Маккой X. Целуй — и прощай! Кокс Дж. X. Безутешная вдова. Пайк P. Л. Побег из Синг-Синга

— Вам нравится прилично одеваться?
— Да, — сознался я, — только мне никогда не удавалось себе позволить ничего подобного.
— Ну, теперь это не проблема. Вы будете выглядеть на миллион долларов, — улыбнулся Джонатан. — Если хотите, то завтра мы вместе навестим Пиго. Он уже в городе.
— Пиго?
— Это человек Пила из Лондона.
— Ах, да! Обувь…
— Раза два в году он появляется в этом городе.
— С большим удовольствием составлю вам компанию, — поблагодарил я его за любезность.
— Пора проверить, собралась ли Миджи? Нам уже пора.
— Куда? — удивился я.
— В клуб. Миджи согласилась присоединиться к нам. Вам пора уже познакомиться со всей бандой моих приятелей, — он озабоченно посмотрел на меня. — Ведь вы не заняты сегодня вечером?
— Свободен как птичка, — улыбнулся я.
  
Глава 8
 
Клуб находился всего в нескольких кварталах от дома Добсонов. Это было громадное здание в колониальном стиле, его залитый светом прямоугольник контрастировал с темной хвоей мохнатых елей. Шуршание шин автомобиля Джонатана сменилось легким скрипом, когда мы съехали с шоссе на обсаженную пирамидальными тополями дорогу, посыпанную гравием. Сквозь их строй в отраженном свете можно было рассмотреть поле для гольфа, окутанное туманом микроскопических брызг дождевальных установок; через опущенное стекло машины долетал запах мокрой травы. Потом послышался приглушенный смех, невнятные обрывки фраз, звуки музыки: в здании царила оживленная атмосфера веселой вечеринки…
Вроде той, что бывала в нашем старом клубе осенними субботними вечерами после того, как футбольная команда выигрывала матч, а когда стали выпускниками и победы были редкими, то мы отмечали каждый тачдаун, а однажды даже тачдаун одного из игроков нашей команды за своей линией. Именно эта вечеринка оказалась самой веселой и запомнилась больше всех… Мое сердце учащенно забилось в предвкушении радостного веселья, ощущение восторга на миг коснулось моей души, как крылья зимородка с легким всплеском на мгновение погружаются в спокойную гладь уединенного озерца — и вновь полет в ослепительной синеве неба.
Вот это по мне, черт возьми, действительно по мне. Я смогу это сделать, он заставил меня, но мне это по силам. Мифы и воспоминания отступят перед силой интеллекта. Эдип мертв…
Мы остановились перед самым входом, белоснежный шатер которого украшала красная эмблема клуба (мне уже доводилось видеть ее на многочисленных трофеях Джонатана). Служитель в белой униформе, отделанной красным кантом, и с такой же эмблемой на нагрудном кармане отогнал машину, а пожилой мужчина в такой же униформе распахнул перед нами входную дверь.
— Добрый вечер, мисс Добсон, добрый вечер, мистер Добсон, — сказал он. — Мисс Уэст ожидает вас в гриль-зале ресторана.
— Благодарю вас, Уильям, — ответил Джонатан. — Похоже, что веселье в самом разгаре…
— Приятная компания, сэр, — заметил Уильям. — Люди веселятся от души. Рад вас снова видеть у нас, мисс Добсон…
— Спасибо, Уильям, — тихо отозвалась она.
Я взял ее за руку, и Джонатан повел нас мимо раздевалки к лестнице, спускавшейся в ресторан.
Гриль-зал был как две капли воды похож на гриль-зал любого загородного клуба, разве только намного просторнее большинства из них. Стены украшали оленьи рога, чучела рыб и другие охотничьи трофеи, повсюду были развешены карикатуры на членов клуба. Зал заполнен был веселой, хорошо одетой публикой. Когда мы достигли последних ступеней лестницы, нас заметила высокая блондинка с распущенными до плеч волосами. Она помахала нам рукой и стала пробираться сквозь толпу.
— Привет, Маргарет.
— Привет, Марта.
— Хорошенькое дельце, — начал Джонатан, — я заезжаю за тобой, как мы условились, а тебя и след простыл. Подойди поближе… — он нежно взял ее за руку. — Позвольте мне представить вам Марту Уэст…
— Привет, — сказала она.
— Здравствуйте, — отозвался я.
Она улыбнулась Джонатану.
— Я надеюсь, ты не очень на меня сердишься. Мне не удалось даже забежать домой переодеться, я засиделась за бриджем, пытаясь остаться при своих.
 
— Тебе это удалось?
— Нет.
— Тогда я действительно сержусь, — он коснулся бокала в ее руке. — И сколько мы проиграли?
— Только две…
— Что, мы так и будем стоять, или все-таки присядем? — спросил Джонатан.
— У меня есть столик, — сообщила Марта. — А возможно и был…
Джонатан взял ее под руку и стал продираться сквозь толпу, которая хлынула из бара как пена морская со скалистого утеса. По многочисленным приветствиям, часто фамильярным, можно было понять, что он знаком почти со всеми. Многие из них знали и Маргарет, но здоровались с ней гораздо холоднее, как бы выполняя неприятную формальность. Я понял, что имел в виду ее брат, когда говорил, что она в клубе редкий гость. Уж очень было заметно по их поведению, что они считают ее не только посторонней, но и некоей диковиной. На ее лице появилась тень досады и раздражения.
— Неужели все так плохо? — спросил я.
— Гораздо хуже, — ответила она довольно громко.
Я ободряюще улыбнулся, понимая, какая нелегкая задача выпала на мою долю. Но мне это по силам, черт тебя подери, сукин сын. Потом мне захотелось поразмышлять о своем миллионе долларов, но я не осмеливался. В конце концов пришел к мысли, что ничего страшного не случится, если немного пораскинуть мозгами на эту тему, подобная наглость была мне привлекательна. И я снова стал предвкушать свою встречу с вожделенным миллионом. Мне было страшновато рассмотреть эту проблему целиком, и я осторожно повернул ее к себе одной гранью. Где-то в уголке сознания появился страх, но это был уже не панический ужас, и я сказал себе: «Ну вот, видишь? Мифы и воспоминания пасуют перед силой интеллекта…»
Марта подвела нас к крошечному круглому столику в углу зала, мы расселись и заказали коктейли, все, кроме Маргарет. Она предпочла имбирный эль. Здесь царила музыка: ведь мы сидели у дальней стены, как раз напротив прохода в танцевальный зал, где играл оркестр. Музыканты были хорошо сыграны, но музицировали скорее по обязанности: искры Божьей в их игре не чувствовалось.
— Ну, Маргарет, — сказала Марта. — Очень рада снова видеть тебя здесь.
По глазам Миджи можно было понять, что с ее языка готово сорваться довольно едкое замечание. Я наградил ее ледяной улыбкой, и она одумалась.
— Должна заметить, здесь мало что изменилось…
Марта и Джонатан заметили мои усилия, и он мне одобрительно кивнул. Должно быть, его спутница поняла, что ей удалось избежать весьма неприятной стычки, хотя я был уверен, откровенного хамства она бы себе не позволила. В пользу этого свидетельствовал вопрос к Джонатану, прозвучавший даже несколько смущенно.
— Если говорить о переменах, что за обращение к членам клуба ты затеял?
— Ну, — ответил он, — это просто дела…
— Неужели они плохо ведут дела клуба?
— В общем неплохо, но я считаю, что этот состав Совета Директоров нашего клуба далеко не единственная команда, которая может справиться с этой задачей. Мне опротивело год за годом получать бюллетень для голосования с девяткой неизменных фамилий. Почему у нас нет выбора, ведь можно вносить в бюллетень двадцать одну фамилию или хотя бы четырнадцать, а голосовать только за девятерых. Знаешь ли ты, сколько лет эта девятка держится в неизменном составе? Десять лет, и все время эти реликтовые ископаемые брюзжат и стонут по любому поводу, но никогда нога ни одного из них не ступала на поле для гольфа. Перед смертью они могли бы подыскать для себя какое-то другое занятие. Нам нужна свежая кровь…
Официант принес заказанные напитки. Я даже не взглянул на Маргарет, ведь мне и так было ясно, что за мина у нее на лице. Джонатан понимал, что стоит ему прекратить свои излияния, как Миджи может испортить все дело.
— Тем не менее, я сам не стремлюсь занять кресло в правлении, — рассмеялся Джонатан, поднимая бокал.
— За все хорошее…