Совсем не мечта! (СИ)
— Марк… — Антон коснулся моего локтя, и я отдернул руку, словно ошпарившись. Кажется, за время прогона всех этих мучительных мыслей мое лицо приняло испуганный вид — потому что теперь эту же эмоцию можно было прочесть и в глазах Антона.
— Извините, я слишком… задумался. Это было невежливо с моей стороны.
— Сядь, — дернул меня за одежду Антон, и я подчинился.
Я упал на подставленный стул будто бы без сил. Болью в висках отдавал водопад эмоций. Почему я раньше не сложил два и два, почему раньше не подумал, что у него уже кто-то есть? Все ведь так очевидно, но я видел лишь то, что сам хотел видеть, отбрасывая неугодные факты, портящие прекрасную картинку, бликующие в моих розовых очках. Боль и шум становились нестерпимыми; я блуждал глазами по столу в поисках хоть чего-нибудь, что могло бы отвлечь меня от горестных переживаний, и меж салфетницей и стойкой с солонкой и перечницей блеснуло что-то металлическое. Рамка для фотографий. Инкрустированная малюсенькими стекляшками, похожими на бриллианты, она сияла на солнце, проникающем на кухню сквозь узорчатые переплетения нитей тончайшего тюля. Схема в моей голове двинулась, меняя внутренние связи. Все факты остались теми же, но к ним добавился еще один: увиденный мною только что снимок, на котором этот самый белобрысый мужчина излишне крепко обнимал товарища постарше. Во взгляде его темноволосого друга было нечто такое, что я встречал уже много раз и в реальной жизни, и на ТВ; что-то мягкое, тягучее, горячее. То же самое я видел в глазах Антона, в глазах все еще безымянного для меня блондина и даже в собственных глазах в зеркале каждое утро.
Мой внутренний гей-радар запищал.
— Кто Вы Антону? — резко, до боли в шее, повернулся я к мужчине. Он молча воззрел на меня, не торопясь с ответом. — Сперва я подумал, что Вы его любовник, но это фото — и вы с Антоном неспроста так похожи. Кто вы друг другу? Братья? Дядя и племянник? Кузены?
— Он — мой отец, — ответил за мужчину Антон.
Блондин, прислонившись к холодильнику и грызя какую-то зелень, смотрел на меня испытывающе, все с той же неоднозначной улыбкой.
— Удивительно, — вдруг изрек он. — Ты даже рассуждаешь как Антон, пересказывая все свои аргументы и предположения, будто доказываешь окружающим лишний раз, какие они идиоты.
— Отец…
— Нет, не пойми меня неправильно! Я приятно удивлен. Не думал, что он сможет найти себе друга под стать. Но друг ли ты ему…
— Он мне не друг, — повторил Антон свои недавние слова.
— Кто-то больше? — ничуть не изменившись в лице спросил мужчина.
— Конечно, нет! — выкрикнул Антон.
— А он молчит, — проницательно подметил мужчина, указывая на меня сельдереем. Он видел меня насквозь. Кажется, у него имелась стойкая неспособность вести беседу одновременно с несколькими людьми: когда он обращался ко мне, то словно бы не видел Антона; когда переключал свое внимание на сына, из окружающей их реальности бесследно исчезал я. — Останетесь на ужин. Марк.
Я молча кивнул, не спуская с него глаз. Он не спрашивал, приглашая присоединиться к их семейной трапезе, — он дал свое позволение, будучи уверенным на все сто, что я непременно им воспользуюсь. И он был прав, похоже, как и почти всегда.
— Я все еще не знаю Вашего имени, — к своему выдержанному молчанию добавил я.
— Владислав. Можно просто Влад.
Или из-за моего решения остаться на ужин, или из-за того, как быстро мы нашли общий язык с его отцом, Антон почти мгновенно скрылся из вида. Где-то там, за углом, до грубости громко хлопнула дверь.
— Подросток, — немногословно отреагировал Влад, и я опять заумно кивнул:
— Понимаю… — Я всеми силами старался и дальше молчать, но без особого сопротивления сдался. — Так… как так получилось?.. Мне правда неловко об этом спрашивать, но и не спросить я не могу.
— Как так — что? — попросил уточнить Влад, раскладывая на разделочную доску овощи для будущего салата.
— Где мать Антона? Вряд ли при ней Вы бы выставляли такие пылкие фото. Она умерла?.. Извините за бестактность…
— Нет, она жива. Наверное. Она была очень безответственной особой. — Нож прерывисто застучал по доске. — Дети ее не особо интересовали — чудом удалось убедить ее не делать аборт. А как Антон родился, она сделала свой выбор между ним и свободой — выбор не в его пользу, как можно догадаться.
— Вы растили его один? — позволил я себе вопрос с коварным подтекстом.
— Нет. — Нож замер.
— Это многое объясняет. Его поведение и взгляды.
— И страхи.
— И страхи, — согласился я.
— Иди-ка сюда. Поможешь готовить.
Я поднялся, сбросил пальто на спинку стула и поспешил занять место у доски, в то время как Влад занялся остальными продуктами. Больше мы ни о чем не говорили, готовили в полной тишине. Оттого мне удалось пару раз приметить проверяющего нас из-за угла Антона: его выдало шуршание слишком широких пижамных штанов; вида я не подал — решил, что, поймав его за руку, только больше разозлю. Этот мальчишка может быть на удивление упрямым, так что ссориться с ним себе дороже. Через час с лишним все уже было готово и стол был накрыт. Где-то на восемьдесят пять процентов я был уверен, что Антон не выйдет к столу, чтобы не делить его со мной, однако всего одно приглашение на кухню от его отца — и мальчишка уже стоял здесь, угрюмый, ворчащий, но беспрекословно подчинившийся. Это впечатляло. Напомнило мне о былых временах, когда дети слушались взрослых не из-за страха потерять нечто важное в качестве наказания, а лишь из уважения; напомнило о временах, которые, к сожалению, я сам не застал, только рассказы о них.
Мы ели несколько скованно, но все же душевно. Влад дотошно расспрашивал меня о моей работе — я рассказывал ему про все во всех подробностях, но не о том, какие книги я пишу. Все-таки это та часть моего творчества, за которую в приличном обществе мне частенько бывает стыдно. Но у меня создалось устойчивое впечатление, что он и так обо всем уже знал, ведь вопросы его были слишком уж узко ориентированны.
Антон закончил есть быстро, по-армейски, и сразу же, поблагодарив отца, умчался в свою комнату.
Влад по-доброму усмехнулся, когда дверь в комнату сына захлопнулась.
— У тебя удивительный иммунитет к его невыносимому характеру, — отметил он, делая глоток яблочного сока. — В детском саду и в школе дети терпеть его не могли. Заметив его обособленность, они заинтересовывались им — особенно девочки — пытались с ним наладить общение, но только зря его обнадеживали: он привязывался к ним, показывал настоящего себя, без прикрас и социальных ужимок, а им не хватало терпения или заинтересованности — и они бросали его, снова и снова. Все друзья и более близкие люди, которых он знал, его бросали…
«Как его мать…» — подумал я в тот момент.
— …А ты, несмотря на его попытки вытолкнуть тебя из его жизни, никуда не уходишь. И даже не обижаешься на жестокое отношение с его стороны.
— Ну, я уже не ребенок, чтобы так себя вести… И уж точно не очередная его фанатка, — перед глазами мелькнуло лицо Лизы.
— Насчет ребенка я бы еще поспорил, — парировал Влад.
Жестами и мимикой я выразил крайнюю степень согласия, проглатывая салат.
— Хорошо, что насчет фанатки не спорите.
Он мой сомнительный юмор не понял, и я беззвучно, пряча лицо в тарелку, посмеялся один. Глупая улыбка сошла с лица ровно в тот момент, когда тарелка опустела.
— Спасибо, — искренне поблагодарил его я за оказанное гостеприимство и вкусную еду.
Я встал из-за стола и пошел туда, где, по идее, располагалась комната Антона. Не верится… Я увижу его комнату…
====== Глава 7 ======
За те секунды, пока я открывал дверь, я успел представить его комнату пять раз. В первом варианте она была полна книг и манги; светлая и уютная. Похожая и не похожая в одно и то же время на мою собственную комнату.
Вторая предположительная комната Антона была увешана плакатами его любимых музыкальных групп, а на полках были аккуратно расставлены диски с музыкой и играми — хотя откуда там взяться дискам? Их сейчас и не использует уже никто…