дождь, начавшийся с самого утра, то и дело начинал моросить, давая людям только краткие передышки.
Но, не смотря на промозглую ветреную погоду, город гудел как разворошённый осиный улей.
Центральная газета империи вышла утренним выпуском с ошеломляющей новостью, что сотрясла Петербург. Издание несло просто ужасающее для народа послание. Князь имперской крови Романин Роман Алексеевич, может оказаться предателем родины, что вступил в сговор с врагом, дабы заманить имперские полки в якобы освобождаемую Молдавию, где бы их поджидали армии неприятеля. В связи с такой информацией, Романин и Оражен должны на время разбирательства, сложить все полномочия, а его полк и Ораженское ополчение обязано сложить оружие и перейти под стражу командующего второй армией князя Анатолия Васильевича Бултолова.
После этой новости, у особняка Романиных в Петербурге появились полицейские, что оцепили дом на время расследования.
В одном же из императорских дворцов, вечером должен был собраться весь свет имперской аристократии, и на этом званом вечере ожидалось выступление канцлера.
Часы пробили два часа дня, когда Александра, чуть отодвинув тяжёлую штору, смотрела из своего окна на улицу, где за забором стояли полицейские, что оцепили особняк, а перед самым окном на ветки сидел ворон.
Опухшие от слёз глаза, вновь наполнялись слезами, отчего княжна отошла от окна и села на пол у изножья кровати, и обняла руками колени, что подтянула к груди.
Горячие слёзы впитывались в подол платья, а в груди холодной костлявой рукой сжималось сердце от безысходности.
Александра уже даже не понимала, сколько дней прошло с того момента, как её придали позору, что нельзя было смыть. Общество аристократов буквально устроило травлю, как голодная стая, что истекала слюной и ядом в предвкушении добычи, что была ими загнана в угол.
В придачу ко всему этому брат Александры был сильно избит и вызван на дуэль, которая могла состояться по имперским правилам аристократов, после разрешения на сатисфакцию от совета, а что это случится, Александра не сомневалась.
Даже родные стены не могли укрыть Александру от нападок в её сторону. Ведь на третьи сутки после обвинений в бесчестье, дом княжны имперской крови также подвергся нападкам. Неизвестные личности исписывали каменные колонны забора оскорблениями.
А теперь стало ещё хуже. Отца Александры обвинили в подозрении предательства, и их с братом посадили под домашний арест, ожидать хода расследования.