Дымовое древо
– Мы победим в этой войне. – Неужели он всё ещё говорил? – И решающую роль в нашей победе сыграют личные усилия конкретно вот этого данного взвода. Подумайте о нас как о внедрённых агентах. Вот эта земля у нас под ногами – это место, в котором у всего Вьетконга расположено их общенародное сердце. Эта земля – их миф. Мы внедряемся в эту землю, внедряемся к ним в самое сердце, к ним в миф, к ним в душу. Это и есть самое настоящая инфильтрация. И такова наша миссия: внедриться в миф этой земли. Вопросы?
Последовала длительная пауза, в течение которой было слышно лишь близкое пение птиц да далёкое «дыр-дыр-дыр» вертолётного винта на вершине горы. Полковник снял солнечные очки и каким-то непостижимым образом взглянул в глаза каждому из взвода одновременно.
– Вот как мы говорили об игре вничью, когда я играл за «Ирландцев»: мы говорили, что сыграть вничью – это как поцеловать свою сестру. Не для того приехал я в сорок первом в Юго-Восточную Азию, чтобы целоваться со своей сестрой. Я приехал в Юго-Восточную Азию, чтобы вместе с «Летающими тиграми» наносить авиаудары по японцам, и остался в Юго-Восточной Азии, чтобы драться с коммунизмом, и теперь скажу вам, ребята, кое-что – со всей торжественностью и от всей души вам пообещаю: когда я умру, я умру в Юго-Восточной Азии, и умру я в бою.
Он взглянул на Лейтёху-чокнутого, и тот гаркнул:
– Разойдись!
Все вернулись к выполнению своих непосредственных обязанностей. Чокнутый, сержант и «кучи-кути» собрались с полковником за бункером № 1. В целом во взводе появление среди них этого штатского восприняли с неудовольствием, но, в конце концов, все они были ещё юнцы, признавали его опыт и таили смутную суеверную надежду, что он ниспосылает на них некую благодать, ибо имелись среди них такие – вроде Флэтта и Джоллета, на данный момент числящихся пропавшими без вести, но, вероятно, просто ушедших в самоволку, – которые отслужили весь положенный срок, записались по второму кругу, но так до сих пор и не попали ни разу под вражеский обстрел.
В районе одиннадцати ноль-ноль – с опозданием на пятнадцать часов – стало слышно, как в лагерь въезжает М-35: Флэтт и Джоллет привезли трёх сменщиков – низенького, среднего и длинного.
На въезде встречал их сержик – штаб-сержант Хармон, загорелый мужчина с рукавами, засученными по самые бицепсы, в тщательно заправленных обмотках; светлые, почти белые волосы были аккуратно подстрижены. Казалось, сержант никогда не потеет.
– Я так понимаю, вы просто возвращаетесь с самоволки на казённой машине.
– Нет-нет-нет-нет-нет-нет, – затараторил Флэтт, – нет, сержик, ничего подобного! Вот эти парни могут всё объяснить.
– Объяснять будете вы двое, – сказал сержант Хармон.
– Как скажешь, сержик.
– Вы, ребята, располагайтесь в четвёртом номере, – велел Хармон сменщикам и забрал Флэтта с Джоллетом в бункер № 1.
Как только они скрылись из виду, рядовой Гетти, как обычно, чем-то весьма огорчённый, со шлепком бросил каску на влажную землю перед душевыми и уселся на неё, разведя стопы и сдвинув колени, словно маленькая девочка, а личное оружие положил себе на бёдра.
Кто-то завопил:
– СЕРЖИК!..
Гетти поднял ружьё над головой, чтобы видно было всем, и пообещал прикончить первого же пидораса, который приблизится к нему на шесть футов.
Вернулся сержант Хармон – и обнаружил, что трое сменщиков не отрываясь следят за Гетти.
– Держитесь от этого чудилы подальше, – посоветовал сержант.
Самый длинный был расстроен, чуть ли не рыдал.
– Мы этого парня даже не знаем. Только что сюда прибыли.
Гетти крикнул:
– Я всего лишь хочу, чтобы каждый понял!
Сержант обернулся к Флэтту и Джоллету – те теперь сидели на корточках у двери в бункер № 1:
– Вы с ним того, чутка полегче.
– О-о-ох…
– Он нормальный был, пока вы не заявились. Хорош уже над парнем прикалываться.
– Слушай, сержик…
– И так вынудили меня дважды повторить. С меня хватит.
– Есть, господин сержант.
– Ответа не требуется. Поглядим, как вы выполните приказ.
Сержант был одним из тех самых блистающих без всякого усилия, образцово-показательных парней – высокий, сильный, раскованный, с очень светлыми волосами – брови и те белые! – и пронзительно-голубыми глазами: их голубизна была видна с расстояния в пятнадцать футов. Матёрый бессрочник, весь покрытый шрамами, переживший битву при высоте Порк-Чоп-хилл – одно из самых героических сражений Корейской войны, про которое впоследствии сняли фильм с Грегори Пеком.
– Ещё и винтовки свои профукали, – добавил он.
Трое новичков хранили молчание.
– Вы что, пацифисты?
– Господин сержант, нас направили совсем не туда. Мы поехали в Эдвардс вместо Сан-Диего, а потом куда-то в Японию вместо Гуама.
– Посадили нас на грузовой самолёт, господин сержант.
– Никто не выдал нам оружия. Никто и слова нам не сказал.
– Да это я так, дурака с вами валяю. Есть у нас для вас оружие. Чего у меня нет, так это времени сидеть ждать, когда уже приедет мой грузовик. Почему вам понадобилось целых пятнадцать дополнительных часов, чтобы проехать шестьдесят восемь кэмэ по хорошим дорогам?
– Нас направили вообще не туда.
– Ещё и самолёт опоздал, правда опоздал.
– Мы много часов проторчали в Японии.
– По-моему, у меня часы встали. Ну да – видите? – встали, господин сержант.
– Мы даже не знаем, в каком мы сейчас городе.
– И в какой провинции.
– Да мы даже не в курсе, что такое «провинция».
Взвод ждал: всем хотелось посмотреть, как эти трое выдержат устроенный им допрос. Похоже, у них вылетели из головы все наставления, каких только ни давали им Джоллет и Флэтт. Однако парни продолжали в том же духе, и их ответы не проясняли решительно ничего.
– Слушайте сюда.
– Есть, господин сержант.
– На данный момент мы – разведывательный взвод «Эхо» в составе роты «Дельта» – стоим в Каофуке. Мы находимся в юго-западном углу южновьетнамского уезда Кути – уезда, не провинции. Слыхали про Железный треугольник [67]? Так вот, мы не в Железном треугольнике, мы к юго-западу оттуда, в дружественной зоне. Мы обеспечиваем в этом районе безопасность работы посадочной зоны на вершине горы – нам не разрешается называть её «базой» из соображений военного протокола.
«Эхо» стоит тут, внизу, остальная рота – там, наверху. Вам ведь прочитали уже эту проповедь – ну, насчёт «не быть флажком на карте», вот это вот всё? Так вот, здесь у нас именно что флажок на карте. Мы не зовём его «базой», но это именно что постоянная база, и у нас действует два типа постоянных разведывательных патрулей. Обходим по периметру, затем прямо по склону – или же по склону, затем по периметру.
Условия тут внизу не ахти какие. На четырнадцать парней у нас три лейки, но ни одного химического туалета. Так что копаем в лесу сами себе кайбо и держим свои произведения в хорошо прикрытом виде. Неохота дышать вашей вонью. Столовой у нас тоже нет, тут, внизу, только сухпай. Столовая – наверху, на горе: два горячих блюда в день, одно из них посменно, в смысле, один приём пищи, это вы уже с ребятами договоритесь, какая там у вас будет очередь, и, если до моих ушей долетит нытьё, дескать, людям горячего не досталось, и придётся мне составлять сложный график, я буду в бешенстве и уж тогда постараюсь устроить вам тут адок. Если отнесётесь ко мне с пониманием, так и я вас пойму, такая вот тут система. Не нарушайте дисциплину, содержите себя в порядке, так и не почувствуете, что я здесь есть. Вопросы? Нет вопросов. Вот и славно. Так. По всему этому театру есть подразделения, в открытую поднявшие бунт против своих офицеров. Наше – не из таких. Я здесь, чтобы выполнять приказы лейтенанта Перри и следить за тем, чтобы вы делали то же самое. Уяснили?
– Так точно, господин сержант.
– Так-то я отходчивый, но про адок – это я серьёзно.
– Так точно, господин сержант.