Десять баллов с острова Наварон
— Вот как? — вежливо переспросил Нойфельд. — В каком смысле?
— Деловые партнеры друг друга не обманывают. Вы сказали, что войска Вукаловича приведены в боевую готовность. Так оно и есть. Но не для того, чтобы прорвать окружение, как вы утверждали, а для того, чтобы отразить решающее наступление немцев. Наступление, цель которого — стереть их с лица земли раз и навсегда. Партизаны уверены, что оно начнется в самое ближайшее время.
— Видите ли, не мог же я выдавать вам наши военные секреты, которые вы могли бы, я повторяю, могли бы передать врагу. В то время у меня не было оснований безоговорочно доверять вам, — резонно заметил Нойфельд. — Вы же не настолько наивны, чтобы не понять этого. Откуда вы узнали о готовящемся наступлении? Кто снабдил вас информацией?
— Майор Брозник. — Меллори улыбнулся. — Он был очень откровенен со мной.
Нойфельд подался вперед, лицо его застыло от напряжения. Пристально глядя в глаза Меллори, он произнес:
— Они не говорили вам, откуда ожидается наступление?
— Я запомнил только одно: мост через Неретву. Нойфельд с облегчением опустился на стул, глубоко вздохнул и, чтобы смягчить впечатление от дальнейшего, широко улыбнулся:
— Друг мой, не будь вы англичанином, дезертиром, изменником и спекулянтом наркотиками, то могли бы претендовать на Железный Крест. Кстати, — заметил он вскользь, — по сообщениям из Падуи, ваша версия о побеге из-под стражи подтвердилась. Значит, говорите, мост через Неретву? Вы уверены? Меллори был заметно раздражен:
— Если вы мне не доверяете…
— Ну что вы, что вы. Так просто, к слову пришлось. — Нойфельд сделал паузу, затем тихо произнес: — Мост через Неретву. — В его устах это прозвучало словно заклинание.
Дрошный тихо добавил:
— Мы так и подозревали.
— Ваши подозрения меня не интересуют, — грубо перебил его Меллори. — Поговорим о нас, если вы не против. Мы неплохо поработали, так вы сказали? Мы выполнили вашу просьбу и добыли необходимую информацию, верно? — Нойфельд кивнул. — Тогда помогите нам отсюда выбраться. И поскорее. Отправьте нас подальше за линию фронта. В Австрию или Германию, если угодно. Чем дальше отсюда, тем лучше. Вы понимаете, что будет с нами, если мы опять попадем к англичанам или югославам?
— Нетрудно догадаться, — почти весело заметил Нойфельд. — Но вы нас недооцениваете, мой друг. Безопасное место для вас уже готово. Шеф военной разведки в Северной Италии жаждет с вами познакомиться. Он считает, что вы могли бы оказаться ему весьма полезны.
Меллори понимающе кивнул.
Генерал Вукалович рассматривал в бинокль ущелье Зеницы — узкую, густо поросшую лесом полоску земли, с двух сторон зажатую крутыми скалистыми склонами высоких гор.
Между сосен легко угадывались силуэты танков 11-го армейского корпуса вермахта. Немцы даже не попытались замаскировать или спрятать их поглубже в лесу. Типично немецкая самоуверенность, горько усмехнулся Вукалович. Они не сомневаются в исходе готовящегося наступления. Он ясно видел фигурки солдат, суетящихся вокруг танков. Судя по непрекращающемуся гулу моторов, доносящемуся из леса, остальные танки маневрировали, выходя на вторые позиции для грядущей атаки. Мощные моторы «тигров» натужно ревели.
Вукалович опустил бинокль, сделал несколько пометок карандашом на листке бумаги и углубился в арифметические подсчеты. Со вздохом отложил листок и повернулся к полковнику Янци, погруженному в аналогичные вычисления. Устало произнес:
— Принесите мои извинения своим штабистам, полковник. Они умеют считать ничуть не хуже меня.
Обычные пиратская удаль и самонадеянная ухмылка капитана Дженсена куда-то исчезли. Невозможно было предположить, что столь благородные черты лица способна так исказить усталость. Нахмуренные брови и сосредоточенный взгляд покрасневших от бессонницы глаз выдавали напряженную работу мысли. Заложив руки за спину, он размеренно ходил из угла в угол комнаты оперативного штаба армии в Термоли.
Он вышагивал не в одиночестве. Рядом с ним, бок о бок, прохаживался крепко сбитый, седой человек в форме генерал-лейтенанта британских вооруженных сил. Так же, как и Дженсен, генерал был погружен в размышления. Когда они в очередной раз дошли до дальнего угла комнаты, генерал остановился и вопросительно посмотрел на сержанта, склонившегося в наушниках над большим армейским передатчиком фирмы Ар-Си-Эй. Сержант медленно покачал головой из стороны в сторону. Хождение возобновилось. Генерал резко сказал:
— Время уходит. Надеюсь, вы понимаете, Дженсен, что, начав крупную военную акцию, пойти на попятную совершенно невозможно?
— Я это понимаю, — тяжело произнес Дженсен. — Что доносит разведка?
— В донесениях недостатка нет, но только Богу известно, что нам с ними делать, — в голосе генерала звучала горечь. — На всей линии Густава неспокойно. Туда подтянуты, насколько нам известно, две танковые дивизии, одна немецкая пехотная дивизия, дивизия австрийцев и два батальона знаменитых альпийских стрелков. Наступление они не готовят, это совершенно ясно, их дислокация делает наступление невозможным в данный момент. Кроме того, если бы они вдруг решились на наступление, то наверняка постарались бы проводить переброску сил тайно.
— Как объяснить, в таком случае, их активность? Генерал вздохнул.
— Наши «компетентные источники» утверждают, что гитлеровцы готовят неожиданный отход на новые позиции. Компетентные источники! Меня больше всего беспокоит, что эти проклятые дивизии в данный момент находятся на линии Густава. Дженсен, что случилось, в конце концов?
Дженсен беспомощно пожал плечами.
— Мы договорились о выходе на связь каждые два часа после четырех часов утра…
— И до сих пор ничего?
Дженсен промолчал.
Генерал задумчиво посмотрел на него.
— Самые лучшие люди во всей Южной Европе, вы говорите?
— Да, именно так.
Сомнения генерала в правильности подбора Дженсеном людей для операции «Десять баллов» существенно возросли бы, окажись он в этот момент среди них, в лагере гауптмана Нойфельда, в Боснии. Не было и речи о гармонии, взаимопонимании и безусловном доверии друг к другу, столь естественных для отряда специально отобранных диверсантов, считающихся лучшими в своем деле. Напротив, в их отношениях отчетливо ощущались напряженность, подозрительность и недоверие. Рейнольдс, обращаясь к Меллори, с большим трудом сдерживал распиравшее его негодование.
— Я хочу знать сейчас! — Голос Рейнольдса срывался на крик.
— Говорите тише, — резко прервал его Андреа.
— Я хочу знать сейчас, — повторил Рейнольдс. На этот раз почти шепотом, но тем не менее настойчиво и требовательно.
— Вам скажут, когда придет время. — Голос Меллори звучал, как всегда, спокойно и бесстрастно. — Но не раньше. Чем меньше вы знаете, тем меньше можете разболтать.
Рейнольдс угрожающе сжал кулаки и двинулся на Меллори.
— Не хотите ли вы сказать, что я, черт бы вас побрал, собираюсь…
— Я ничего не хочу сказать, — сдержанно заметил Меллори. — Я был прав тогда, в Термоли, сержант. Вы самая настоящая мина замедленного действия, с взведенным часовым механизмом.
— Может быть, — ярость Рейнольдса уже перехлестнула через край. — Во всяком случае, бомба — штука честная. Мне нечего скрывать в отличие от некоторых!
— Повтори, что ты сказал, — спокойно произнес Андреа.
— Что?
— Повтори.
— Послушай, Андреа…
— Не Андреа, а полковник Ставрос, сынок.
— Да, сэр.
— Повтори свои слова, и я гарантирую тебе минимум пять лет тюрьмы за неуважение к командиру в боевых условиях.
— Так точно, сэр, — попытка держать себя в руках стоила Рейнольдсу героических усилий. Это было очевидно. — Но почему он ни слова не сказал нам о своих планах на сегодняшнее утро и в то же время сообщил, что вечером мы улетаем с какого-то непонятного аэродрома на плато Ивеничи?