Лис Улисс и клад саблезубых
– Евгений, вот тебе немного денег, купи четыре букета цветов. Могут пригодиться.
– Шеф, тебе, конечно, видней, но не жалко тратить общак на какие-то веники? – поморщился кот.
– Нет, не жалко. Твой друг Кроликонне нас деньгами не обидел. А букеты действительно могут пригодиться. Кстати, будет неплохо, если составишь Евгению компанию, и ему не будет скучно одному.
– Запросто, – уныло отозвался Константин. – Скучать одному – это не дело. Будем скучать вдвоем.
А расстроенному пингвину было совершенно все равно, чем заняться, и он дал коту увести себя к цветочным лоткам.
– А эта Барбара ничего, – заметила Берта.
– М-да… – задумчиво произнес в ответ лис.
– Вы только посмотрите! Берта! – раздалось внезапно за их спинами. Улисс с Бертой обернулись и оказались мордой к морде со стайкой девушек – лисичкой, ежихой и куницей.
– Здравствуй, Берта, – лукаво улыбнулась лисичка и многозначительно посмотрела на Улисса. Ежиха с куницей хихикнули.
– Здравствуйте, девочки, – приторно промурлыкала Берта и демонстративно взяла Улисса под лапу. Лису эта мизансцена была абсолютно понятна, и он счел нужным подыграть Берте. Иначе та могла бы оказаться в дурацком положении. Он мило улыбнулся всем трем девицам:
– Здравствуйте.
– Здрасссь… – ответили девушки и прыснули.
– Познакомьтесь, это Лис Улисс, мой… друг, – сказала Берта.
– Очень приятно. Это замечательно, что у Берточки есть такие солидные… друзья, – заметила лисичка. Похоже, она была в этой компании запевалой.
– Улисс, это мои одноклассницы: лисичка Марианна, ежиха Дора и куница Анабелла.
– Очень приятно, – кивнул Улисс. – Рад знакомству. Значит, одноклассницы?
– Да, – подтвердила ежиха Дора и хихикнула.
– Подружки, – добавила Марианна.
– Лучшие, – конкретизировала куница Анабелла.
– Прекрасно выглядишь, Берточка, – отметила Марианна. – Тебе так идет это красное платье.
– Спасибо, милая Марианна.
– Не за что, Берточка. А знаете, девочки, говорят, красный – цвет страсти!
– Да что ты! – изумилась ежиха.
– Точно-точно, я тоже слышала, – энергично закивала куница.
– Вы правы, девочки, – подтвердила Берта. – А разве вы не знали, что театр – моя страсть?
– Что ты говоришь! – с наигранным удивлением развела лапами Марианна. – Нет, я этого не знала. Ну тогда все понятно. Девочки, дело в том, что наша Берта страстно любит театр.
– О, это многое объясняет, – прокомментировала Анабелла, и все три девицы рассмеялись.
– А у меня тоже страсть к театру! – воскликнула ежиха.
– Ага, – хихикнула Анабелла. – А точнее, к Тристану.
– К кому? – удивилась Берта.
– Ну ты даешь! А еще театралка. Шакал Тристан – это же ведущий актер Большого Трагического Театра! Герой-любовник!
– Настоящий герой, – добавила Дора.
– А какой, говорят, любовник! – сказала Марианна, чем снова вызвала у подружек смех. – Что делать… Не у всех же есть… друзья, с которыми можно пойти на спектакль. Иным приходится довольствоваться лицезрением героев-любовников на сцене.
Девушки хором вздохнули и снова рассмеялись.
– Что ж, дорогая Берта. Пожалуй, оставим тебя наедине с твоей… хи… страстью. До встречи в школе. Всего хорошего, Лис Улисс. Берегите нашу Берту. Она нам очень дорога. Пока-пока!
– Не обращай на них внимания, – сказала Берта Улиссу, когда стайка подружек удалилась.
– Ну почему же? Они очень занятные, – заметил Улисс.
Берта пожала плечами и высвободила лапу… Еще не хватало, чтобы Евгений с Константином увидели. Ей и так было тревожно из-за встречи с одноклассницами. Хотя было и приятно. Даже больше приятно, чем тревожно. Ведь подружки же ей завидуют, хотя Улисс еще не ее.
Вернулись Константин с Евгением, каждый нес по два букета. Улисс с сожалением отметил, что пингвин выглядит еще грустнее. Видимо, ему сейчас невозможно исправить настроение.
Дали второй звонок, и друзья проследовали в зал. Берта и Константин сели по бокам от Улисса, а Евгений пристроился с краю. Он смотрел в пол и жалел себя. Где-то здесь, в этом же зале, Барбара… Сидит и смеется над ним. Как же он ненавидит ее! Да, ненавидит! Хотя нет, он к ней равнодушен. И ненавидит тоже.
– Послушай, Улисс, а комедии этот театр не дает? – поинтересовался Константин. – А то мне чего-то трагедию не очень хочется…
– Зря, – ответил Улисс. – Трагедия будит высокие чувства.
– Ты это серьезно? А по-моему, от нее только настроение портится.
– Классическая трагедия помогает очиститься путем сопереживания.
– Э-э-э… То есть мы очищаемся, глядя, как другим плохо?
– Ну это несколько упрощенный взгляд, но, грубо говоря, да.
– В каком ужасном мире мы живем, – проворчал Константин.
Улисс согласно вздохнул.
– Я вот чего еще не понимаю, – не успокаивался кот. – Зачем в названии говорится о смерти этой несчастной Лауры? Чего это зритель сразу знает, что она умрет?
– Это же трагедия! И так ясно, что умрет. И наверняка не только она. Думаю, в конце пьесы не одно кладбище переполнится. Закон жанра.
– Какой подлый закон. Ты знаешь, я не любитель нарушать закон, но… – Константин развел лапами.
– Понимаешь, суть классической трагедии сводится к тому, что року нельзя противостоять, – пояснил Улисс. – Что бы ни делали герои, стараясь избежать тяжкой участи, они обречены. Року особо не возразишь… У него в этой игре все карты крапленые.
– Року, значит… Это ведь то же самое, что судьба, не так ли? – спросил Константин.
– Да, судьба. Только сильно обиженная.
– Улисс, поправь меня, если я ошибаюсь, – медленно произнес кот. – Мы говорим о той самой судьбе, которой ты нас все время призываешь довериться?
– Конечно.
– То есть доверяться судьбе, которая приведет к «прекрасной смерти» эту несчастную Лауру, как бы она ни рыпалась?
– Ну, условно говоря, да.
– Знаешь, Улисс, мне почему-то не хочется ей доверяться… Что-то не тянет стать персонажем такого спектакля.
– И что ты предлагаешь? Противиться? Так ведь классическая трагедия как раз и говорит о том, что это бессмысленно. Поэтому лучше, как ты говоришь, не рыпаться, а, наоборот, следовать судьбе. К тому же у каждого она своя. Совсем не обязательно она является роком.
– А как это определить?
– В конце станет понятно.
– Спасибо, шеф, – мрачно ответил Константин. – Теперь мне совершенно ясно, с кем следует поговорить, если надо срочно испортить себе настроение…
– Ты просто пока не почувствовал, что судьба на нашей стороне, – сказал Улисс.
– А ты это чувствуешь? – спросил Константин.
– Тоже пока нет. Но стараюсь.
– Все, шеф! Давай замнем этот разговор, а то я предпочту помереть вместе с несчастной Лаурой, чтобы не продлевать муки.
Тут дали третий звонок, в зале стало темнеть.
– Друзья, напоминаю, будьте бдительны! Я чувствую, что во время спектакля судьба подаст нам знак! – громко прошептал Лис Улисс.
Занавес поднялся, явив публике дворик при двухэтажном домике. Во дворике на скамейке сидела печальная гусыня в белом платье. «Изольда Бездыханная», – пронеслось по залу и раздались аплодисменты.
Зазвучала тихая грустная музыка, гусыня поднялась со скамьи, простерла перед собой крылья и произнесла высоким голосом:
– О, нету мне, Лауре, счастья! Душа моя в потемках, и сердце полыхает, как костер!
– У нее что-то с сердцем? – шепотом спросил Константин Улисса. – У них в театре нет врача?
– Это метафора, – ответил Улисс.
– А… Никогда не слышал. Какая-то ужасная болезнь?
– Да нет же! Константин, я тебе потом объясню!
– Ну потом так потом, – пожал плечами кот.
Тем временем Лаура продолжала:
– Тринадцать скорбных лет живу я с нелюбимым мужем здесь, в глуши тоскливой… как в могиле. И вот вдруг появился он, возлюбленный прекрасный мой! Но нам не быть вдвоем. Не суждено… Ах, лучше умереть!
– Хм, – сказал Константин, выражая сомнение по поводу последнего утверждения Лауры.