Рысюхин, что ты пил?! (СИ)
Труднее всего оказалось увиливать от расспросов о том, за что мне дали медаль. Из-за «сюрприза» заранее подготовиться не мог, от рассказа о сотрудничестве с Корпусом дед отговорил исходя из оговорок жандармов о «разном отношении» к этой организации и воспоминаний о собственном мире. Если и раскрывать свою причастность, то так, чтобы не было кривотолков. Благо, что дед предвидел подобную ситуацию и размышлял об этом во время лекций, но из-за плохого знания мира ничего достаточно убедительного придумать не смог, только намётки. Пришлось отговариваться тем, что удалось предотвратить диверсию, а о подробностях просили пока не рассказывать. Но долго такая версия не продержится.
Из-за дефицита посуды посиделки затянулись до самого ужина, куда все и отправились «закусывать». Обед все пропустили, завтрак был давно и некоторым из-за волнения кусок в горло не лез, так что по сто граммов без закуси привели большинство в весьма приподнятое настроение. Как сказал дед, «тот самый критический момент, когда посиделки могут превратиться с крепкую пьянку, если у кого-то найдётся добавка». Благо, поводов для веселья сегодня хватало, так что никто не заметил, что наша группа «навеселе». А если и заметили, то проявили тактичность и не стали обращать внимание.
За ужином подумал, что хорошо бы сообщить бабушке про награждение и всё с ним связанное, но идти искать почту уже поздно, да и всё равно потом вдогонку придётся отправлять ещё одно письмо — с фотографией.
«И с копиями наградных документов — удостоверения к медали и выписки из рескрипта. А ещё, Юра, ты всё-таки медленно соображаешь порой. Ну, ничего — тормоз тоже механизм».
«Ээээ?»
«Вот-вот, тот самый звук, тот самый эффект… У кого дома телефон поставили не так давно? Позвони, блин, бабушке!»
«А можно? Он же служебный».
«И что? Думаешь, в нём звонки кончатся? Или кто-то будет бабуле по работе звонить, в твоё отсутствие, и дозвониться не сможет из-за твоего звонка?»
«Нет, не думаю. А откуда звонить?»
«Ну, у нас раньше междугородние звонки шли по более высокому тарифу и не со всех аппаратов можно было выйти на межгород. От Мурлыкина или Жабицкого точно можно дозвониться, но стоит ли? В администрацию обратиться можно — так-то не стоит, разумеется, но сегодня есть повод. Вот только будет ли ещё там кто-то на рабочем месте вечерней порой? Да уж, не такая простая в реализации идея получается».
«Так что, к Жабицкому?»
«Стоп, отпадает жандарм — его кабинет на изнанке, а отсюда на лицо вряд ли телефонная связь есть. Завтра-то можно и в администрацию обратиться, и на почту в Буйничах сходить. Как всё сложно-то… Так, стоп опять! Что ты там говорил про Благоволение и налоги?»
«В этот год платить не нужно».
«И велика экономия?»
«Откуда же мне по памяти знать⁈ Свериться с книгами надо, плюс конца года дождаться…»
«Мне до копейки точность не нужна. И даже до рубля. На мобильник, тьфу ты, мобилет экономии хватит?»
«Самый дешёвый пятьсот сорок рублей, самый дорогой, что видел — две тысячи восемьсот. А ты знаешь, наверное, на любой хватит! Хотя, говорят, в столице есть модели и по восемь тысяч»
«Это по восемь, с вероятностью девяносто девять и девять десятых процента, отличаются от моделей по восемьсот почти исключительно корпусом из драгметаллов и инкрустациями не менее драгоценных камней. Значит, при первой возможности — в Могилёв, заехать в банк, снять денег с налогового счёта — только бабушку предупредить заранее! — и купить мобильник. Вышел бы сейчас на лицо и позвонил, пусть с мобилета на стационарный аппарат и дороже будет, как у нас когда-то».
«Ну, это когда ещё будет! А с бабушкой сейчас поговорить хочется!» — во мне и правда с каждой минутой всё больше крепло такое желание.
«С изнанки — без вариантов, на лице сегодня… О! Гостиница! Если она работает не в сезон — то там должен быть телефон. Но мне страшно подумать, сколько эти деятели слупят с тебя за пользование им».
На выходе с изнанки меня ждал ещё один не самый приятный сюрприз: в связи с началом занятий менялся режим прохода: выпускали на лицо до семи вечера, впускали назад до восьми, причём в некоторые дни могли и вовсе перекрыть ворота. В гостинице, которая всё же работала, портье нагловато заявил, что телефон у них «только для господ постояльцев».
— И сколько стоит стать постояльцем минут на пятнадцать?
— Цена номера — три рубля-с…
«Вот же сука прилизанная!» — прокомментировал это дед. — «Помяни моё слово — он ещё за телефон слупит. Оно тебе надо — именно сегодня звонить? Может, до завтра дотерпишь? Кстати, не забудь уточнить, есть ли у них выход на межгород ДО того, как брать номер».
В общем, звонок мне обошёлся в четыре рубля с полтиной, причём деятель за стойкой даже не пытался делать вид, что выделяет мне тот самый номер в гостинице, а на разговор отвёл пять минут, не считая времени на установку связи. Ну и ладно — самое главное я удивлённой и обрадованной бабуле передал, хоть и без особых подробностей из-за маячившего рядом портье, пообещав детали в письме, «которое будет после посылки».
Второй учебный день копировал первый, за исключением того, что не было торжественных мероприятий и вводных лекций, только три пары — видимо, нам решили давать нагрузку постепенно. Так что к половине третьего я успел и пообедать, и забежать в общежитие и добраться до причала. А в четыре часа дня уже выходил из банка, в недоумении от некоторых движений средств. Чувствую, придётся звонить Лебединскому.
В лавке, торговавшей мобилетами пришлось выдержать настоящий бой с приказчиком, так и норовившим всучить мне устройство подороже, хотя дед был прав — отличия носили в основном внешний характер, характеристики отличались очень незначительно. Итогом боя стало то, что от аппаратов дороже тысячи я отбился, но и согласился с тем, что телефон за пятьсот — это «не по статусу». Купил аппарат за семьсот сорок и первым звонком, прямо с крыльца лавки, стал вызов Елизарьевича с просьбой о встрече.
Профессор согласился сразу и без раздумий, а по дороге дед делился впечатлениями о покупке:
«Зря я решил, что у вас тут смартфоны в ходу. Оказывается, только внешний вид похож, а по сути — самая примитивная звонилка с минимальным функционалом. Разве что кнопки сенсорные. Но даже такой мобильник на общем техническом фоне выглядит заимствованием из совершенно другого мира. Интересно, как тот коллега по попаданию, что его внедрил, казни избежал?»
Лебединский открыл мне дверь в студию лично — кстати говоря, я вообще не видел тут у него прислуги. Или она приходит для уборки в строго отведённые часы, или он вообще не допускает посторонних в своё логово.
— Судя по голосу, Юра, вас что-то встревожило?
— Да, я сегодня был в банке, по своим делам, и увидел сумму перечислений за пластинку…
— Кхм… Да, конечно… Видите ли, я уже говорил, что торопился с выпуском, для фабрики это тоже было неожиданностью, так что первоначально пластинку выпустили тиражом только в тысячу экземпляров, плюс немного на особые цели — авторские экземпляры, рецензентам, цензорам… Вам с каждой проданной пластинки причитается пятьдесят копеек, но из-за малого тиража вышло всего пятьсот рублей. Однако не переживайте: новый тираж уже печатается, и даже начал поступать в продажу.
— Всего⁈ Извините, профессор, я удивился тому, что пришло так много! Честно сказать, рассчитывал на существенно меньшую сумму. Не был уверен даже, что обобью расходы на печатку.
— Юра, Юра… Разве же это много? Помимо денег за пластинку идут ещё отчисления с исполнений песни на официальных концертах и иных мероприятиях, от трансляций по радио и так далее. Так что это — только начало, дальше будет много больше.
— Да⁈ Это настолько выгодное дело⁈
— Ну, как вам сказать, Юра… Смотря что для вас значит «настолько». За мою карьеру именно как автор песен я работал около двадцати лет, из них, правда, только пятнадцать — активно. За это время вышло в свет, то есть — издавалось и исполнялось с большой сцены, причём не только мною, около полусотни песен, не считая переделок и перепевок уже известных вещей в новой аранжировке. Из этой полусотни где-то два десятка продолжают более-менее регулярно исполняться по сей день, десяток — время от времени, про остальные помнят только составители альманахов. И доход от этих песен превысил доходы от выступлений, хотя публика знает меня в основном как певца.