Фальшивый талисман. Зашифрованный счет
Девушка засуетилась и подвинула к нему стул.
— Дядя заговорил тебя?
Она впервые сказала «тебя». Почему — Карл не знал, возможно, это было проявлением доверия или дружелюбия, а может, оговорилась.
Чтобы прийти в себя, Карл вынул сигарету, пошарил по карманам, отыскивая зажигалку.
Сел на стул. Девушка снова пристроилась на подоконнике.
— Сегодня ночью мы уезжаем, — сказал Карл.
Аннет посмотрела на него исподлобья.
— Как-то нехорошо получилось, извини… Но вы так громко разговаривали, что я все слышала.
— Ну и что же?
— Завидую вам. Интересно. И увидите Италию…
— Я там бывал не раз, — сказал Карл, и, наверно, начался бы разговор об итальянских достопримечательностях, если бы парню не пришла в голову мысль предложить: — Хочешь с нами?
Он спросил просто из вежливости, ни на что не надеясь, но Аннет ответила вполне уверенно:
— Очень хочу!
Карл не поверил:
— Ты не шутишь?
— Нисколько.
— Мне тоже очень хочется, чтобы ты поехала. — Это прозвучало как выражение симпатии, даже больше, возможно, Аннет поняла его, и ей не было неприятным признание Карла, ибо наклонилась к нему, сделала жест, будто хотела взлохматить прическу или дотронуться до щеки, но удержалась — улыбнулась и спросила:
— Значит, возьмешь?
— С радостью!
Она спросила о вполне конкретной вещи, но Карл видел в ее глазах другое. Отвечая «с радостью», тоже вложил в эти два слова иной смысл. Аннет поняла, запрокинула голову, подставила лицо солнцу и радостно засмеялась. И все вокруг стало тоже радостным: и солнечные зайчики, что трепетали на ее подбородке и отражались в глазах, и ее смех, светлый и звонкий, и кусочек безоблачного неба, которое, казалось, ворвалось в комнату и окрасило все вокруг голубизной, даже обычные домашние вещи сделало прозрачными и невесомыми.
Но Аннет умолкла, и небо отступило из комнаты. Словно пытаясь догнать его, Карл подошел к окну, сейчас он ощущал тепло, исходящее от девушки, оно дурманило его, но помнил слова о назойливости и все же не мог удержаться: дотронулся рукой до плеча Аннет слегка, готовый в ту же секунду отнять ладонь, но Аннет прижалась к его пальцам щекой, может, на один лишь миг и сразу же соскочила с подоконника.
Карл все еще стоял растерянный, а она уже засуетилась, собирая вещи.
— Нам придется заехать во Франкфурт. — И, увидев, что Карл не понимает, объяснила: — Документы… Несколько дней на оформление документов.
— Не страшно.
Карл согласился бы ждать и неделю и месяц, только бы не расставаться с Аннет. Черт возьми, неужели он так влюбился?
— А как посмотрит на это Гюнтер?
— Мы его сейчас спросим. Думаю, Гюнтер тоже будет рад.
Аннет посмотрела внимательно: что это — проявление благородства или детское простодушие? Но не стала спорить.
Карл выглянул в коридор, позвал:
— Гюнтер, ты еще жив?
Тот открыл дверь.
— Можно не мешать?.. — процедил сквозь зубы. Ему неприятно было видеть сияющее лицо Карла и рядом такую же радостную улыбку на устах Аннет. Почувствовал свое превосходство, каким утешался во время спектаклей, когда входил в роль, а он и на самом деле вошел в роль — размышлял о пьесе, и она все еще стояла перед глазами. И сказал то, что думал, — ему было безразлично, как воспримут это Карл и Аннет, говорил не им, а будто в переполненный зал, даже всему человечеству: — Я только что понял… Да, эта мысль засела мне в мозг и представляется при явной парадоксальности единственно правильной. Все говорят, пишут, доказывают: настоящий талант неотделим от гуманизма. Глупости! Талант должен быть злым! Да, всем нам не хватает порядочной порции злости, злости совершенно определенной — вместе с талантом она будет бить в цель, уничтожать подлость и разрушать власть имущих и, главное, вдохновлять тех, кто идет за талантом, кто сочувствует ему. Талантливый гуманист — вредный, он размягчает людей, убаюкивает, а злой и гневный — зовет на баррикады!
— Однако же, — возразила Аннет, — гуманность совсем не исключает злобы. Она укрепляет ненависть к врагам человека, к тем, кто унижает его.
А Карл не выдержал и спросил ехидно:
— Не хочешь ли ты сам стать злым пророком человечества?
Гюнтер не воспринял ни возражения девушки, ни иронии Карла.
— Мы воспламеним человеческие сердца, и дай бог, чтобы пепел Клааса не развеялся ветром!
— Я всегда знал, что ты талант, — сказал Карл, — но не об этом сейчас разговор. Слушай внимательно, гений. Аннет едет с нами.
Гюнтер опустился с небес. Какая-то тень промелькнула на его лице, он переспросил:
— Фрейлейн Аннет? С нами?
— Сегодня ночью мы двинемся в Италию.
— Но почему в Италию? — не понял Гюнтер.
Карл рассказал, как Каммхубель разузнал о Пфердменгесе.
Гюнтер слушал внимательно, кивал головой, но никак не мог скрыть неудовольствия — этот Карл Хаген оказался болтуном, еще двое узнали о цели их путешествия. Правда, Каммхубель — человек серьезный, от него вряд ли стоит ждать каверзы, а племянница… обыкновенная девчонка, симпатичная, не возразишь, но чем красивее женщина, тем она непостижимей — от такой можно ждать любых выкрутасов.
Гюнтер вымученно улыбнулся.
— Я рад вашей компании, фрейлейн Каммхубель.
Стекло в машине опустили, и ее продувало со всех сторон, но это не приносило желаемой прохлады. Особенно когда ехали по извилистым горным дорогам, где сорок километров в час уже считалось лихачеством. Склоны, покрытые низкорослым кустарником и травой, казалось, раскалены жарой, над ними дрожал прозрачный горячий воздух, от перегретого асфальта горько пахло смолой — не верилось, что совсем недавно шоссе обступали зеленые альпийские луга, а от холодной воды горных ключей сводило рот.
Гюнтер глотнул из бутылки тепловатого лимонада, сплюнул с отвращением.
— В Терни остановимся на несколько минут возле какой-нибудь траттории, — предложил он. — Я умру, если не глотну воды со льдом.
В Рим приехали поздно вечером, переночевали в дешевом отеле на окраине и решили не задерживаться — удивительно, но решила так Аннет, хотя она раньше не бывала в древнем городе. И не потому, что ей не хотелось взойти на Капитолий или осмотреть Ватиканский музей, просто знала, что и Карл и Гюнтер мыслями давно уже в Ассизи — разве будешь со спокойной душой рассматривать интереснейшие руины, когда до места назначения осталось три часа езды?
Договорились остановиться в Риме на обратном пути. И вот их «фольксваген» поднимал пыль на древней умбрийской дороге.
За Терни шоссе постепенно выровнялось, теперь ехали по долине, изредка минуя села, местечки.
Ассизи увидели издалека — справа от дороги на высоком холме лепились один к одному, как игрушечные, домики, соборы — все это на фоне синего неба и рыжих, выжженных солнцем возвышенностей казалось нереальным, вымышленным; словно великан забавлялся в песке, загреб кучу, а потом налепил формочкой разные кубики и прямоугольники, провел между ними линии, соорудив узкие улочки и площади.
Эта иллюзия сказочности не исчезала вплоть до последней минуты, пока не повернули на асфальтированную ленту, что вилась между склонами холмов и наконец привела их в Ассизи.
Гюнтер пристроился за туристским автобусом и не ошибся, потому что через несколько минут они стояли на центральной площади города: справа нижний собор Сан-Франческо с гробницей святого Франциска Ассизского, слева — монастырь, верхний собор Сан-Франческо с фресками Чимабуе, чуть дальше — женская обитель Сан-Домиано. Обо всем этом они узнали сразу после приезда: туристы высыпали из автобуса, и гид сразу стал знакомить их с местными памятниками старины.
В Ассизи, как и в большинстве подобных итальянских городков, у которых есть свой знаменитый святой, или фонтаны, или собор с фресками Джотто, было несколько маленьких отелей, напоминавших скорее грязноватые и некомфортабельные меблированные комнаты. Один из них пристроился рядом с собором, и Карл предложил остановиться именно здесь. Это устраивало и Аннет, которая уже просматривала цветные проспекты у ближайшего киоска, и Гюнтера, который немедля занял место в гостиничной траттории и заказал бутылку холодного вина.