Сага о бескрылых (СИ)
Укс удовлетворенно кивнул. Шпионы стояли на склоне, по которому петляла прибрежная дорога. Бухта и город лежали внизу — протяни руку, сожми кулак — захрипит город, взмолиться о пощаде.
— Пошли, — приказал Скат…
…Храмовый флот высадился на побережье южнее Хиссиской бухты. Место было удобным: широкая гавань, кипарисовая роща, склон, заросший выгоревшей высокой травой, ежевичные заросли. Все это благолепие охраняла невысокая башня царской заставы, но никакого сопротивления войскам Храма оказано не было. Собственно, башня пустовала и, судя по истлевшему дерьму, уже давно. Среди моряков прошел слух, что хиссийцы ловушку готовят. Воду в ручьях пробовали с удвоенной осторожностью, посты выставили усиленные, с моря бухту прикрывал отряд кораблей под предводительством боевой «Йоты». Братьям было приказано оружия из рук не выпускать.
Укс в скорое сражение не верил. В Хиссисе бывал раз десять — не те там люди, чтоб армию собирать, за город выходить и в поле биться. Разве что лучники какие из сопляков в шайку собьются, лагерь врага из озорства обстреляют. Да и считает ли царь Хиссиса прибывший к городу флот всерьез вражеским? В городской бухте кораблей не меньше, а то, что там громоздких «словес» нет, особого значения не имеет. Любому моряку понятно, что огромные корабли неповоротливы и особой угрозы в бою не представляют. Впрочем, кто те морские сраженья помнит? От них одни легенды остались. На ближней людской памяти больше двух-трех унир, бортами сцепившихся, никогда в абордаже и не сходилось.
Храмовое воинство без помех обустраивало лагерь, было приказано вкапывать колья, дабы «от наскока конницы заслониться». О коннице Хиссиса известно было мало — Укс, побывавший в городе семь раз, боевых конников там не видел, и даже не слышал о столь грозной силе. Ну, разве что у царя Трида десяток всадников в дворцовой страже найдется. Могут, конечно, хиссийцы-горожане сотню человек на мулов посадить и устрашающе поскакать на Храмовый лагерь. Кто-то доскачет… Нет, глупость одна — не моряцкое это дело, на спине мулов трястись. Колья вокруг лагеря вкапывают, дабы братья бездельем не маялись.
Самому Уксу колья и безделье пока не грозили. На второй день войны вызвали в Штаб. С грузом, естественно.
…— Живое, значит? — тысячник Аннисис с сомнением разглядывал оборотня. Цепной груз согнулся в коленопреклоненной покорности: вид кривоногий-неприглядный, лохмы мордос завесили. Укс почтительно переполз, не поднимаясь с колен, завернул винт на ошейнике: оборотень захрипела, задергалась, стала девой, весьма помятой, но в дорогом платье.
— Так-то лучше, — одобрил тысячник и тверже сел на табурете.
— Тупо оно очень, — виновато признался Укс. — Я уж как учить пытался — не внимает. Только винтом.
— Ты ее не очень-то валял? — благородный Аннисис вдумчиво осматривал светловолосую деву, в меру стройную, в меру женственную. С лицом Лоуд, конечно, переигрывала — этакая тварь абсолютно безмозглая, всмерть отупевшая.
— Да мы же на унире, там разве изловчишься… — печально объяснил десятник.
— Да уж тебе ли жаловаться, небось, свое не упустил, — насмешливо пробасил тысячник. — Ладно, доставил и Слава Слову. Заданье было непростое, возьмем город, чин полусотника получишь. Достоин.
— Благодарю, оправдаю…
— Молитву Слову вознесешь. После. Главное дело у нас пока впереди. Ты эту даркшу знаешь: как она облики меняет? Нам без промаха надо бить, — тысячник понизил голос. — Может она, к примеру, царем Тридом обернуться?
— Оборотню, благородный брат-тысячник, непременно нужно примериться к избранному облику. И ежели точный царь нужен, то неоднократно нужно ей на настоящего царя поглядеть. Иначе сущую глупость изобразит.
Аннисис раздумывал — десятник старался смотреть на сапоги предводителя Храмового воинства. Крепкий воин этот Аннисис: в плечах широк, возрастом не стар. Неглуп — важные вопросы предпочитает наедине обсуждать. Но «неглуп» еще не значит, что умен.
— В город, думаю, вас отправить, — наконец, сказал тысячник. — С верными людьми пойдете. Спрячут, на царя дадут взглянуть. В нужный момент сделаете как Слову угодно. Ты, Укс, опыт имеешь, справишься?
Десятник встряхнул кулаком с намотанной цепью:
— Вот он у меня где, оборотень. Только прикажите. Все усилья приложу, в бараний рог дарка скручу. Мы любую клятву…
— Да, с прежним послушанием ты справился, клятву выполнил. А теперь мне поклянешься. Понял, десятник?
Укс наконец-то догадался почему благородный Аннисис так ладони на животе складывает, и с восторгом прошептал:
— Да, о Мудрейший!
Тысячник снисходительно шевельнул дланью — Укс подполз, трепетно приложился — пальцы были крепкие, мужские, а пузатый перстень все тот же, памятно-гнойный.
— Клятву сейчас сочинят, эликсир у нас остал… — благородный Аннисис замолчал на полуслове.
Укс спиной чувствовал, что оборотень подняла голову — осторожно скосил глаза — точно, смотрит Лоуд на нового Мудрейшего. Прямо в лицо, непочтительно, откровенно. Светлые волосы уже иначе на лицо спадают — поизящнее, глаза сквозь пряди светятся: ярко, со столь томной бесстыжестью словно выхлебала девка бочонок нэка в одно горло и сейчас изгорает от жажды плотской.
— Ты, десятник, снаружи подожди, — пробормотал Аннисис. — Цепь мне дай и иди. Я сам даркше проповедь прочту, к Слову наставлю…
Укс передал цепь, оборотень, вроде бы и не особо откровенно, но этак гибко к ноге Мудрейшего прильнула. Десятник выполз из палатки.
Старших штаб-братьев вокруг сидело десятка два. Укс, не вставая с четверенек (будь она проклята, шмонда бесстыжая, ведь не договаривались о непотребствах) вполголоса сообщил:
— Допрашивает лично.
Никто из штаб-братьев ухмыляться и не подумал. Вот оно как — значит новая длань с перстнем уже крепко легла на плечо соратникам Слова.
Проповедь затянулась. Укс с собственным возбуждением совладал, сидел в окружении рядовых штаб-братьев. Негромко беседовали о царском дворце Хиссиса. Ходили слухи, что там, в коридорах магические ловушки в изобилии подстроены, чтобы гости под пол проваливались.
Вел к «Фосу» оборотня Укс уже в сумерках. Подопечная пребывала в меланхолии — видимо, проповедь довольно утомительной оказалась. Наконец, пробурчала:
— Доволен, хозяин?
— Еще не решено. Может, вспомнит.
— Обидно будет. Я там из задницы через рот лезла и обратно. Яйца у нашего Мудрейшего, что Сила Слова — неиссякаемы.
Укс пожал плечами:
— Главное, что сработали. Ловко ты. Хотя могла бы и предупредить. Полным припёрком себя чувствовал.
— Кто ж знал что этот ющец такой голодный? Обстоятельства. А ты, хозяин, не стесняйся. Ну, самого приперло, так что ж такого?
— Пасть захлопни.
— Не могу. Язык распух и губы как юшка разваренная.
— Сейчас воды попьешь. В городе пивом напою. Только не болтай непотребное.
Об особой клятве тысячник Аннисис так и не вспомнил. Утром прибыли послы из Хиссиса, начались переговоры. А на следующий день оборотень со шпионами были направлены в город.
…— Главное, войти спокойно, — напомнил Скат.
— Да тут все как обычно, — успокоил Гиос. — По утрам мзду увеличили, а так и не чухаются.
С началом войны в городе никто из шпионов, кроме Гиоса, еще не бывал. Собственно, смуглый, с черной как смоль шевелюрой, Гиос был не из флотских. Уже три года как прибыв с первыми миссионерами, в Хиссисе обживался. Тогда сложно получилось: нэк кончился, часть храмовых братьев передохла, кто-то выжил. Укс чернявого ловкача знал по прошлым визитам в город — наверняка умник в те тяжелые времена себе запасец нэка приберег. Вон: жив, здоров, добычу предвкушает.
В группе, кроме старшего Ската, шли двое рядовых штаб-братьев: Зикос и Укосс. Задание у этих припёрков было понятное: за оборотнем и его поводырем приглядывать. Людишки отъявленно человечье-равные: смотрели вокруг подозрительно, в город как на смерть собирались, снимая с одежды знаки Слова, истово целовали те никчемные медяшки. Ладно, с храмовыми тупицами сложностей будет поменьше. Вот хваткий Скат и обжившийся Гиос изрядно хлопот доставят.