Соврати меня (СИ)
– Ты всё ещё меня боишься? – выдыхает шёпотом, подхватывая и слегка сжимая мою ладонь. Моих пальцев касаются горячие губы.
– Нет, – перестаю дышать, наслаждаясь неожиданным проявлением ласки. Арбатов искушён, горяч, ненасытен, но нежность ему совершенно точно несвойственна. – После всего, что мы делали, это было бы глупо...
– Поэтому ты стесняешься меня тормознуть? – недослушав, произносит он с лошадиной долей иронии. Мир вскидывает бровь, наблюдая за тем, как я заливаюсь краской под изучающим взглядом. Пальцы обличительно вздрагивают в сильной ладони, натягивая край его рта в многозначительной улыбке. Выходит почти мило... почти, если бы не излишне серьёзный голос: – Маш, а тебе неинтересно узнать, чем же ты всё-таки меня покорила? Помимо периодического отказа от лифчика.
– Разве можно выделить что-либо конкретное?
– Представь себе, – он едва заметно сдвигает брови к переносице, обозначая значимость своих слов. – Я подсел на твою искренность. На то, как ты не корчила из себя ханжу и не прятала глаз пока я имел другую. На то, как не стала ломать из себя недотрогу, и просто пришла за солью, когда захотела большего. На то, как душевно влепила по морде, в ответ на моё: "ты мне нравишься". Просто оставайся собой, Маш. Устала – откровенно шли к чёрту. Будь со мной честной и тебе нечего бояться.
Мир буквально вынес мне душу своими словами. Потому что это сейчас было признание в любви – обезоруживающая ничем не припудренная прямота. Я не испытываю его доверие – он платит той же монетой. Чистое зеркальное равенство. Гадать, какова обратка за малодушие нет необходимости. Не знаю, когда только успел, но Дима теперь у Арбатова в чёрных списках везде, где только можно: телефон, соцсети, круг общения. Он доверил другу присмотреть за мной, а Исаев не оправдал возложенных на себя надежд. Я точно помню, что утром на сеновале не последовало ни выяснений, ни упрёков – ничего, только полный необратимый игнор. Многолетняя дружба распалась с концами.
– Я бы не отказалась от прогулки на свежем воздухе, – тихо признаюсь, глядя в спокойные карие глаза.
Это на эмоциях просто дерзить и гнуть свою линию, раздавать затрещины и плескать водой в лицо, а вот так вот – под строгим внимательным взглядом до сих пор слабо верится, что мне позволено быть с ним на равных.
– Две минуты, накину футболку, – пропускает он в тон поощрительные нотки.
– Погоди, – подцепляю пальцем карман его джинсов, когда Мир обходит меня, направляясь к двери. – Сначала мне нужно будет зайти домой. Переоденусь.
Ну а что? Гулять так гулять. Я, может, тоже хочу надеть соблазнительное платье, чтобы выглядеть женственной, а не как какой-то там запуганный... паучонок!
– Не вопрос, – кивает он с лёгкой усмешкой. – Зайдём первым делом к тебе.
Опрометчивость своей просьбы осознаю уже вставляя ключ в замочную скважину. За время, что меня не было дома всё наверняка успело покрыться слоем пыли. Некстати вспоминается в каком нервическом состоянии я собиралась на озеро, раскиданная одежда, невымытая посуда, наверняка обросшая в раковине слоем плесени. В отличие от Арбатова я не могу себе позволить домработницу. И не сказать, что сама неряха, мама приучила меня к порядку, но как это обычно бывает, закон подлости сработал безотказно – в самый неподходящий момент.
– Мир, – пытаюсь загородить ему дорогу. Какой там! Он напирает так целеустремлённо, что приходится пятиться. В ноздри тут же ударяет спёртый запах давно непроветренных комнат. – Мир! – молю с отчаянием. – Давай ты подождёшь здесь? Я быстро. Честно! Дай мне пять... нет, даже три! За три минуты управлюсь.
Подстёгнутая неловкостью, принимаю решение не дожидаться ответа. Кажется, именно так обычно ставят человека перед фактом – не оставляя возможности возразить.
Слава богу, в гардеробной всё висит на своих местах: чистое и тщательно выглаженное. Егор – отец Арбатова – никогда не жалел на нас с мамой ни внимания, ни средств, поэтому одних платьев у меня наберётся под сотню. Достаточно, чтобы озадачиться проблемой выбора примерно на полдня. Ещё недавно я стремилась соответствовать безупречному Диме, тщательно продумывая образ даже для прогулки в соседний сквер. С Мироном у нас всё не как у людей. Надеваю первый попавшийся сарафан, зажимаю под мышкой ближайшие босоножки и, попутно расчёсывая пальцами волосы, пулей выбегаю обратно.
– Мир? – зову, недоумевающе оглядывая пустой коридор. Глупо было надеяться, что Арбатову взбредёт в голову что-либо возражать. Он просто без лишних разговоров сделает по-своему. – Мир?! – повторяю уже громче. С таким же успехом можно звать Деда Мороза, лёжа где-нибудь под пальмой на южном курорте.
Заглянув на кухню, вскользь отмечаю преувеличенность своих опасений. Две кружки и тарелка из-под овощного рагу аккуратно сложены в раковину, на столе ни одной крошки, плесени тоже нигде не видать, как, впрочем, и мою непоседливую пропажу. Вот куда он мог податься? Дом-то хоть и скромный, но комнат наберётся прилично. Что может в первую очередь заинтересовать Арбатова? Неужели всё-таки спальня? Та самая, в которой осталась не застеленная кровать и, рядом с ночником, новенький томик Камасутры. Чёрт бы побрал мою любознательность! Чувствую, досадный конфуз мне обеспечен.
– Ах вот ты где, – нервно смеюсь, узрев его широкую спину.
У тумбочки, где ж ещё!
Но что-то не так, и это "что-то" явно не повод подшутить над неловкой находкой.
Мир плавно оборачивается, вызывая непреодолимое желание поёжиться. Я тупо смотрю в его заострившееся лицо и пытаюсь сообразить. Получается из рук вон плохо. Те же глаза, но взгляд ледяной; та же челюсть, но сжата так твёрдо, будто по его телу пропустили разряд в двести двадцать вольт.
– Объяснишь, на кой тебе это понадобилось? Одна возможность. Я уже говорил, что байки на дух не переношу.
Миллисекундная пауза, взятая выпавшим из реальности разумом на перезагрузку, и я закрываю лицо руками, надавливая на глаза основаниями ладоней до появления алых кругов. Без особого толка – знакомый альбом в его руках на месте. Тот самый, с редкими и наверняка дорогими монетами, которые всю жизнь коллекционировал, а затем завещал сыну Егор. Его наследство. Его память об отце.
– Откуда здесь это? – перевожу перепуганный взгляд на Арбатова, впившегося в меня немигающими глазами. – Я не понимаю...
Порывисто шагаю к нему, но он смотрит так, что ноги врастают в пол.
Неуловимое движение головой – предупреждение, и я убито прикрываю веки. Судя по скрипнувшему в напряжённой руке альбому, Арбатов на пределе. Уверена, Мир сейчас думает о том же, о чём и я. Не нужно слов. Между нами молчание, громкое как сирена: оглушительнее упрёков, болезненнее ударов. Секундный анализ и с разбега в тупик. Вдребезги.
Признаю – это конец. Просто конец. Мы вместе ставили дом на сигнализацию, а до того Мир подкалывал, что если я ещё раз схожу проверить, заперты ли все окна, то смело можно погрузить в багажник сани. И гостей у меня не было давно, совсем никого. Только он. Ни Димы, никого другого – ни души. Один из нас двоих, другой никто не смог бы без умения просачиваться сквозь стены. Если это не я, то, получается, он?
Мир, за что ты так со мной?
Глава 33. В огонь и в воду
В комнате тихо. Тикают часы на стене, гулко разносится выдох Арбатова. Он ждёт ответа, а у меня его нет, только горечь. Горечь и муторное понимание, что всё – всё, чем я эти дни была богата гроша ломаного не стоит. Это конец. Чего ещё он ждёт? Почему не уходит?
– Ладно, попробуем иначе и сначала, – Мир смотрит в пустоту, прикрывает глаза чуть дрожащими ресницами и только затем продолжает: – Кто-нибудь был... Нет, не так. Скажи, кто-нибудь мог проникнуть в дом, пока мы были вместе?
Сработай простенькая сигнализация на дверном замке, я бы об этом всё равно знала, но, увы...
– Нет, – отзываюсь зло. Звучит слишком резко и я прикусываю губу, чувствуя, что уже не выдерживаю. Лучше бы наорал или выбил пару стёкол. Да хоть ударил! Меня коробит его бездействие, потому что Миру оно вот совсем несвойственно. Потому что пачка сигарет в его руке смята в гармошку, пальцы белые-белые от перенапряжения, а голос – тихий и ровный, будто чужой.