Год Собаки I. Среди Теней (СИ)
И, видя мое замешательство, пояснил:
— Он не хотел тебя расстраивать.
Я висел ошеломленный в морской толще. Кэн не заснул, а умер, от него осталась только эта запись.
Рыбы смотрели на меня удивленно.
Вдруг одна из них подплыла ко мне и ткнулась в грудь, прямо в переливающуюся оттенками красного метку, и сказала:
— Эй, человек. Не плачь. Все хорошо.
Мне показалось, что разумная рыба вздохнула. Будто объясняла человеческому несмышленышу элементарные вещи, известные любому мальку.
— Мы вместе поднялись в небеса. Летали над облаками, видели закат. Познали счастье полета. Он оставил после себя больше, чем любой из нас.
Повернулась к остальным:
— Эй, мелюзга, рассмешите его. Эти люди такие чувствительные.
Косяк мальков двинулся ко мне, и через мгновение они тихонько тыкались в меня сотнями щекочущих ртов. В лицо, в шею, в ноги, забивались под рубашку и штаны, трепыхались там, пробираясь на волю через воротник. Прятались в карманах и в притворном ужасе выскакивали прочь.
И я невольно рассмеялся.
Колесо жизни двигалось не переставая, оно и не собиралось останавливаться. Это надо было принять.
Потом настал черед взрослых рыб. Они степенно проплывали мимо, совсем близко, так, что я чувствовал движение плавников и вибрацию воды. Некоторые вскользь касались руки или лица.
Последними подплыли родители.
Они были значительно больше меня, по сравнению с ними я выглядел мальком. На загрубевшей коже виднелись глубокие следы когтей и зубов, шрамы былых сражений, прилипшие раковины путешественников-симбионтов, поросшие донным мхом.
Родители молча смотрели на меня. Они на мгновение задержались рядом и ушли во мрак.
Я поднялся в небеса, и летел над облаками. В полном смятении думал о том, что увидел сегодня.
Думал о морских львах, о рыбах Глаа.
Череда жертв, и то как они приняли неизбежное, поразили меня.
Я летел потрясенный до глубины души, сжимая в руке рог.
#
12.
К городу я добрался в сгущающиеся сумерках.
Не хотел никуда спешить…
Сориентировался по ночным огням, отыскал центральный вестибюль по рядам светящихся окон. Потом увидел окно девочки и невидимый прошел сквозь стекла.
Взрослые были в гостиной, а дети уже спали.
Я положил рог морского льва на ее стол среди нехитрых игрушек и символов детства.
Посмотрел на ее брата истинным зрением, и не обнаружил ничего страшного. Просто небольшой генетический дефект, делающий его умственно неполноценным. Не таким как все.
Препарат из рога морского льва поможет. Через неделю геном будет исправлен, сущности тела перезапустятся на новый код, мозговые структуры будут восстановлены, и он исцелится.
С его сестрой было сложнее.
Она была больна, почти умирала, а просила за брата…
Я посмотрел акаши. Девочка не имела отношения к Ритуалу, поэтому ее записи были доступны.
Так и есть… смерть в конце следующей недели.
В записях не было запрета на вмешательство. Я имел полный допуск, потому что она пригласила меня. Если решусь на изменение ее судьбы, то это не будет иметь отрицательных последствий ни для кого. Она проживет долгую и счастливую жизнь.
Я сместился из физического мира чуть выше к магическому слою реальности и убрал опухоли из ее головы, легких и печени, которые видел как сгустки тьмы. Руками очистил кровь и лимфу. Прошелся сквозь все ткани, с макушки до кончиков пальцев на ногах, ладонями забирая последние затемнения, и перезапустил тело.
Еще раз посмотрел акаши, дата смерти исчезла из записей следующего месяца и перенеслась на много лет в будущее. Постоял пять минут, наблюдая как она дышит, и прошел сквозь стену в свой номер.
Материализовался на глазах изумленного Ильи.
Он крутил в руках электрогитару, вздрогнул и едва не выронил ее на пол.
— Эй, бро… Через дверь не пробовал? А если я не один?
— С кем же ты можешь быть?
Он подумал:
— А если сам с собой? Сочиняю… И тут призрак из стены.
— Ага… Призрак в опере. Гитара откуда?
— Нашел… — буркнул Илья. — Чего мрачный?
И принюхался.
— Ты где это был?
— Рыбачил.
Я прошел в ванную комнату. Сбросил мокрую одежду на кафель, она пропахла ледяным ветром, соленой водой, рыбой Глаа. И вошел в душ под горячие потоки воды.
Через десять минут открыл шторку душа и ступил на напольное полотенце.
«Дубль второй…» — подумал я.
И опустил грязную одежду в ящик для белья.
Встал перед зеркалом, критично себя осмотрел. Вспомнились оброненные мэром слова… Для дуэлей я выглядел не очень, да и плавал так себе. По сравнению с рельефными близнецами никаких мышц. В реальном поединке не продержусь и минуты. В магическом… тут зависело от противника и обстоятельств.
«Все будет как в жизни», — вспомнил я, — «не обязательно умирать».
Возможно, что негативного сценария не случится. Как не случится дуэлей, утоплений и прочих «душераздирающих историй».
Оставался Синг…
Рядом с зеркалом висели полотенца и халаты. На низком комоде лежали две одинаковые стопки одежды. Трусы, носки, футболка и длинные шорты.
В светлой гамме под цвет этажа, с вышитыми серебристой нитью знаками гостиницы, впрочем, почти незаметными.
Белый халат, равно как и белые тапочки с белыми носками я отверг, обтерся полотенцем и оделся.
За дверью взревела гитара, кто-то лихо завел сольную партию.
Это Илья вытащил черный ящик усилителя. Установил посреди гостиной и подключился. Выкрутил ручки в перегруз.
Усилитель и без педали давал отличный звук.
Илья убавил громкость.
— Гитара — космос. Осталась от прежнего владельца. В чулане… представляешь? Но я этому не верю.
Я вопросительно посмотрел на него:
— Почему нет?
Илья пояснил:
— Это кастомное издание середины двадцатого века. Видел такую в музыкальных журналах… И один раз в антикварном магазине… просил подключить, дали поиграть полчаса. Такие не забывают в кладовках.
— Если только их владельцы не исчезают внезапно…
— Думаешь, его убили?
— Почему сразу «убили»? — спросил я.
Хотя после того, что встретил сегодня, ничего не мог исключать.
Но сказал:
— Он мог сменить номер, а вещи перевезти не успел… Ты видел гостиницу? Это целый город, монстр… Мог срочно уехать, так иногда бывает. И вообще, это реплика, скорее всего.
Илья задумался.
— Если и реплика, то я не ощущаю разницы…
Он дернул струну, прислушался, сравнивая с внутренним камертоном, и подкрутил ее чуть выше. Сверил с другими струнами. Взял несколько аккордов, посмотрел на меня:
— Строит идеально.
И после паузы добавил.
— Есть еще одна странность… Не нашел среди вещей медиаторов и струн. У музыканта они должны быть, это расходники. Нет и других мелочей… Каподастр, ремкомплект с инструментом, кабели, педали, тюнер… Целый чемодан наберется.
— А тюнер тебе зачем?
— Не мне… У меня абсолютный слух.
— От скромности не умрешь, — поддел я Илью.
Он иронично глянул на меня.
— Каждому свое… Ты летаешь, у меня слух. Я его не просил.
— Прости, — сказал я, — дурацкая шутка. Завидую.
— Забей, бро… Нечему.
Илья ударил по струнам и подмигнул.
Я качнул головой и возразил:
— Есть чему… У меня не получается так подбирать.
И взглядом показал на красный треугольник в его ладони:
— А это что?
— Это мой. В кармане был, когда… Еще с Земли.
Илья замолчал.
Сидел, наклонив голову, чтобы скрыть лицо. Но было понятно, что он вспомнил Землю, родителей, и неожиданная тоска по дому накрыла его.
— Что здесь написано? — Илья потрогал выпуклые буквы на голове гитарного грифа. — Не могу прочитать, язык незнакомый.
Под колками рукописным шрифтом почти забытого языка тускло отсвечивало название.
Time Machine.
Я присел, провел пальцем по бронзовой надписи, инкрустированной в черное лакированное дерево.
Посмотрел в его глаза: