Десять баллов с острова Наварон

 
ГЛАВА 4. ПЯТНИЦА. 02:00 — 03:30
Сидящий за столом гитлеровец откинулся на спинку стула и удовлетворенно потер руки. Ситуация явно доставляла ему удовольствие.
— Гауптман Нойфельд к вашим услугам, капитан Меллори. — Он взглянул на то место, где на форме Меллори должны были быть нашивки. — Если я правильно понял, конечно. Вы не ожидали меня увидеть?
— Я сердечно рад вас видеть, герр гауптман. — Выражение удивления на лице Меллори сменилось радостной улыбкой. Он с глубоким облегчением вздохнул. — Вы даже представить себе не можете, как я рад. — Улыбаясь, он повернулся к Дрошному и застыл в замешательстве. — Кто же вы? Кто этот человек, капитан Нойфельд? Что это за люди, которые привели нас сюда? Они, должно быть…
Дрошный мрачным голосом прервал:
— Один из его группы убил нашего человека.
— Что? — улыбка мгновенно исчезла с лица Нойфельда. Он резко встал, опрокинув стул. Меллори, не обращая на него внимания, продолжал смотреть на Дрошного.
— Кто вы такой? Скажите мне, ради Бога!
— Нас называют «четниками», — угрюмо процедил Дрошный.
— Четники? Четники? Что еще за четники?
— Позвольте усомниться в вашей искренности, капитан. — Нойфельд уже взял себя в руки. Его лицо стало непроницаемым. Только глаза метали молнии. Людям, недооценивающим капитана Нойфельда, грозят большие неприятности, отметил про себя Меллори. — Вам, командиру отряда, заброшенного в эту страну со спецзаданием, неизвестно, что четники — наши югославские друзья?
— Друзья? Понятно. — Лицо Меллори прояснилось. — Предатели, коллаборационисты, другими словами.
Дрошный, издав горлом подобие львиного рыка, схватился за нож и двинулся на Меллори. Резкий окрик Нойфельда заставил его остановиться.
— Кстати, о каком спецзадании вы говорили? — спросил Меллори. Он внимательно оглядел каждого из присутствующих и понимающе усмехнулся. — У нас действительно специальное задание, но совсем не в том смысле, как вам кажется. По крайней мере, не в том смысле, как мне кажется, что вам кажется.
— Вот как? — Нойфельд умел вскидывать брови ничуть не хуже Миллера, отметил Меллори. — Тогда почему мы ждали вашего появления? Объясните, если можете.
— Одному Богу известно, — честно признался Меллори. — Мы приняли ваших людей за партизан. Именно поэтому один из них был убит, как мне кажется.
— Именно поэтому? — Нойфельд с интересом посмотрел на Меллори, придвинул стул, уселся и приготовился слушать. — Объясните все по порядку.
Как подобает истинному представителю лондонского Вест-Энда, Миллер имел обыкновение во время еды пользоваться салфеткой. Он не изменил своей привычке и сейчас, сидя на рюкзаке и придирчиво ковыряя вилкой в банке с консервами. Трое сержантов, сидящие рядом, с недоумением взирали на эту картину. Андреа, пыхтя неизменной сигарой и не обращая никакого внимания на охрану, не спускавшую с него глаз, неторопливо разгуливал по территории лагеря, отравляя окрестности ядовитым дымом. В морозном воздухе ясно послышались звуки пения под аккомпанемент гитары. Когда Андреа закончил обход лагеря, Миллер взглянул на него и кивнул в ту сторону, откуда доносилась музыка.
— Кто солирует? Андреа пожал плечами.
— Радио, наверное.
— Надо бы им купить в таком случае новый приемник. Мой музыкальный слух не в силах это вынести.
— Послушайте, — возбужденным шепотом перебил его Рейнольдс, — Мы тут кое о чем поговорили…
Миллер картинно вытер губы торчащей из-под ворота салфеткой и мягко сказал:
— Не надо. Подумайте, как будут убиваться ваши матери и невесты.
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду побег, — спокойно ответил Миллер. — Может быть, оставим до следующего раза?
— Почему не сейчас? — Гроувс был воинственно настроен. — Конвоиры ушли…
— Вам так кажется? — Миллер тяжело вздохнул. — Ах, молодежь, молодежь. Посмотрите внимательней. Вам кажется, что Андреа решил прогуляться от нечего делать?
Они быстро исподтишка огляделись, затем вопросительно посмотрели на Андреа.
 
— Пять темных окон, — тихо произнес Андреа. — За ними — пять темных силуэтов. С пятью темными автоматами.
Рейнольдс кивнул и отвернулся.
— Ну, что же. — Привычка Нойфельда потирать руки напомнила Меллори одного судью. Тот всегда так же потирал руки перед объявлением смертного приговора. — Вы рассказали нам весьма необычную историю, дорогой капитан Меллори.
— Вот именно, — согласился Меллори. — Как необычно и то положение, в котором мы теперь оказались.
— Еще один аргумент. — Медленно загибая пальцы, Нойфельд перечислил доводы Меллори. — Итак, вы утверждаете, что в течение нескольких месяцев занимались контрабандой пенициллина и наркотиков на юге Италии. Как офицер связи союзной армии, вы имели доступ на склады американских военных баз.
— В конце концов у нас возникли некоторые затруднения, — признал Меллори.
— Я подхожу к этому. Всему свое время. Эти товары, по вашим словам, переправлялись вермахту.
— Предпочел бы, чтобы вы произносили фразу «по вашим словам» другим тоном, — с раздражением заметил Меллори. — Наведите справки у командующего военной разведкой в Падуе. Он подчинен непосредственно фельдмаршалу Кессельрингу.
— С удовольствием. — Нойфельд поднял телефонную трубку и произнес что-то по-немецки. Меллори был искренне удивлен:
— У вас прямая связь с внешним миром? Непосредственно отсюда?!
— У меня прямая связь с сараем, расположенным в пятидесяти ярдах отсюда. Там установлен мощный передатчик. Продолжим. Вы утверждаете далее, что вас раскрыли, судили военным трибуналом и приговорили к расстрелу. Верно?
— Если ваша хваленая шпионская сеть в Италии действительно существует, вы узнаете об этом не позднее завтрашнего дня, — сухо заметил Меллори.
— Узнаем, непременно узнаем. Итак, вам удалось бежать из-под стражи, убив охранников. Там же, в здании разведуправления, вы случайно подслушали, как инструктировали группу десантников перед отправкой в Боснию. — Он загнул еще один палец. — Возможно, вы говорите правду. В чем, вы сказали, заключалась их миссия?
— Я ничего не говорил. Мне было не до подробностей. Что-то, касающееся освобождения британских связных и перекрытия каналов утечки информации. Я не совсем уверен. У нас были более серьезные проблемы.
— Я в этом не сомневаюсь, — презрительно произнес Нойфельд. — Вам надо было спасать свои шкуры. А что случилось с вашими погонами, капитан? Где нашивки, орденские планки?
— Вы, очевидно, не знаете, что такое британский военный трибунал, гауптман Нойфельд.
— Вы могли сами от них избавиться, — мягко заметил Нойфельд.
— А после этого опорожнить наполовину баки захваченного нами самолета, если следовать вашей логике?
— Баки были полупустыми? Разве ваш самолет при падении не взорвался?
— Падение самолета никак не входило в наши планы, — сказал Меллори. — Мы предполагали приземлиться, но неожиданно кончилось горючее. В самый неподходящий момент, как я теперь понимаю.
Нойфельд задумчиво произнес:
— Каждый раз, когда партизаны разводят костры, мы следуем их примеру. В данном случае мы знали, что вы или кто-нибудь другой обязательно прилетите. Горючее кончилось, говорите? — Он опять что-то сказал в трубку и повернулся к Меллори. — Звучит правдоподобно. Остается только объяснить смерть подчиненного капитана Дрошного.
— Здесь я должен извиниться. Это была нелепая ошибка. Но вы должны нас понять. Меньше всего нам хотелось попасть к вам. Мы слышали, что бывает с английскими парашютистами, попавшими к немцам.
Нойфельд загнул еще один палец.
— На войне как на войне. Продолжайте.
— Мы собирались приземлиться в расположении партизан, перейти линию фронта и сдаться. Когда Дрошный приказал своим людям взять нас на мушку, мы решили, что партизаны нас раскрыли, что их предупредили об угоне самолета. В таком случае у нас просто не было выбора.