Обреченные на вымирание (СИ)
Андрей сел на табурет, от духоты, царившей на кухне, лицо его покрылось испариной.
- В сортир не хочешь? - спросил он. Я прислушался к организму, помотал головой.
- А я вот, пожалуй, да, - он встал и вышел. Пока Андрей делал свои дела, я повернул газету и рассматривал исследовательскую базу. Она казалась мне недосягаемой, фантастической и в то же время манящей, будила надежду, и я уже мыслями был на ней, сидел в кабине воображаемого шаттла. Меня не пугала перспектива сгинуть в космосе или задохнуться в дырявом скафандре. О таких мелочах даже не думалось. Уверенность Андрея, его знания не позволяли сомневаться в успехе предприятия. Тем более меня ничто не держало на Земле. Все якоря были сброшены, и тот единственный, которым я держался за жизнь, грозил оторваться.
- Манит? - Голос Андрея прозвучал неожиданно. Я вздрогнул, словно застигнутый за чем-то непотребным, сконфуженно промямлил:
- Манит.
- Даже если нам, Михалыч, не повезет в России, двинем в Италию. Там тоже велись разработки и вроде как опытный образец имеется. А чем нам еще заниматься, как не своим спасением? Не найдем в Италии, двинем в Америку. Но до этого надо проверить еще одно место. Это авиабаза вблизи Энгельса. Официальное название аэродрома - Энгельс-2. Если уже и там не найдем, то точно в Италию. Страна намного меньше нашей, проще найти. Вот, собственно, - Андрей вдохнул и хлопнул в ладоши, - и весь план, Михалыч. Еще немаловажно, - он поднял палец, - может статься, что наш бомбардировщик с пустыми баками. На этот счет есть соображения. Помнишь, я говорил, когда нас над Ливией прижал истребитель, мы сбросили груз. Я запомнил координаты. Перевезем пухи сюда и обменяем на топливо. В Курске имеется малая авиация, а где самолеты - там и заправщики. Врубаешься, старичок?
Я неуверенно кивнул: «Это сколько же топлива нам понадобится? К примеру, межконтинентальный лайнер Ил-62 сжирает сорок тысяч литров на одиннадцать тысяч километров. А нам до Луны…».
- А здесь найдется столько керосина? - усомнился я.
- Точно не знаю, но думаю, что да. Выясним. Ну а так, как тебе план в целом? - Андрей смотрел на меня горящими глазами. Даже если бы план мне показался слабым, я бы все равно сказал, что он отличный.
- Отличный план.
- Точно?
- Да, стоит попробовать. И что мы теряем? - заразился я его оптимизмом. - Подохнем при попытке к бегству или чуть позже изжаримся. Зато будем знать, что хотя бы попробовали.
- Верно, Михалыч. Для начала тебе надо пойти к авиаторам, попросить прощения, покаяться, что не проникся патриотизмом, и взяться чинить «лашку».
Мысль, что придется снова встречаться с уголовниками-наркоманами, признаюсь, слегка, даже не слегка, охладила мой пыл. Улыбка стекла с моего лица, и план сразу стал чертовски трудновыполнимым.
- Зачем? - спросил я, надеясь, что не вполне правильно понял Андрея или он неточно выразился.
- Как зачем? - Андрей поднял брови. - Я же только что говорил, нам надо в Энгельс, а до него километров пятьсот. А в Ливию как?
Замечательный план стал окончательно нереальным. Нет, я не против потрудиться на общее дело, но в такой компании… Ни с того ни с сего запульсировала болью припухшая губа.
- Что? Сдрейфил? - лицо Андрея перекосила презрительная ухмылка.
- Нет, но ты видел их… Это не люди.
- Михалыч, ты серьезно? Здесь, в анклаве относительный порядок и спокойствие: старички-одуванчики с редкими вкраплениями антиморального сорняка, а там, за забором, - Андрей ткнул пальцем в окно, - сплошной бурьян. Там, - он продолжал тыкать вдаль, - закон джунглей: сильный сжирает слабого. Редко встретишь нормальных людей, да и вообще, людей редко встретишь. Если хочешь на НЗ, надо немного потерпеть и попачкаться. Или ты думаешь, я тебе звездолет прямо к подъезду подгоню?
- В общем-то, нет, - устыдился я своих озвученных мыслей, -конечно, попробую. Но как-то все разом свалилось… надо подумать… обмозговать.
- О-о-о, начинается, подумать, обмозговать. Не понимаю, чего сложного в том, чтобы завтра в кафешке подойти к авиаторам и сказать, что, мол, осознал и готов потрудиться. Делов-то. Чинишь этот гребаный Ла-8, и мы на нем фр-р в Энгельс. Все, Михалыч, все-о-о. Будут тебя задирать, подумаем, что делать. Не бои́сь, в обиду не дам.
В общем-то, дело несложное. Это сначала, когда одним валом нахлынуло, показалось, что захлебнусь, а когда по частям - вполне выполнимо. Главное, настроиться. Мне всегда надо настроиться.
- Завтра и подойду, - закусил я удила, - и скажу, что, мол, передумал и берусь починить их гребаную «лашку».
- Вот, именно так и скажи. Молодца, Михалыч. Давай за это и выпьем. - Мы стукнулись банками.
- Слушай, - спросил я, вытирая пену с губы, - а как же Гжегош? Он, наверное, тоже хочет улететь.
- Гжегош, - медленно проговорил Андрей, - он сам не знает чего хочет. То в Албанию своих найти, то плюнуть на все и остаться в России. Ему тут у нас понравилось. То на Новую Землю хочет. Бесхребетный какой-то, ненадежный, куда ветер, туда и он. Не тащи я его - давно бы сгинул в ливийских трущобах. Он дерьмо, понимаешь, дерьмо, - медленно проговорил Андрей. - Не то что ты, Михалыч. Орла по полету видно. Кстати, квартирку нам надо поменять. Сегодня он пришел один, а завтра черт знает кого притащит.
Мне льстило быть орлом, заниматься настоящим делом, ввязаться в авантюру, ходить по острию лезвия, оказаться в одной обойме с таким парнем, как Андрей. Он питал меня своей уверенностью и силой, вселял надежду. Глядя на него, я подумал, что все у нас получится, потому что у таких, как он, все получается. Он знает, почем фунт лиха, и ловит пули зубами.
- А тебе, Михалыч, никто не говорил, что ты похож на Бондукова? - вдруг спросил Андрей. - Я все смотрю на тебя, смотрю, в голове вертится, на кого-то ты похож... Только сейчас стрельнуло, где тебя, вернее, не тебя, а артиста с похожей личностью видел. Фильм такой есть «Вас ожидает гражданка Никанорова». Бондуков играет ветеринара или зоотехника, не помню уже.
- На Брондукова, - поправил я.
- Даже прическа такая, набок с пробором, и рост, и глаза печальные, как у английского сеттера, еще бы пиджачок, и вылитый Брондуков.
Андрей встал и, мыча какой-то веселый мотивчик, вышел из кухни. Он вернулся через несколько минут, подтягивая брюки.
- Вот как поступим, - начал он с порога, - скажешь авиаторам, мол, мы с тобой разбежались. Меня ты не знаешь и куда ушел – тоже. Пусть думают, что я за тебя заступился из-за человеческой справедливости. Они будут допытываться, кто я, откуда и все такое. Видели пистолет и захотят им завладеть. Тебе надо будет все отрицать. Во-о-от. Сегодня мы отсюда свалим. Но опять же, вместе нам появляться опасно. Тебя поселим ближе к центру. Наверняка за тобой слежку устроят. Я к тебе сам приходить буду. Замутим конспирацию. Пусть думают, что я свалил, и ты им намекни, мол, про это вскользь упомянул. В подтверждение твоих слов я нигде светиться не буду. И Михалыч, переговори с соседом, пусть про меня забудет.
- Ладно. А меня того… не кокнут? - высказал я свои опасения.
- Не кокнут. Пока чинишь самолет, ничего с тобой не случится. Да и потом, если хорошо себя зарекомендуешь, захотят попользовать, техника, сам знаешь, порой ломается. Ты, Михалыч, точно в самолетах шаришь? - Андрей пристально посмотрел на меня и добавил: - Я тебя, конечно, не брошу, но если облажаешься, начнут прессовать по полной.
- Мы «карибы» делали, - проговорил я и почувствовал, как страх холодной рябью прошелся по спине, - думаю, справлюсь, - промямлил как-то неуверенно.
- Чини хорошо, помни, нам на нем лететь. Усекаешь?
- Усекаю, - кивнул я.
- Хорошо, завтра с утра, точнее часам к одиннадцати, не думаю, что они встают рано, дуй на аэродром.
Глава 5. Угон (1)
Я прошатался по анклаву до самого вечера. Все дома ближе к центру оказались заселенными. На Рабочей улице зашел в двухэтажный барак старой постройки грязно-желтого цвета с провалившейся крышей, с битыми стеклами, с распахнутой настежь и перекошенной входной дверью. Барак стоял в отдалении от прочих построек, окруженный зарослями бузины и лапуха, казался брошенным. Аккуратно обходя и переступая провалы в деревянном крыльце, я зашел в подъезд. Меня накрыл рыхлый прохладный сумрак, пахнущий гнилым деревом и сырым кирпичом. По короткой лестнице поднялся на площадку и прежде чем попытаться открыть обитую дерматином дверь, осторожно постучал по замочной скважине. Из квартиры ответил высокий плачущий голос: «Кто? Кого черт принес?». На вопрос о свободных квартирах голосом прорыдал, что все занято и посоветовал мне идти куда подальше, обозвал «мурлом недорезанным» и ушаркал вглубь коридоров и комнат. Я бы и ушел, но упрямая струнка ответственности за общее дело звонко завибрировала за грудиной и заставила сначала проверить квартиру напротив, а затем по захламленной лестнице подняться на второй этаж. Кирпичная крошка скрипела под подошвами сандалий и выдавала меня с потрохами. Я замирал при каждом шаге, пережидал, прислушиваясь к шагам из первой квартиры, затем крался дальше.