Человек. Книга. История. Московская печать XVII века

Результаты полевых археографических исследований существенно обогатили целый ряд гуманитарных дисциплин. История, история книги и книговедение получили тысячи новых книжных памятников, многочисленные ранее неизвестные исторические источники. Полевые работы также позволили составить представление о региональных книжных собраниях и коллекциях, достаточно адекватно отражающих особенности и характер местной культуры, показали, что традиционную культуру русского старообрядчества в некоторых регионах еще можно было описать как систему, а это, в свою очередь, позволило выявить ее внутренние связи, зафиксировать структуру и характер, оценить как живую модель традиционной крестьянской жизни [632].
Археографы, ведущие полевые исследования, уже в 1960-х гг. столкнулись с тем, что народная культура позднего русского Средневековья и книжная культура старообрядчества XX в. основывались на дониконовской печатной книге, прежде всего московской (более ранние экспедиции В.И.Малышева и отдела рукописей ГБЛ собирали только рукописную книгу). Это, в свою очередь, заставило археографов обратить самое серьезное внимание на деятельность Московского печатного двора, историко-культурная роль которого в советской литературе принципиально отрицалась [633].
Сплошное тщательное изучение всех документов архива Приказа книг печатного дела позволило принципиально пересмотреть господствующую в историографии концепцию, значительно расширить сведения о количестве, характере и значении напечатанных в XVII в. книг, доказать, что руководители Печатного двора уделяли приоритетное внимание книгам, предназначавшимся для обучения вере и грамоте [634], тем самым обеспечивая и действенность остальных своих изданий.
Поскольку архив Приказа зафиксировал только первоначальную распродажу изданий в книготорговой лавке, чтобы доказать их ведущую роль в культуре того времени, необходимо было выявить реальное географическое распространение и социальную функцию московской печати. Важнейшим источником этих исследований стали сохранившиеся экземпляры московских печатных книг (вернее, многочисленные записи на полях, оставленные их продавцами, покупателями, вкладчиками и читателями), особенно книги, найденные в регионах.
Задача изучения экземпляров кириллической старопечатной книги как исторического источника заставила выработать специальную методику [635] их скрупулезного описания и правила публикации каталогов таких описаний, которые предполагали четкую рубрикацию описаний, структурирование типов полученной информации в 10–12 аннотированных указателях. Это, в свою очередь, способствовало значительному сближению описаний печатных и рукописных памятников, возвращая науку к представлениям о единстве рукописной и печатной книг, являющихся неразрывными составляющими книжной культуры второй половины XVI в., XVII и даже XVIII в.
Народная культура как система воззрений и их хозяйственных, общинных, семейных художественно-прикладных проявлений, охватывающая все сферы жизнедеятельности, всегда имеет две координаты, которые ее определяют, – пространственную и временную. То есть народная культура всегда региональна и исторична.
Мы называем русской национальной культурой комплекс явлений, ставший основным ориентиром развития общенациональных традиций, выбранных и сохраняемых временем и объединенных жизненным пространством народа и/или государства. Богатство и жизненные силы национальной культуры определяют, сохраняют и развивают богатство и разнообразие традиционной культуры разных регионов страны, которая всегда «прирастала провинцией». И сегодняшняя культурная самоидентификация регионов требует изучения и понимания особенностей местной культуры и истории. Именно региональная культура может и должна быть противопоставлена нынешнему безудержному наступлению так называемой массовой, в определенном смысле «синтетической» культуры, которую широко распространяют сегодня все СМИ.
 
Однако и трагические, и вполне логичные события и естественные процессы XX в. повсеместно уничтожили традиционную культуру, нередко подменяя ее усредненной, «массовой». Казалось, что мы нигде и никогда не сможем зафиксировать всеобъемлющие традиции в их системном единстве. В значительной степени эту задачу ставили именно «комплексные» археографические экспедиции, выросшие на базе осмысления возможностей собирательских задач полевой археографии. Последняя, поставив перед собой цели не только собирания, но и изучения традиционной книги и книжной культуры в среде их бытования, стала самостоятельным направлением научной деятельности, решающей своими методами новые для науки задачи. Правда, новое в науке нередко оказывается хорошо забытым старым. Еще П.М. Строев писал: «Археография не есть дело, известное всякому: как наука, она имеет свои правила и требует познаний многих, разнообразных»1. Комплексные полевые археографические исследования ставили своей целью изучение и самой среды бытования книги, т. е. тех (в реальности почти всех) направлений традиционной духовной и материальной культуры сельских старообрядческих общин в регионах, где археографическая разведка подтвердила возможность изучения и фиксации традиционной культуры как системы.
Особенной удачей было открытие в 1972 г. экспедицией МГУ им. М. В. Ломоносова региона в верховьях реки Камы, на границе Пермской земли с Удмуртией и Кировской областью. Значение этого открытия даже его исследователи поняли не сразу – настолько бедны были эти глинистые или болотистые земли, убыточно хозяйство местных совхозов, тяжела жизнь местного старообрядческого населения, еще в 1970-1980-х гг. составлявшего большинство населения этих мест. Богатство древних традиций Верхокамья раскрывалось постепенно, но уже в 1974–1975 гг. ученые оценили этот район как уникальный, в котором благодаря особенностям истории местных старообрядческих общин еще возможно было зафиксировать традиционную культуру крестьянского населения как систему – фактически в репрезентативной полноте, достаточной для объективного исследования и убедительных выводов.
Сохранность традиционной культуры региона, как удалось установить, объясняется двумя основными причинами. Во-первых, его замкнутостью: до середины XX в. отсутствовали постоянные транспортные коммуникации, кроме железной дороги, пересекающей всего один его край. Во-вторых, превалированием в этих местах с конца XVII до начала XXI в. старообрядческого населения, объединенного конфессиональными общинами – соборами. Особая архаизация всей жизни соборов объясняется расколом местной поморской общины в 60-80-х гг. XIX в. на «деминцев» и «максимовцев» и постоянной, непрекращающейся непримиримой полемикой между ними (настолько ожесточенной, что друг друга они принимали «первым чином» крещения, а приходящих из Русской православной церкви – вторым).
Заслуга многолетнего (в 1972–2003 гг. – ежегодного) систематического комплексного изучения традиционной культуры Верхокамья принадлежит факультативному коллективу, в который входили археографы МГУ, студенты, в том числе закончившие образование, но продолжающие свою работу в Верхокамье, позднее (с 1984 г.) к ним присоединились профессор ПГУ Г. Н. Чагин со своими учениками, директор Пермского областного краеведческого музея С. А. Димухаметова и сотрудники музея, куда с этого времени поступали все найденные в регионе памятники материальной культуры, составившие уникальный по полноте Верхокамский фонд, значительная часть которого подробно описана и иллюстрирована в издании С. А. Димухаметовой [636].
Верхокамские комплексные полевые исследования – первый (и, к сожалению, видимо, единственный) опыт проведения полного спектра археографических комплексных исследований. Они потребовали выработки специальной методики, определенной последовательности постановки научных задач, новых форм полевой фиксации, документации, немедленного стационарного изучения полученных в поле материалов, позволяющего сформулировать цели следующего полевого сезона. Успех многолетних работ был достигнут благодаря участию в них блестящих специалистов и энтузиастов своего дела: в первые годы это Е.М.Сморгунова, С.Е. Никитина, Г.Н.Чагин, Е.Б.Смилянская, Е. А. Агеева, а затем В. П.Пушков, Н.В. Литвина, И. С. Куликова, М. В.Макаровская и многие другие (за 30 лет ежегодных экспедиций в Верхокамье в них участвовали более 180 человек, и каждый внес свою лепту в общее дело). Однако продолжить и завершить работы во второй половине 1990-х гг. (когда были прекращены вузовские летние экспедиции) и в начале XXI в. удалось только потому, что руководство исторического факультета МГУ сохранило археографическую полевую практику для студентов, специализирующихся в близких областях исторического знания.