Влечение

— Нет, не шокирован. Да, это показалось мне странным, но, поразмыслив, кажется, я могу себе представить, каким образом столь сильная любовь к сыну, как твоя к Дэнни, могла перейти на другого юношу. Возможно, это способ вынести невыносимое. Очевидно, ты переживаешь самый горький момент своей жизни. Кто я такой или кто такая Лиззи, чтобы тебя судить?
Эти слова заставили Джесс заново ощутить необратимость утраты. Временами сознание отказывалось воспринять ее чудовищную огромность, но потом горе вновь представало перед ней во всей полноте. Ее мальчика больше нет, он существует только в воспоминаниях. Его уход — свершившийся факт, и с этим ничего не поделаешь.
Но перед ее глазами возник Роб, и, вместо того чтобы нырнуть в черный омут страданий, Джесс позволила себе подумать о нем — это успокаивало. Они с Робом помогают друг другу выжить.
Она сказала Джеймсу:
— Наверное, отчасти так и есть.
Он предоставил качелям совершать колебания по своей собственной сужающейся амплитуде и внимательно посмотрел на Джесс.
— Будь, пожалуйста, осторожна.
— Хорошо.
Она не была уверена, что сдержит обещание, но ее тронуло суровое сочувствие Джеймса.
Он вынул Сока из люльки. Тот не замедлил огласить окрестности возмущенными воплями.
* * *
— Я сказала: мне нужно знать!
— В таком случае спроси Джесс.
— Ты отлично знаешь — она мне не скажет.
— Вовсе не обязательно.
Лиззи встала, но Бетт преградила ей путь из комнаты — буквально приперла к стене. Лиззи попыталась свести все в шутку:
— Это что же такое? Суд инквизиции?
Лицо Бетт нисколько не смягчилось. Неумолимый свет воображения метался, как круг от прожектора на темной сцене — сначала невпопад, не захватывая чью-то темную фигуру. Бетт ощупью искала правду, которая все время приближалась, но все еще ускользала от ее сознания. Заглянув в лицо Лиззи, она увидела за фальшивой улыбкой отблеск ужаса и по странной ассоциации вспомнила больницу. Джесс в больнице. Что она сама сказала Лиззи о матери?
«Если бы я ее не знала, решила бы, что она влюбилась».
Раньше, когда Бетт была моложе и мучилась ревностью, ей иногда представлялось, будто мама влюблена в Дэнни. От одной только мысли об этом ей становилось нестерпимо стыдно.
У мамы есть любовник! Это ясно.
— Кто он? Скажи мне его имя!
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
Но по лицу Лиззи было видно: она все прекрасно понимает.
Светлый круг от прожектора резко метнулся в сторону и выхватил из темноты скрывающуюся там фигуру. Бетт чуть не стало дурно. Вынырнув из мрака, фигура уже не могла снова кануть в неизвестность, хотя, опознав ее, Бетт страстно пожелала, чтобы она исчезла.
Хуже этого ничего не могло быть, но Бетт уверилась: так оно и есть. Только это могло объяснить странное поведение Джесс и брезгливый страх Лиззи.
Она вспомнила, как открылась дверь комнаты для посетителей и он возник на пороге в кожаной куртке. Правая сторона лица почернела от синяков и струпьев.
— Роберт Эллис, — прошептала Бетт.
Но уже в следующее мгновение швырнула это имя тетке в лицо, страстно желая опровержения:
— Это Роберт Эллис?
Лиззи молчала, и молчание было красноречивее слов. Бетт отступила, ошеломленно шепча:
— Моя мама?..
Лиззи машинально пошарила на каминной полке в поисках сигарет. Бетт повернулась и бросилась вверх по лестнице, не вполне отдавая себе отчет в том, что делает. Возле спальни Джесс она на мгновение замерла, но тотчас резко толкнула дверь.
Белое покрывало на кровати было аккуратно натянуто на холмик подушки. На трюмо — духи, тюбик с кремом для рук и резная шкатулка — рождественский подарок Бетт; Джесс держала в ней свои скудные драгоценности. На спинке стула аккуратно висел жакет; на тумбочке — книга в мягкой обложке.
Бетт открыла шкаф. Одежда матери висела аккуратно, в ряд; на полке внизу так же ровно выстроились коробки с обувью. Бетт рванула один ящик и увидела нижнее белье: светлое в одной стопке, темное — в другой. Мать была аккуратисткой, не то что тетка.
 
Бетт виновато задвинула ящик и без сил опустилась на край кровати. Она искала каких-нибудь следов пребывания в спальне матери Роба Эллиса — и ничего не нашла. Во всяком случае, на первый взгляд ничего не было видно.
Бетт, пошатываясь, пробралась в свою комнату. Бунгало в Сиднее было наполнено любовным шепотом отца и Мишель; обычно Бетт не составляло труда догадаться о том, что происходит. Но там все было естественно и ни капельки не шокировало. Здесь же — совсем другое дело. Конечно, если это правда. Господи, как омерзительно!
Прошло много времени, прежде чем она услышала, как вернулись Джесс и Джеймс с Соком. Снизу послышался горячий, но приглушенный разговор — она не могла разобрать слов.
Наконец Лиззи и ее муж направились к машине, сгибаясь под верблюжьей ношей «самого необходимого» для ребенка. Бетт не шелохнулась до тех пор, пока в дверь не постучались.
— Да?
Джесс принесла ей чай на круглом подносе.
— Спасибо.
Однако Бетт не протянула руку, чтобы взять чашку. Подождав немного, Джесс поставила поднос на тумбочку. Слабо звякнула ложечка о блюдце. Хотя Бетт уже много лет пила чай без сахара.
— Можно присесть? — спросила Джесс. Под ее тяжестью скрипнуло плетеное кресло.
Бетт устремила на мать горящий гневом взгляд.
— Это правда?
— Смотря что ты имеешь в виду.
— Я не могу произнести это слово — боюсь, что вырвет. У тебя связь с этим… Робертом Эллисом?
— Тебе Лиззи сказала? Я не стану сердиться — просто мне нужно знать.
— Нет. Лиззи не произнесла ни слова. Я подумала: что может быть страшнее всего? — и вот, пожалуйста. Я догадалась, ясно? По тому, как ты говорила по телефону. Как вела себя в аэропорту. Кассета в машине. И ни единого слова! Думала, тебе удастся скрыть свой секрет? Я права?
(«Скажи, что это не так! Пожалуйста, мамочка!»)
— Да, ты права — что касается голых фактов.
— Ты… была с ним здесь, в нашем доме? Жила с ним? Готовила ему еду?
Джесс сидела с опущенной головой, но при этих словах гневно взглянула на Бетт.
— Нужно было морить его голодом? Его отпустили на поруки при условии, что он будет ночевать дома.
— Как ты могла?
— Как? Он пришел однажды вечером. В канун Рождества. Для него было важно убедить меня, что Дэнни погиб в результате несчастного случая. Я и сама знала, но Роб заставил меня выслушать — вместо того, чтобы дать мне предаваться моему горю, рассказал о своем. Я поняла: он чувствует то же, что и я. Мне стало легче.
— Тебе стало легче — и ты легла с ним в постель. Так, что ли? С убийцей Дэнни! Моим ровесником!
— Что тебя больше шокирует?
— Что сказал бы Дэнни?!
Джесс опечалилась.
— Неужели ты думаешь, что я не задавала себе этот вопрос? Честно говоря, я не знаю. Я теперь ни в чем не уверена. Может, ему было бы так же противно, как тебе. А может быть, и нет. Роб был его другом.
Бетт медленно покачала головой.
— Ты произносишь его имя на особый манер. У меня не укладывается в голове. Это отвратительно.
— А если мне дороги наши отношения? Если я твоя мать, значит, не имею права на собственные чувства?
Бетт стиснула кулаки. И вдруг разразилась гневной обвинительной речью, в которой вылились боль утраты и вся многолетняя горечь.
— А как же я? У меня умер брат — и твой сын. Ты всегда любила его больше. Но сейчас ты нужна мне. Очень. Я не хочу делить тебя с убийцей Дэнни. Ты должна наконец-то принадлежать мне одной. Неужели я не заслужила?
Она не говорила, а кричала на мать. Но закончив, расплакалась. Джесс взяла ее за руку.
— Я знаю, Бетт. Я с тобой.
Бетт вырвала руку.
— Оставь меня в покое!
Она схватила с кресла брезентовую сумку и вывалила в ее черную пасть содержимое ящика комода. Сверху побросала кое-какие мелкие вещи.
— Куда ты?
— В Лондон. А ты что думала?