Дымовое древо
– Вдул бы какой-нибудь из них?
– Ты это к чему клонишь? Конечно, вдул бы. Всех бы переебал.
– Да ну, они чё-то все стрёмные какие-то, – скривился Фишер.
– Ну типа да, – согласился Джеймс, – но не слишком. – Он уставился на одну из девушек в другом конце комнаты – с носиком пуговкой, с сексуальными губками. Его возбуждал её пустой, ни к чему не обязывающий взгляд.
– Я покупаю, а потом ты давай, – сказал Эванс Фишеру.
– Замётано.
– Замётано.
– Ну так давай снимай иди.
– Сначала ты давай.
– Ты же платишь, ты и снимай давай.
– Уговорил, падла, – сказал Эванс. – Всем есть двадцать один? Можно посмотреть ваши паспорта?
– Пойдёшь ты уже за пивом или нет? – не вытерпел Джеймс.
– Да.
Эванс скрылся в дымном полумраке, как будто вышел на поле из траншеи – как будто наконец-таки началась война.
Когда вернулся, у него был довольный вид.
– Ещё одно пиво, и я готов танцевать. Но в натуре. Хьюстон. Слышь? Сколько тебе лет?
– Не знаю.
– Не знаешь? Не знаешь? Мне вот девятнадцать. Вот, я тебе сказал, давай и ты говори.
– Восемнадцать.
– Восемнадцать?
– Мне тоже, – сказал Фишер.
Музыкальный ящик заиграл «Пройди мимо» [65] Дион Уорвик.
Толстая шлюха, которая, как казалось, танцевала поблизости совершенно одна, медленно повернулась и тем самым открыла вид на низенького мужчину, чуть ли не висящего у неё в объятиях – голова на уровне груди. Из-за двухдюймовых каблуков его ковбойских сапог зад у мужчины выпирал совсем по-женски. Фишер от зрелища этой пары не смог сдержаться и прыснул со смеху.
Мужчина высвободился из обхвата партнёрши и подошёл к их столику. Он улыбался, но когда Фишер встал, коротышка спросил:
– Хочешь, я тебя повалю?
– Нет.
– Ну так нехрен тогда нависать так высоко и вообще стоять над душой. У тебя какой рост?
– Такой, какой надо.
– Достаточный, чтобы тебя повалить, – сказал мужчина, главным образом обращаясь ко всем остальным. Одет он был в джинсы и полосатую рубашку. Низкий, коренастый, круглоголовый. – Так какой рост?
– Не знаю.
– Сколько футов и дюймов, янки?
– Шесть футов пять дюймов.
– Ни хрена себе ты длинный.
– Ты меня не повалишь, – сказал Фишер.
– Да он просто так, по-дружески, – встрял Джеймс.
– А я просто говорю, что́ думаю, – ответил Фишер, – насчёт того, что он меня повалит.
– Я смотрю, у тебя, приятель, пивные мышцы заиграли.
– Да я просто факт констатирую.
– О да, у него прям целый слой пивных мышц по всему телу.
– Да ты кто такой вообще?
– Я Уолш с австралийского торгового судна. Сто двадцать шесть фунтов чистого веса и сто пятьдесят два сантиметра роста, и я вас всех одного за другим поколочу – а может, и всех вчетвером зараз. Давайте начнём с самого крутого. Кто тут круче всех? Вперёд. Ты самый крутой?
– Вряд ли, – пробормотал Джеймс.
– Тебе лучше со мной не связываться, даже если ты самый крутой из крутых, – заявил австралиец. Потом обратился к Фишеру: – Ну а ты, дылда? Думаешь, просто возьмёшь и зашвырнёшь меня на крышу, да, дылда?
– Да ты просто доёбистый мелкий говнюк, но так и быть, на крышу-то я тебя зашвырну, – посмеиваясь, сказал Фишер.
Коротышка Уолш пришёл в ярость.
– Зашвырнёшь меня на крышу? Пойдём выйдем. Пойдём выйдем! Ну-ка зашвырни меня на крышу, давай, ну-ка пошли на улицу.
Он развернулся и направился к дверям. Фишер, несколько растерявшись, пошёл вслед за ним.
– Ой, ин – сказал он, – сейчас этот боевой недомерок меня отмутузит.
Хьюстон и Эванс тоже встали и пошли. Перед входом, на грязной улице в отсутствие каких-либо источников света, кроме того, что проникал через дверной проём, Уолш готовился к бою: вращал плечами, разминал руки, выгибался назад, наклонялся вперёд, касался ладонями земли.
– Давай!
Фишер сгорбился и протянул руки, словно собирался поднять ребёнка. Его соперник отклонился влево, вправо, мотнул головой, дёрнул вниз левым плечом в ложном выпаде, выбросил вперёд правую руку и, кажется, кинул горсть земли Фишеру в глаза. Фишер выпрямился, заморгал, зажмурился, разинул рот. Австралиец пнул его в пах, оббежал со спины и дважды лягнул Фишера подошвой – стремительно, сначала в коленный сгиб, а затем по хребту, – и здоровяк опрокинулся наземь лицом вниз, обхватив ладонями промежность.
Австралиец склонился над ним и крикнул:
– Вставай, чмо ленивое!
К этому времени французские моряки со своими девушками тоже вышли посмотреть, но всё уже было кончено.
Уолш помог Фишеру подняться на ноги. Джеймс и Эванс протянули руки.
– Давай, шевелись, шевелись. Хватит с нас этих выкрутасов, пришло время нам, ребята, бахнуть по хорошей кружечке светлого пива.
Внутри он подсел к молодым людям за столик, водрузив свою толстую шлюху к себе на колени.
– Не дерись с коротышкой. Никогда не дерись с коротышкой. Мы существуем среди вас, великанов, потому что мы выжили, а выжили мы потому, что круче самого Господа Бога. Короче, ладно! Пива всем! Боже мой! – внезапно воскликнул он. – Чую запах весенней листвы! Ну-ка, кто у нас тут лиственник? – Он оглядел их непроницаемые лица. – Что, никому из вас ещё не доводилось перепихнуться? Ну, это ничего. Пиво с меня, ребята. Я на вас быканул, позорным образом вас подставил, так что я ублюдок самой низшей пробы. Но, боже мой, я вешу всего-то сто двадцать шесть фунтов. А уж хозяйство у меня не крупнее, чем у колибри. Верно, милая? Крохотное-крохотное.
Его подруга сказала:
– Я люблю, когда крохотное. Не люблю большой челен.
Их окружили девушки. Одна села Фишеру на колени. Другая встала за стулом Джеймса и поигрывала его ухом. Она склонилась и прошептала:
– Пошли потрахаемся!
Та, что сидела на коленях у Фишера, сказала ему:
– Я люблю большой челен.
Её дзори болтались, держась на пальцах над полом. У девушки было смешное лицо. Огромные косые скулы. Она походила на эльфа. Фишер велел ей:
– Слезь с меня. Ты мне яйца придавила. Я тебя не хочу.
– Мой рост – пятьдесят девять и три четверти дюйма. При таком росте выживание – моя главнейшая забота. Мне приходится быть агрессивным. – Уолш пихнул свою женщину в огузок и продолжал: – А подать сюда пива для каждого из этих бравых парней из американской армии! Видели, бравые парни, вывеску над входом? С год назад это местечко называлось «У Лу», там висела большая реклама «Кока-Колы», на которой было написано «У Лу», а на маленькой вывеске у дверей говорилось «Шоу-кабаре в любое время». Но как-то ночью один пьяный оззи с торгового судна долбанул по вывеске рубящим ударом каратиста, и вывеска сломалась. Это был я. Да! Это я подарил этому заведению его знаменитое имя. Ну а ты откуда родом, дылда?
– Из Питтсбурга. Жаль, что я сейчас не там.
– А ты бойкий, парень из Питтсбурга. Вот тебе моя рука в знак дружбы. Никогда не дерись с коротышкой. Он поднаторел в том, как вас заваливать. Я обошёл весь мир на разных судах и поднаторел в том, как приходить домой с победой. Во мне сто пятьдесят два сантиметра росту, и больше мне уже не вырасти. Так что шоу-кабаре тоже с меня.
Джеймс попробовал потанцевать со своей женщиной. Она тесно прижалась к нему, мягкая и горячая, волосы у неё были жёсткие, а пахла она детской присыпкой. Когда он спросил, как её зовут, она прошептала своими развязно-сочными губами: «Я придумаю имя специально для тебя». Ритм был зажигательный, но они танцевали медленный танец в рубиновом свете проигрывателя. Уолш заплатил за пиво. Они орали песни с французскими моряками, один из которых плясал на столе в трусах, а остальные потрясали пивными кружками и брызгали на него пеной. Уолш боролся на руках со всем столиком и уложил всех до единого. Он заплатил и за шоу-кабаре, но пришлось отстегнуть два доллара сверх цены мужику в полосатом костюме гангстера, как он сказал, «за музыкальный ящик». Они пошли в спальню в заднем конце здания, сели на пол, потом вошла женщина, захлопнула дверь, сняла через голову платье, не вынимая изо рта сигареты, и встала перед ними голая в одних красных туфлях на высоком каблуке, выдыхая клубы дыма.