Во льдах (СИ)
— С эмигрантами-то?
— Александр Алехин тоже числился в эмигрантах, а сейчас — великий русский шахматист. Не в паспорте дело. Джошуа Мозес — тоже эмигрант, только в другую сторону, и это важно. Пусть видит Америка, что не только туда, но и оттуда.
— А как насчет псевдонима?
— Интригуйте. Мол, автор по личным причинам не желает раскрывать подлинное имя. Но у вас, как у работников «Поиска», есть полная доверенность на ведение дел от его имени. Нотариально заверенная, и тому подобное. Так об этом переводе шла речь?
— Не только, — девочки говорили твёрдо, но видно было, что даётся им это не просто. — ЦК комсомола собирается перевести «Поиск» в Москву. В смысле — редакция будет здесь, в столице. В составе «Молодой Гвардии».
Я это ждал, я это предвидел, я к этому готовился, но всё равно стало больно. Не сколько за себя, сколько за наш Чернозёмск.
Года два-три назад я подарил как-то сельской школе пианино, «Петроф». Хорошее. Проверил, как его перевезли, как установили в актовом зале — ну, не зале, а зальчике, но для пианино это даже лучше. Настройщика обеспечил. И даже сыграл детишкам на встрече всякое разное — показать и возможности инструмента, и возможности человека.
А потом, месяца через три, ехали мимо с девочками уже по сельхозотрядовским делам, дай, думаю, загляну.
Заглянул.
А пианино-то нет. Нетути, как говорят в том селе. Директор школы забрал себе. Он, директор, даже и не смущался: дети такое ценное пианино только испортят, а у него дома оно в целости и сохранности. А надумает кто поиграть — пусть приходит, двери всегда открыты.
Ага, ага.
Я и сам, конечно, сплоховал, «Петроф», как же, смотрите, какой я добрый. Нужно было брать самое дешёвое, дрова, да ещё из комиссионки, а я раздулся от чувства собственного величия, ничего-де не пожалею для земляков! Но директор виделся мне человеком совершенно порядочным. Он и есть порядочный, на свой лад, и, возможно, поступил правильно, но обидно.
Вот и тут: журнал замечательный, гордость Чернозёмска (для многих любителей остросюжетной литературы Чернозёмск известен как город, в котором издают «Поиск») — а Москва хочет схрупать наше детище. Нет, не хочет, уже жуёт. Ей-де виднее, где журналу место. И ничего ведь не поделать: журнал — орган ЦК ВЛКСМ, вид собственности — государственная, и мнение всяких мелких пичужек не имеет никакого значения. Но очень обидно.
Видно, обида эта отразилась на физиономии — да я и не особо сдерживался.
— Не переживай, Чижик, не переживай. Мы всё сохранили за собой — и особый статус журнала, и должности: я остаюсь главным редактором, Надя — ответственным директором, и ты — особый редактор тоже, — сказала Ольга.
— Ну да, ну да. Генерал Петров на подводной лодке покинул Крым, приказав оставшимся бойцам продолжить боевые действия.
— Какой генерал? Это ты о чём?
— Ни о чём.
— Марию мы отстояли! — выложила козырь Лиса. — Она будет первым заместителем главного редактора!
— В Чернозёмске?
— Нет! — торжествующе сказала Пантера. — Ей дают квартиру в Москве! Двухкомнатную! Переедет вместе с Сусликом! Мы созванивались, она не только согласна, она рада!
Почему бы и не радоваться тётушке? В Чернозёмске они с Сусликом снимали жильё, а тут — двухкомнатная в Москве! Это не просто козырь, это козырный туз!
— И Суслик тоже рад!
Конечно. В Москве для него много больше возможностей для профессионального роста, чем в Чернозёмске, что есть, то есть.
— В общем, кругом одни плюсы, — ответил я.
— Так и есть. Ты и сам понимаешь.
— Понимаю. Только… Особый статус «Поиска» — это…
— Это нам сохраняют возможность использовать часть прибыли для материального поощрения!
— Понятно. А вот ещё, ты сказала, что ma tante будет первым заместителем главного редактора. Что значит — первым? А сколько их всего?
— Это же Москва, Чижик. Здесь иные масштабы. Штатное расписание увеличат, пока идёт обсуждение, но что больше — однозначно.
— Значит, теперь та самая часть прибыли будет размазываться на куда большую площадь, так?
— Ну, так.
— И потому размер премий снизится втрое-вчетверо?
— Приблизительно… — сказала Лиса. Та самая Лиса, которая считает до четвертого знака после запятой — и «приблизительно»!
— А тебе что, денег не хватает? — это Пантера.
— Мне-то хватает, девочки. Хватает.
— Нам тоже хватает. А о других не тревожься. Всё равно зарплата будет повыше, чем в «Юности» или в «Вокруг Света». Не в разы, как говорят в Чернозёмске, но повыше.
Мдя… Еще вчера она сказала бы «как говорят у нас», а теперь — «в Чернозёмске».
— Ты ведь понимаешь: концентрация сил в столице — процесс естественный. Смотри, половина авторов у нас — москвичи. Теперь им и нам решить любой вопрос можно и быстрее, и проще. То ж и ленинградцам — приехать в Москву им ночь на «Красной Стреле». Да отовсюду до Москвы ближе и быстрее. И почта до Москвы доберётся скорее. И телефонная связь, даже и международная, — это Лиса.
— Ты представь, что Гоголь бы не приехал в столицу, а после нежинской гимназии вернулся в Васильевку, занялся бы имением, вёл бы жизнь помещика средней руки, потихоньку почитывал бы журналы, а зимой, когда крестьянин торжествует, пописывал бы то да сё, «Вечера на хуторе» и тому подобное, не зная лично ни Пушкина, ни Аксаковых, никого. Разве это хорошо?
Я представил.
Николай Васильевич стоял посреди осенней зяби и распекал мужика:
— Ах, ты, рыло неумытое! Разве это работа? Это просто ужас что такое, а не работа! Да за такую работу тебя черти унесут, на кого детишек бросишь? На меня? Так у меня с этим делом строго, не забалуешь. Пороть я тебя не стану, к этому делу ты привычный, а вот наложу на тебя такой зарок, что все в селе будут знать, что ты заплатной! Вот так и знай! Заплатной!
Не так и плохо. Не хуже, чем жить в римских меблирашках. Даже лучше. Дома матушка, сестры займутся хозяйством. Сыт, обихожен, обласкан. А то и женится на хозяйственной девице, дочери генерала, взяв за женой приданое, душ этак сто или двести, и капитала преизрядно, и тогда заживет уже совершенным барином, и напишет все три тома «Мертвых душ» в три года, после чего засядет за «Души живые».
— Или Чехов: закончит университет и вернётся в Таганрог, разве хорошо?
И с Чеховым вышло неплохо: пользует таганрогских обывателей, беря за визит где рубль, где три. Женится на поповне, та будет с него пылинки сдувать, вязать ему носки, безрукавки и прочие тёплые вещи. А сочинять станет пьесы, понятные каждому, и все с оптимистическими финалами: Костя Треплев, оставив декадентство, перейдёт на весёлые водевили, Тригорин сделает Аркадиной предложение по всей форме, а сельским учителям царь пообещает повысить жалование до двойного. Потом.
— В Москву, в Москву, в Москву. Но вот мы и в Москве. Теперь осталось её покорить! — ответил я дурашливо.
— Будь уверен, мы не потеряемся.
— Всегда уверен.
Переместились в гостиную. До «Времени» было еще с четверть часа, и я включил радиоприемник.
Удачно: попал на запись из Дворца Съездов, а именно — на наше выступление с песней Пахмутовой.
Обозреватель «Немецкой Волны» говорил, что публичное исполнение песни, в которой Любовь ставится выше Комсомола, может свидетельствовать об изменении идеологической направленности в советской политике.
— Смешно, — сказала Ольга. — Делать далеко идущие выводы из текста песни.
— По одной капле воды человек, умеющий мыслить логически, может сделать вывод о возможности существования Атлантического океана или Ниагарского водопада, даже если он не видал ни того, ни другого и никогда о них не слыхал. Всякая жизнь — это огромная цепь причин и следствий, и природу ее мы можем познать по одному звену, — ответил я.
— Это… — сказала Лиса.
— Это Конан Дойл, «Этюд в багровых тонах», — подсказала Ольга.
— То есть ты, Чижик, считаешь, что «Немецкая Волна» права?
— И очень может быть. Поэты улавливают веяния времени задолго до политиков, и если Добронравов отдал приоритет любви, то…