Рысюхин, что ты пил?! (СИ)
«Что такое ПДК?»
«Предельно допустимая концентрация, для тех веществ, что я знаю. Первая цифра будет — то количество вещества, после которого наступают необратимые последствия, вторая — число таких доз в образце, третья — сколько нужно съесть или выпить представленной смеси, чтобы получить предельную дозу».
Дальше мы с дедом долго обсуждали эту таблицу, даже внесли кое-какие изменения, названия химических веществ, а потом и химию как науку в целом. Нашли полтора десятка различий в терминах, главным образом — в наименованиях величин, происходивших от фамилий известных людей, поскольку в разных мирах знаменитости, закономерно, были разными. Так, таблица элементов и периодический закон, которые в мире деда носили имя неизвестного мне Менделеева у нас были открыты на двенадцать лет позже Михаилом Кречетовым, дальним родственником Императора из побочной ветви младшего рода, который рос слабым, болезненным и в довесок был обделён даром, имея «жалкие» для такой семьи две единички, но зато в менталистике. Он не сдался, не опустил руки, а посвятил себя науке, сделав ряд фундаментальных открытий. У деда он вообще вызвал восторг и восхищение, он, покопавшись в моей памяти относительно этого человека, долго сыпал именами и фамилиями тех, кто открыл то же самое в его мире и обзывал Михаила «долбаным универсальным гением».
Также закономерно оказались «за бортом» все названия, связанные с религией, в том числе со всякого рода «греческими и римскими богами». А это, помимо прочего, все планеты Солнечной системы скопом, на минуточку. То есть, «вселенец» из мира деда, попавший в тело гимназиста сохранит в тайне своё происхождение ровно до первого опроса по астрономии.
За разговорами доехали до Бобруйска. Дед долго ржал (не смеялся, а именно ржал, как артиллерийский конь) с истории моего посещения зверинца и повторял непонятную мне фразу «В Бобруйск, животное!», проверять которую по дедовой памяти было лень. Всю историю он подытожил фразой, которая, на мой взгляд, вполне достойна была стать афоризмом:
«Всякого профессионального защитника животных отличает истовая, звериная ненависть к людям».
В Бобруйске мы вышли размяться на перрон, где дед вынудил (от слова «нудить») меня отказаться от покупки копчёной курицы с рук. Правда, живописал он достаточно ярко и убедительно:
«Вот сожрёте вы, молодой человек, сию птицу, которая последние три дня предлагалась как отварная, а нынче ночью была помещена в дымовуху, дабы вонь отбить. И, выражаясь возвышенно, продрищете, не слезая с горшка, не только Минск, но и Вильню. Балтийские курорты летом — это, конечно, тема, но вам же будет не до них. Да и бабушка дома будет ждать одного засранца, не зная, что с ним и где он».
Короче, курицу я так и не купил, вокзальные пирожки кончились, а ехать до Минска было ещё около четырёх часов со стоянками по десять-пятнадцать минут в каждом встречном городишке. Может, стоило всё же на скором поезде ехать? На четверть дороже, конечно, но зато не надо на каждом столбе останавливаться… Так вот, есть хочется, а нечего. Единственное, что «сосед по черепу» (он сам себя так называет, если что) позволил купить, это лукошко яблок недавно выведенного сорта «Белый налив», который у него в мире считался старым и «бестолковым».
Однако яблоками «душу не обманешь» — ещё одно выражение деда — придётся идти в вагон-ресторан, о возможности существования которого я узнал из всё того же секретного источника. Проводник подтвердил, что такой есть, и даже сказал, в какую сторону идти. Дед же всю дорогу рассказывал, что можно брать в этом вагоне, а что не стоит. Возникло иррациональное желание из принципа заказать именно то, что он брать запрещает. Дед уловил это моё желание, буркнул обиженно: «Для тебя же, дурака, стараюсь. И для общего организма!». Видят боги, мне даже стыдно на пару мгновений стало.
В вагон-ресторане солянка, по определению деда — «из позавчерашней колбасы» — пахла столь одуряюще, что даже и мой «напарник» сдался, мысленно махнув рукой и заявив:
«Какой только гадости я сам не жрал в молодости, не каждая собака согласилась бы. Особенно в девяностые. Но выжил же как-то, и до пенсии дожил бы, если бы не коллективный приступ маразма, включая мой собственный».
Зато второе взяли «правильное» — отбивную из цельного куска мяса, никакого фарша, и овощи на пару. Ну, и чай, куда же без него, родимого. Дед развеселился:
«Спроси пива, но непременно „Рысюхинского“. Проведи рекламу в стиле Шустова!» — после чего пересказал апокриф про первую рекламу шустовского коньяка в его варианте России. Забавная байка, но неправдоподобная, на мой взгляд.
На обед, с дорогой в оба конца, ожиданием заказа и вдумчивым его поеданием потратили час. Как же тоскливо ездить одному, без нормального напарника! Дед предложил мне «мультики посмотреть», пока он почитает прессу — ему, мол, все наши новости интересны, в плане проведения сравнительного анализа. И, как он выразился, «практического семинара по альтистории на фоне ранее прочитанных теорий». Если бы не уверения Рысюхи — мог бы заподозрить его в попытке постепенного оттеснения меня от управления телом с целью дальнейшего поглощения: как-никак, за одну поездку второй раз просится «порулить». Дед включил мне «Смешариков», при этом сделав так, чтобы я одновременно осознавал и окружающее, а сам зарылся в газеты.
В Минск мы приехали по расписанию, я взял извозчика и успел на дачный поезд даже с некоторым запасом. Если бы не бумажный пакет с летним костюмом, который так и не понадобился в дороге — не было смысла переодеваться — вообще бы хорошо было.
В Смолевичи приехали около шести вечера. Нас, разумеется, никто не встречал — как бы я предупредил о своём приезде?
«Да, с мобильника не позвонишь, не та эпоха»,
«Ты про мобилет? Думаешь, стоящая вещь?»
Дед заинтересовался, а потом впал в шоковое состояние:
«Вот как⁈ Как так⁈ Радиосвязи нормальной нет ещё в помине, а мобильная связь, которая у нас в более-менее пристойном виде в конце восьмидесятых появилась, уже вовсю развивается! Компов ещё близко нет, даже уровня „Спектрума“, а смартфоны уже продаются! Как такое может быть⁈»
Под удивлённое возмущение деда и обсуждение возможностей и перспектив мобильной связи мы добрались до дома. Я из всего разговора сделал один вывод: если удастся заработать достаточно денег — куплю обязательно, и себе, и бабушке. И пусть «общество» хоть обсерется вприсядку. Нет, с дедовыми выражениями надо бороться! Лезут и в голову, и в речь как осот в огород!
«Я тебя ещё мемасикам обучу!»
«Сгинь, нечисть! Сейчас с бабушкой разговаривать буду, тут бдительность нужна, больше, чем на допросе у жандармов!»
Бабушка встретила, радостно всплеснув руками, но при этом оставалась напряжённой, пока я не сказал:
— Всё нормально, поступил, даже есть варианты получить или скидку, или дополнительную специальность! И дар узнал — металл и кристалл, потенциал три целых, четырнадцать сотых!
— Сколько⁈ Да у Рысюхиных сроду столько не было, больше двух только у двоих! Про Морковкиных и Мышеватовых и вовсе говорить нечего! Да ещё два направления! Юра, ты просто чудо какое-то!!!
Поддерживая улучшившееся настроение бабушки, я старался рассказывать ей только хорошие новости, про мокрую крысу Нутричиевского вообще не упоминал, ну его. Бабушка требовала деталей и подробностей, на которые я вообще не обращал внимания, а потому и не запомнил, что её немного злило. Так и проговорили до самого отхода ко сну. При этом «дед» вообще никак себя не проявлял, словно его и не было.
Глава 8
До отъезда на учёбу оставалось чуть меньше месяца, за это время предстояло сделать ещё многое, да ещё и обдумать неожиданное предложение насчёт смены специальности. Может, с дедом об этом посоветоваться? Кстати, сам не заметил, как начал называть его дедом безо всяких кавычек и оговорок. Может даже до того, как говорить бабушке.
«Дед, а ты в своей первоначальной жизни кем был вообще?»