Соучастники

Что-то в последних словах женщины меня возмутило. Смирение в ее голосе – но и покорность тоже. У меня засосало под ложечкой от чувства вины, как всякий раз, когда я думала о своей семье.
– Не готова ли еда? – спросила я, давая сигнал к окончанию разговора.
– Сейчас принесу, – кивнула она. – Меня, кстати, Дебби зовут. Сестрица, приходи, когда хочешь. Припозднишься – ужинай у нас. Пирог с репой за наш счет будет.
Эту последнюю сцену я Тому Галлагеру не нахожу нужным описывать, так как что-то мне говорит: до нее ему дела нет. Связи с Хьюго Нортом или Холли Рэндольф никакой. И тем не менее это произошло – тем поздним вечером я наткнулась на этот китайский ресторан. И почему-то это неказистое, засаленное меню, немудреная болтовня с Дебби стали для меня в Лос-Анджелесе необходимой отдушиной, где не было писем, съемочных требований, нужды казаться умной и жизнерадостной. Я приходила туда одна как минимум раз в неделю, уплетала огненный пирог с репой и ничуть не жалела, что наелась углеводов.
Впоследствии я искала “Китайский ресторан «Нефритовая гора»” на Гугл-карте, всматривалась в тот участок бульвара Калвер на мониторе своего компьютера – и не находила никаких его признаков, его словно и не было никогда. Текучесть лос-анджелесских едален бывает высокой, и он, скорее всего, прогорел. Это вызывает у меня какое-то диковинное ощущение утраты. Словно без этого ставшего мне привычным островка Лос-Анджелес десять лет спустя остается таким же безликим и далеким, как был.
 Глава 35 
Производство шло своим ходом, и я никому из съемочной группы ничего о Кортни не говорила. Тара с Чипом могли сплетничать, сколько влезет, а я решила, что как продюсер буду выше всего этого. То, что происходило за закрытыми дверьми после того, как было выпито лишнего, меня не заботило – главное, чтобы съемки не теряли темпа. Ну и Сильвия, конечно: чем увереннее она будет в том, что все идет своим чередом, тем меньше будет меня допекать.
Но все своим чередом не шло – по крайней мере в моем случае.
На четвертой неделе, после ряда особенно мучительных дублей, где, среди прочего, было убийство персонажа отца, на меня накричал Зандер.
– У меня завтра рекламное интервью? ЗАЧЕМ? – вскипел он.
Я попыталась объяснить, что его агент, Андреа, уже обо всем договорилась; это было важно для фестивальных премьер “Твердой холодной синевы” – но Зандер меня прервал.
– Да мне по херу, что там Андреа говорит или еще кто. Займись раз в жизни своим делом и перенеси.
Бросил наушники и ушел.
Вне себя от ярости, я стояла, осознавая его последние слова. Может, на первом году моей стажировки Зандер и мог на меня так орать, но теперь, когда я руководила всем производством, – уже нет. Я занималась своим делом и такого обхождения не заслуживала.
Зандер, впрочем, срывался лишь периодически. Вот от Хьюго мне хотелось держаться подальше. Назначение Кортни его помощницей было временной мерой, краткосрочным решением, чтобы разобраться с самыми пустяковыми его требованиями. И все-таки негласный характер того, что произошло между ним и Кортни, это необсужденное зернышко понимания омрачало наши отношения. Возможно, из-за этого я стала по-другому с ним себя вести, а он просто отвечал тем же. Он сделался пасмурным, взбалмошным, злопамятным.
Он по-прежнему легко превращался в привычного добродушного Хьюго, у которого всегда был наготове комплимент, бокал шампанского, щепотка кокаина, но так же стремительно становился непредсказуем, заводился на пустом месте. Приглашений на закрытые встречи как не бывало. Теперь он мог в бешенстве позвонить за полночь, со своим британским произношением обрушить на меня резкую, злобную брань – а на другой день иметь самый радостный и светский вид.
– Сара, – как-то раз, в шесть часов вечера поинтересовался он по телефону, – это правда, что ты собираешься полететь на эти выходные в Нью-Йорк? Не сказал бы, что это очень разумное решение.
 
– Собираюсь, – ответила я.
Съемочный день выдался тяжелейший. Мы только что закончили снимать погоню: машина героя за сорок тысяч долларов лавировала в постановочном потоке на одном из лос-анджелесских съездов с магистрали. – Хьюго, я со всем справляюсь. Без предупреждения не сорвусь.
– Но какой продюсер вот так вот бросает съемки? – Я слышала, как он дышит в свой “блэкберри”; его голос сделался противным и резким. – Ты что мне тут Сильвию устраиваешь? Еще скажи, что на твою сестру тоже булимия напала.
Последнее высказывание Хьюго я проигнорировала. Я уже подыскала билеты эконом-класса, которые дали бы мне тридцать шесть часов в Нью-Йорке – достаточно времени, чтобы повидать сестру с новорожденной племянницей и побыть с родителями, показать, что я жива, а потом снова пуститься в пятичасовой полет. Но бронировать нужно было тем же вечером, иначе они могли слишком подорожать. Не у каждого имеется запас бонусных миль, покрывающий внезапные перелеты через континент.
Хьюго же все разорялся.
– С чего ты взяла, что можешь лететь? Так, по-твоему, настоящий продюсер поступает? Мне нужно, чтобы ты здесь была, решения принимала, а ты все бросаешь из-за каких-то семейных дел?
– Ну какого хера, это же выходные, – парировала я, уединившись в коридоре. – Уж наверное, тридцать шесть часов отдыха мне полагаются. Если бы я на это время в Лос-Анджелесе оставалась, то работать бы не стала.
Я скрывала слезную дрожь в голосе. Я была без сил; меньше всего на свете мне хотелось под конец трудного дня препираться с Хьюго.
– Ты уж будь спокойна: твоя сестра еще детей заведет. И ты детей заведешь когда-нибудь. Не бог весть что такое.
Этого соображения я вообще не поняла, но тон у него был такой агрессивно-противный, что пытаться возражать я не стала. Может быть, не стоило сердить его еще сильнее ради тридцатишестичасовой вылазки.
– Послушай, – сказала я, – я подумаю. Еще не решила.
– Ну, ты понимаешь, каким должно быть решение. Семья твоя в любом случае никуда не денется. А вот карьера, Сара… Просто не хочется, чтобы ты просрала эту возможность.
Ох, да шел бы ты на хер, Хьюго, подумала я, закончив разговор. Много ты знаешь о моей семье.
Я чуть помедлила в коридоре, чтобы собраться с духом перед тем, как вернуться в офис. Занятые на производстве в основном были еще там, не отлипали от своих компьютеров, и я не хотела, чтобы Сет и остальные видели, что я не в себе. Через некоторое время я, опустив глаза, вернулась за свой стол и со злостью написала несколько писем.
Не приняв решения, я в тот вечер билетов не забронировала.
Позже, в десять часов, я добралась до “Нефритовой горы”, снова поболтала с Дебби, сделала свой обычный заказ – ло-мейн с говядиной и пирог с репой. Она дала мне с собой пакетик куриных крылышек бесплатно. Наверное, больше я ничего не могла сделать, чтобы чувствовать себя не такой виноватой перед родными.
Проснувшись утром, я увидела сообщение от сестры.
 У меня начались схватки! Пожелай мне удачи…
У меня перехватило дыхание. Я страшно обрадовалась за Карен. Но эту радость немедленно затмило сожаление. Цена билета подскочила до четырехсот долларов: столько потратить без зазрения совести я не могла. Как всегда, экономность взяла во мне верх.
Думаю, родители втайне надеялись, что я доберусь до Нью-Йорка на тех выходных. Но когда у меня не получилось, они, похоже, меня поняли. Сказали, что работа – это важно и я должна слушаться начальника.
В ту субботу, днем, сестра прислала мне фотографию новорожденной. Свернувшееся в клубочек крохотное розовое существо, не имеющее никакого представления о мире.
Ее зовут Элис, написала Карен. Ей не терпится с тобой познакомиться.
При виде племянницы меня пробила дрожь – я вообразила, каково было бы взять в руки это маленькое хрупкое тельце. Я выключила “блэкберри”, пытаясь не думать о пяти других смс, которые только что пришли.