Покоряя Эверест

Следующим планом, основанным на нашем опыте восхождения на этот длинный горный хребет, было потренировать кули в применении кошек на твердом снегу и льду. Но в ночь на 6-е был сильный снегопад, и мы отложили эту идею. Снегопад стал началом ухудшения погоды. Муссон разразился не на шутку. И, хотя впоследствии мы брали кошки повсюду, где бы ни разбивали наши лагеря, им так и не суждено было нам пригодиться, и далее ими не пользовались.
8 июля мы выдвинулись с отдохнувшим отрядом из семи кули, взяв лишь наши самые легкие палатки и необходимых вещей всего на три ночи. Мы надеялись, что в два энергичных перехода достигнем западной ледниковой долины. Мы подозревали, что она должна быть на дальней стороне северо-западного гребня, и планировали узнать достаточно, чтобы, если понадобится, разработать более сложные планы исследования этой стороны горы. И снова нам повезло найти хорошее место для лагеря – даже лучше, чем в прошлый раз: поверхность этой террасы была травянистой и мягкой, а поскольку отсюда мы смотрели на юг через Западный Ронгбук, то солнце светило на нас с раннего утра до самого вечера. Но мы не были полностью довольны. Палатка Маммери вполне сносна в хорошую погоду, хотя даже тогда ее низкая крыша предполагает лежачее положение, когда находишься внутри. Из нее получается плохая столовая даже для двоих и холодное укрытие от снега. Более того, холод и сквозняк гасили наш примус – но я не стану описывать детали, а доверю их воображению тех, кто на собственном опыте познал тошноту, возникающую от паров парафина, грязных рук и всего беспорядка, который может возникнуть в походных условиях. Несомненно, это был главным образом вопрос нашей некомпетентности, но признание этого не утешало. Утром, когда в воздухе все еще висел густой туман, а вокруг нас лежал снег, мы увидели, насколько ошиблись в принятии решений. Разве это не первый принцип альпинизма – как можно дольше обеспечивать себе максимально возможный комфорт? И сколько времени потребуется для наших операций в такую погоду? Стало ясно, что наш Второй передовой лагерь должен быть организован на более постоянной основе. Поэтому 9-го я спустился к Базовому лагерю и на следующий же день переместил его так, чтобы он оказался на расстоянии одного длинного марша от нашей нынешней позиции. Новое место мне очень понравилось. Оно было гораздо более защищенным, чем предыдущая площадка ниже, и палатки поставили на ровной лужайке, куда со склона холма стекал чистый родник. Отсюда до края ледника была всего четверть часа пути. Тем временем Буллок доставил палатки Уимпера [234] и другие припасы из Первого передового лагеря, который теперь превратился в своего рода гостиницу, где величаво стояла наша большая 80-футовая палатка, торжественно охраняющая все, что там осталось. 10 июля я вернулся во Второй передовой лагерь и был доволен тем, что новые условия (особенно – присутствие нашего повара) наконец обеспечат нам достаточную степень комфорта.
Но утром мы так и не смогли никуда выдвинуться. Ночью повалил самый сильный снегопад, который мы когда-либо видели, и он продолжался весь следующий день. Вероятно, кули не расстраивал отдых после тяжелого подъема, а мы рассчитывали отправиться в дальнюю экспедицию, как только распогодится. Облака слегка расступились лишь ближе к вечеру 10-го числа. Далеко к юго-западу от нас и выше по леднику располагался барьерный хребет на границе Непала, оканчивающийся одной большой горой – Пумори [235], высотой более 24 000 футов. К западу от ледника Ронгбук эта горная гряда представляет собой самые крутые склоны, на которых только может удержаться снег. Удивительно узкий гребень над этими скальными стенами примыкает к пикам фантастической формы. Эта группа гор, всегда прекрасная и невероятно эффектная, теперь должна была предстать перед нашими глазами в главной роли в вечной драме стихий, что всегда так же ярка, как на вечерней премьере. Она никогда не устаревает и полна чудес, когда бы мы ей ни любовались. Завеса из облаков то разрывалась, расходясь в стороны, то снова смыкалась, опускалась и поднималась; небесный занавес чуть приоткрывался и снова задергивался, но наконец широко распахнулся. Хлынул солнечный свет, вычерчивая резкие тени, и обнажил четкие грани – а мы стали свидетелями удивительного зрелища. Среди безмолвного ледяного моря в окружении грозных гор возвышался одинокий белый гладкий «Остров», залитый спокойным ясным светом садящегося солнца, пока это великолепие не угасло с приходом темноты.
 
С надеждами, вдохновленными ясными видами этого чудесного вечера, 12 июля в 5:30 утра мы отправились в путь, намереваясь пройти по леднику на юг и, возможно, войти в западную ледниковую долину. Ледник был сложной задачей. Это лишь выглядело довольно просто – подняться по средней морене к тому, что мы называли «Островом», – невысокой горе из пограничного хребта. Она казалась его осколком, вытолкнутым в огромное ледяное море. Но путь на юг от нее был бы азартной игрой с низкими шансами на успех. Мы решили пересечь ледник прямиком на юг в уверенности, что, как только мы доберемся до морены на другой стороне, перед нами откроется свободный путь. Было волнующе снова отправляться в поход под ясным небом, и мы радовались мысли, что большая часть этой миссии уже выполнена, когда взошло солнце, дарящее тепло и воодушевление. Дальняя сторона морены была отрезана от нас полосой белого льда, столь узкой в этом месте, что мы ожидали, что при небольшом везении преодолеем ее примерно за полчаса. Мы вошли туда по замерзшему ручью, ведущему в ледовую бухту с высокими белыми башнями и хребтами над нами. Боковой проход вел в другую ледовую бухту, которая провела нас, уверенных в успехе, почти через весь этот лабиринт. В несколько энергичных ударов мы прорубили себе путь наверх по последней стене, а затем очутились на гребне, возвышающемся над мореной, над отвесным ледяным обрывом примерно в 200 футов [236] высотой.
Единственная надежда – снова спуститься и обойти его справа. Несколько захватывающих подъемов и тонна тяжкого труда привели нас наконец к подножию скал – и на правую сторону. Это действо заняло у нас два с половиной часа, и было уже почти 10 утра. Облака поднялись, скрывая горы, и с точки зрения продолжительной разведки день явно был потерян. Было решено извлечь из похода максимум пользы и успеть вернуться в лагерь достаточно рано, чтобы отдохнуть и снова отправиться в путь на следующий день. Мы хотели пройти по морене до угла, где ледник изгибается на юг, чтобы пробраться в самое сердце льда и выяснить, насколько неудобно будет продвигаться по леднику, когда он подтаял, образовав маленькие долины и хребты, а потом его засыпало свежим снегом. Мы вернулись в 3 часа дня.
Мы стартовали, полные решимости достичь этой цели, 13 июля в 4:15 утра. С помощью знаний, полученных в предыдущий день, и 250 футов запасной веревки, мы нашли свой путь сквозь лабиринт с ледяными башнями и достигли дальней морены менее чем за полтора часа. И нам еще раз улыбнулась удача, когда мы вышли на снег, обнаружив, что теперь он в таком хорошем состоянии, что мы могли ходить по его поверхности, не надевая снегоступы. По мере того как мы поднимались по склонам, где снег становился все круче, погода начала ухудшаться, и в 8 часов утра мы сделали передышку, оказавшись в густом тумане с пронизывающим ветром и небольшим снегопадом. Это был холодный привал. Мы уже были несколько разочарованы нашим ледником, который казался гораздо у́же, чем мы ожидали, если бы он был настоящей большой дорогой к западной ледниковой долине. И, пока мы шли дальше, а ветер швырял снег нам в лицо, так что ничего нельзя было четко различить, мы стали ощущать, что пространство сужается, а ровную ранее поверхность прорезают большие расселины по обе стороны от нас. В 9:30 стало ясно, что мы уже не можем продолжать путь: несколько сот ярдов мы пересекали склон, возвышающийся над нами по левую руку, а затем, выйдя на небольшой отрог [237], остановились, вглядываясь вниз сквозь туман, и поняли, что находимся на краю внушительной пропасти. Мы оказались в облаке и не могли даже смутно рассмотреть ни одного очертания окружающего нас пейзажа. Какое-то время мы постояли там, в смутной надежде на улучшение обзора, а затем неохотно повернули обратно, озадаченные и сбитые с толку.