Красавчик Саша
Так что проблема состояла уже не в том, что в кассе отсутствовали наличные, чтобы оплатить представленные боны. Оказалось, сами боны фальшивые. А это уже пахло настоящим скандалом, предвещавшим, и не без оснований, национальную катастрофу.
На допросе Тиссье прикинулся дурачком, но было очевидно, что долго эту маску он носить не сможет. Директора отпустили, однако установили за ним весьма плотную слежку, быстро давшую плоды.
Ночью Тиссье поймали — он пытался улизнуть из города на автомобиле, в коем мчался в сопровождении чемодана, набитого франками, и очаровательной любовницы. И вот тут уже Тиссье стал давать настоящие показания, обжигающие и горячие.
Из Парижа прибыл испектор Бони (в 1944 году расстрелян за сотрудничество с гитлеровцами). Именно этому Бони Тиссье наиподробнейшим образом и поведал о наличии двух портфелей и раскрыл место хранения потайного. Рассказал он и о том, что всею аферою заправляет не кто иной, как Стависский.
Впрочем, инспектор Бони услышанным не был удивлен — он превосходно знал Стависского и даже не раз получал от него в дар чеки. Но в данной резко обострившейся ситуации инспектор никак уже не мог помочь Саше и запротоколировал рассказ Тиссье о двух портфелях.
Было это 22 декабря, и уже через два дня «красавчик Саша» прослыл главным скандальным героем едва ли не всех газетных выпусков.
Но это были на самом деле только цветочки. Французской прессе еще предстояло вовсю склонять его имя на все лады. Александр Стависский, истинный благодетель Шарля Тиссье, стал отныне бесповоротно обречен.
Однако измена своему покровителю не спасла Тиссье. Отнюдь. В результате посмертного процесса Стависского он получил самое тяжелое наказание, которое, не стесняясь, почитал совершенно незаслуженным: семь лет каторжных работ. Но «красавчику Саше» это, увы, никак уже помочь не могло.
3Куда исчезли корешки от чеков?В 1926 году, на скачках, к Стависскому подвели глазастого, носатого и необычайно подвижного человека, из которого так и выпирал неуемный темперамент неисправимого жулика.
Этот в недалеком прошлом мелкий гостиничный работник чрезвычайно упорно, хотя и безуспешно, пытался рвануть вверх по служебной лестнице; очевидно было, что он готов подняться любым способом, лишь бы не возвращаться в убогие ряды гостиничной шушеры.
Стависский сразу же взял его к себе, и Жильбер Романьино (так звали молодого человека) скоро стал управлять несколькими его компаниями. Компании, правда, были эфемерные и довольно дурацкие — одна, например, называлась «Маленький горшок» (она должна была производить суп в порошках, но чем на самом деле занималась, бог весть). Однако для Романьино это стало просто немыслимым возвышением, чем он страшно гордился. «Все-таки директор есть директор» — любил он повторять.
Однако блаженство его продолжалось не долго. Уже в 1927 году Стависского вдруг арестовали, и он даже довольно основательно как будто сел в тюрьму. Тут Романьино буквально как ветром сдуло.
Когда «красавчик Саша» вышел из тюрьмы и начал настоящее свое восхождение вверх, просто перечеркнувшее все, что было с ним до 1927 года, он разыскал Романьино и, не помня обид, без претензий взял его к себе опять, на сей раз сделав своим секретарем.
Стависский, как видно, не утаивал от Романьино ничего. Тот слышал почти все его телефонные разговоры. Знал тайны едва ли не всех финансовых операций, имена самых секретных высокопоставленных его конфидентов. Знал и о наличии двух байоннских портфелей и о том, где хранился секретный. В общем, он был глазами и ушами «красавчика Саши». Тот полностью полагался на секретаря и платил ему столько, что совершенно мог расчитывать на преданность.
Но вот настал трагический декабрь 1933 года. В самый канун Рождества, окончательно решив уехать, «красавчик Саша» имел с Романьино прощальную беседу. Он вытащил из объемистого портфеля корешки от чеков и шепнул своему секретарю: «Жильбер, имей в виду — вот мое последнее оружие. Если мне станет совсем худо, ты должен выстрелить: передать это куда повыше, но передать непременно».
Часть корешков была не заполнена. Имена наиболее влиятельных «друзей», коих он активно одаривал, Стависский не решался прежде туда вписывать. Но теперь решился и вписал всех до единого, вручив всю кипу своему секретарю со словами: «Это должно меня спасти».
Через несколько дней был подписан приказ о его аресте. Но Стависского в Париже уже и след простыл — и решено было «взять» его «ближнюю» команду. Романьино арестовали одним из первых.
А вот теперь — догадки.
Кипа чековых корешков из портфеля Стависского в ходе следствия как будто не фигурировала. Не попала она и в прессу. Между тем, насколько мне известно. Романьино одним их первых допросил прокурор республики Прессар, по уши замешанный в деле Стависского. Я уверен, что Романьино, видимо полагавший, что шефа его все равно не спасти, отдал прокурору «последнее оружие» Александра Стависского.
Так или иначе, в дело это «оружие» так пущено и не было — факт очевиднейший. «Красавчик Саша» погиб, не дождавшись того, что корешки от чеков спасут его распадающуюся финансовую империю. Однако прокурору Прессару это, как известно, не помогло.
Конечно, у меня нет прямых доказательств, что это именно прокурор Прессар получил и уничтожил корешки от чеков, столь тщательно сохранявшиеся Стависским. Но в любом случае несомненно, что Жильбер Романьино предал своего шефа.
Но могла ли в принципе кипа корешков от чеков в той ситуации спасти Стависского? Мне кажется, что эта надежда неоправданна. Высокопоставленные друзья «Александра Великолепного» твердо решили более не покрывать его и готовы были уничтожить на этом пути любую улику, и причем уничтожить любым способом.
И все-таки измена, самая настоящая, имела место. Никуда от этого не деться. Прямых доказательств, что Романьино что-либо передавал Прессару, у нас нет. Однако в любом случае понятно: Романьино не дал делу хода, как просил его Саша. «Последнее оружие» так и осталось без применения. Ближайший сподвижник «красавчика Саши», его Санчо Панса, предал его.
Почему он не выполнил последнюю просьбу своего босса? Струсил? Просто не успел? Почему тянул до самого последнего момента этот бравый, сверхсообразительный итальянец-мафиози? Думаю, на эти вопросы уже никто никогда не сможет ответить.
Стависского в последние два месяца сопровождала какая-то цепная реакция предательств. Бедный красавчик!
Позднейшая приписка автора:
Я имею теперь возможность внести весьма существенные коррективы в вышеприведенную заметку.
Итак, Романьино не дал ходу корешкам от чеков, которые оставил ему Стависский, перед отъездом в Шамони. Вольно или невольно, по собственному решению или просто от того, что находился уже в состоянии паники, но Романьино не выполнил последнее указание своего шефа и благодетеля.
Однако на этом история с корешками от чеков отнюдь не закончилась. Она имела неожиданное продолжение.
Незадолго до своего ареста Романьино встретился с адвокатом — мэтром Раймондом Хубертом и передал ему восемь пачек корешков от банковских чеков, присовокупив при этом: «Вот мое спасение, мэтр Хуберт. Оставляю на сохрание вам. Вы вернете это мне, когда я опять окажусь на свободе».
Через несколько дней Романьино опять встретился с адвокатом, и тот вернул ему все восемь пачек корешков от чеков, успокоив, что изучил их и что они никакого отношения не имеют к Романьино.
Секретаря Стависского вот-вот уже могли арестовать, и он не решился взять назад корешки, попросив адвоката, чтобы тот передал все восемь пачек «другу» Романьино, некоему беловолосому Джо. Мэтр Хуберт так и поступил.
Вот откуда стало известно обо всем этом.
В марте 1934 года, а именно 4 марта, месяц спустя после страшной гибели Стависского, мэтр Хуберт вдруг выбросился в Сену с моста Сальферино. Его шеф потом заявил, мол, тот просто сильно переработал и не сумел устоять перед депрессией. Сам мэтр Хуберт, выживший случайно, признался, что никак не может объяснить случившееся. Его спасло то, что рядом оказался один лодочник, который как раз и вытащил мэтра из воды и перенес в свою утлую посудину.