Полдень. Дело о демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади

Таким образом, не доказано изготовление, не доказана заведомость, не доказано, что лозунг порочит советский государственный и общественный строй, не доказано, что Бабицкий его принес. Следовательно, по статье 190-1 Бабицкий подлежит оправданию. Сложнее обстоит со статьей 190-3, в которой говорится о групповых действиях, грубо нарушающих общественный порядок. Действия, действительно, носили групповой характер. Обязательно ли здесь присутствовал сговор? Возможно, это была общая информированность. Но суть не в наличии или отсутствии сговора, а в том, привели ли действия подсудимых к грубому нарушению общественного порядка. Прежде всего, это незначительная группа в семь человек. Они сели на тротуар. По тротуару транспорт не ходит. Я полагаю, что нарушение порядка должно быть действием самих обвиняемых. Никто из свидетелей ничего не сказал о действиях Бабицкого. Ни он, ни вся группа не могли мешать транспорту. Говорят, что действия подсудимых собрали толпу. Я не убежден, что толпа – это стационарное понятие. Свидетели называли цифру 30–40 человек. Для масштабов Красной площади 30-40 человек – это немного. Говорят, что, когда их увезли, была толпа до 400 человек, но за то, что произошло после того, как их увезли, подсудимые отвечать не могут. Из всех действий Бабицкого остается одна его фраза – о том, что мы теряем своих друзей: чехов и словаков, о которой он сказал на суде сам. Я полагаю, что по статье 190-1 Бабицкий подлежит оправданию за отсутствием состава преступления, а по ст. 190-3 – за недоказанностью преступления.
При вынесении приговора прошу суд также учесть, что Бабицкий работает в уникальной области науки и специалисты в этой области редки.
  
Речь адвоката С. В. Калистратовой (защитник Вадима Делоне)
 
Я прошу вас, товарищи судьи, отнестись снисходительно к некоторым шероховатостям, которые могут быть в моей речи, так как я начинаю эту речь на двенадцатом часу непрерывной работы.
Мы, юристы, глубоко уважаем закон и знаем, что нельзя оправдать нарушение закона никакими, даже самыми лучшими побуждениями. Руководствуясь законом, и только законом, я обязана, в силу своего профессионального долга, просить суд об оправдании Вадима Делоне, так как ни в законе, ни в материалах дела нет оснований признать уголовно наказуемыми его действия. А если нет преступления, то нет места и для применения уголовной репрессии.
Правовой анализ материалов дела в моей речи будет очень краток, так как я постараюсь избежать повторения доводов товарищей по защите, выступавших до меня. Но прежде чем я перейду к изложению основной позиции защиты, я не могу не отметить, что даже с точки зрения государственного обвинителя, который считает виновность Делоне доказанной, даже с этой точки зрения невозможно понять, почему прокурор требует такой суровой меры наказания для Делоне.
В своей суровой несправедливости прокурор даже прямо нарушает закон, когда он просит, определив Делоне по совокупности двух вмененных ему статей наказание в виде лишения свободы сроком на два года, присоединить к этому наказанию еще год лишения свободы по предыдущему приговору, в то время как по правилам статей 41 и 44 Уголовного кодекса может быть присоединена лишь неотбытая часть наказания. Вы знаете, товарищи судьи, что Делоне до освобождения из-под стражи по приговору 1967 года пробыл в заключении более семи месяцев. Следовательно, в соответствии с буквой и смыслом закона, прокурор не имел оснований просить вас о присоединении года лишения свободы по предыдущему приговору.
Но дело даже не в этом.
Когда глядишь на Вадима Делоне, когда знаешь материалы дела, когда видишь его в суде и сравниваешь его с другими, – а такое сравнение неизбежно, – то возникает тягостное впечатление, что прокурор требует для Делоне наказания совсем не за то, в чем его формально обвиняют.
Прокурор, квалифицированный юрист, сказал, что Делоне, как и другие подсудимые, совершил тяжкое преступление. Мы, юристы, обязаны употреблять правовые термины только в строгом соответствии с законом. Я вынуждена обратить ваше внимание, товарищи судьи, на то, что примечание 2-е к статье 24 УК РСФСР дает исчерпывающий перечень преступлений, отнесенных законом к числу тяжких. И в этом перечне нет ни ст. 190-1, ни ст. 190-3 УК, по которым предан суду Делоне. Прокурор не может не знать и не понимать этого.
 
Вы хорошо знаете, товарищи судьи, санкцию закона, знаете, что обе статьи УК, вменяемые Делоне, предусматривают наказание не только в виде лишения свободы, но и исправительные работы без лишения свободы и штраф до 100 руб. Следовательно, законом установлено, что человек, признанный виновным в совершении преступлений, описанных в этих статьях, может, в зависимости от обстоятельств, быть присужден к штрафу, или к исправительным работам без лишения свободы, или к лишению свободы сроком от трех месяцев до трех лет.
И вот прокурор, не пытаясь даже сослаться на предусмотренные законом отягчающие вину обстоятельства, хочет, чтобы Вадим Делоне получил максимально высокое наказание. Вот почему я говорю о тягостном впечатлении, что прокурор просит для Делоне наказание не за то, в чем он формально обвиняется.
Санкция закона широка. И если вы будете решать вопрос о том, как надо наказать Вадима Делоне, то вы будете избирать меру наказания не произвольно, а на основании закона, потому что статьи 37, 38 и 39 УК РСФСР определяют, чем руководствуется суд, избирая ту или иную меру наказания.
Вы должны учитывать характер и степень общественной опасности действий, вменяемых Делоне.
И вот здесь я вижу серьезное внутреннее противоречие в речи прокурора.
С одной стороны, прокурор говорит, что подсудимые – это незначительная кучка неправильно мыслящих людей, которая тонет в единодушии всего народа. Значит, их действия не так уж опасны? Но с другой стороны, прокурор требует определить меру наказания самую суровую – три года лишения свободы, то есть, очевидно, исходит из признания какой-то повышенной опасности этих действий, хотя материалы дела не дают для этого оснований.
И личность подсудимого должен учитывать суд, определяя ту или иную меру наказания.
20 лет Вадиму Делоне. Он не герой – он не сделал в своей жизни ничего такого, что мы могли бы положить на судейский стол: характеристики, похвальные листы, свидетельства его неустан ной плодотворной работы. По-разному складываются характеры людей. Одни – в 19–20 лет уже устоявшиеся люди, с определенной профессией, мировоззрением. Другие складываются и формируются позже.
Но назвать 20-летнего юношу «лицом без определенных занятий» только потому, что он не работал в течение нескольких недель, – можно только сухо-формально и бездушно.
Дело в том, что Вадим – ищущий юноша, который еще не нашел своего жизненного пути.
Если бы всегда так сурово и несправедливо именовали «лицами без определенных занятий» людей ищущих, бросающихся от одной работы к другой, из одной местности в другую, – если бы всегда так сурово относились к таким людям, то мы, может быть, недосчитались бы на своих книжных полках произведений не только Александра Грина, но и Константина Паустовского и многих других. Именно людям, склонным к творческой, литературной деятельности, часто свойственна такая неустроенность, такое метание, такая неспособность сразу найти свое место в жизни.
Поэтому я считаю, что нельзя ставить Вадиму Делоне в вину то, что он к моменту ареста не работал. Он просто не сумел быстро сориентироваться и устроиться на работу. Нельзя поставить ему в вину, что он оставил учебу в Новосибирском университете. Вы слышали, товарищи судьи, как был травмирован Делоне, молодой, начинающий поэт, разгромной газетной статьей, обрушившейся на его голову. Я имею в виду статью корреспондента газеты «Вечерний Новосибирск», которая приобщена к делу. В этой статье все, что есть у Делоне дорогого, все его творчество было зачеркнуто даже не черной краской, а дегтем. Да и сам Вадим перечеркнут как человек, как личность, как поэт. Надо иметь закалку, надо иметь волю, чтобы устоять после такого удара.