Фамильные ценности (СИ)
Роберт наверняка знал, что, по словам инора Альтхауза, даже квалифицированным ворам не удалось ничем поживиться в этом доме, оборудованном сложной охранной системой. Сейчас она была пока задействована не полностью, потому что хозяин и хозяйка дома ещё не вернулись, но через окна внутрь было уже не попасть, что резко уменьшало возможности преступника. Правда, то, что он знал, куда нужно лезть, эти возможности увеличивало. Но вот то, что он не знал, что в тайниках ничего нет, сводило все преимущества к нулю.
— Решится, — уверенно ответил Вальдемар. — Не этой ночью, так следующей. От этих документов зависит репутация Линденов, поэтому…
— Поэтому не будем тянуть время, — закончила я.
— И пойдём сразу в спальню, — согласился он.
Прозвучало это нескромно, но поскольку нас больше никто не слышал, то я возмущаться не стала, притворилась, что неприличного намёка не заметила (я допускала, что его вообще нет, и то, что он мне показался, было следствием разыгравшегося воображения) и прошла с пациентом в спальню. В ту, в которой он квартировал до появления моей бабушки в этом доме. И в которую было решено его опять переселить, потому что кабинет имел дополнительную систему охранных заклинаний, а спальня, где тоже был тайник, такого не имела. Так что здесь Роберт мог пройти незамеченным прямо к своей цели, чего допустить было нельзя.
В дверном проёме Вальдемар установил сетку для оповещения о входящих, настолько ювелирно сделанную, что её почти не было заметно, и только после этого принялся раздеваться, украдкой вздыхая и выразительно посматривая на мои губы.
— Мы не должны ни на что отвлекаться, — напомнила я внезапно охрипшим голосом.
— Вы сейчас о чём, Каролина? — поинтересовался Вальдемар, словно это не он только что весьма красноречиво на меня смотрел.
— О том, что вам нужно поскорее ложиться. Процедура не мгновенная.
Я пыталась быть суровой, но попробуй это проделать с инором, с которым вчера вечером целовалась, а сегодня хочется продолжить это занятие. Так вот почему запрещены любые отношения между целителем и пациентом — они мешают делу. Поэтому я шикнула на Вальдемара, чтобы он вёл себя прилично, и принялась за работу, которая было мне в радость, и не только потому, что мне нравился пациент. Всё-таки когда видишь, что исцеление совсем близко, настроение поднимается и всё, что делаешь — делаешь с душевным подъёмом. Возможно, именно поэтому всё и получалось?
Прежде чем накрыть пациента одеялом, я с удовлетворением прошлась по его энергетической системе сканирующим заклинанием. От проклятья остались еле заметные ошмётки, но бросать процедуры было рано — кто знает не соберутся ли они вместе, если завершить дело досрочно.
— Каролина, посидите со мной, — неожиданно жалобно попросил Вальдемар, когда я уже собралась уходить.
— Неприлично целителю находиться в комнате с пациентом более необходимого.
— Пациент совершенно недееспособен, — заметил он. — И вообще, убит наповал вашими прекрасными глазами. Ему требуются реанимационные мероприятия.
При этом он держал меня за руку и не собирался отпускать. Я осторожно присела на край кровати.
— И как вы представляете эти реанимационные мероприятия?
— О, как я их представляю… — мечтательно протянул он. — Но вам не скажу.
— Почему это? Вдруг мне, как почти целителю, необходимы эти знания?
— Потому что я против того, чтобы они применялись на ком-то, кроме меня. Они слишком секретные.
— Возможно, этот секрет спасёт множество людей… — решила я его подразнить.
— Он индивидуальный, только для моего спасения, и я выступаю резко против того, чтобы его использовали ещё на ком-то.
— Вы настолько эгоистичны?
— В некоторых вопросах — да. И потом, на других он не будет эффективным, уж поверьте, Каролина.
Он смотрел на меня почти так, как смотрел инор Альтхауз на мою бабушку, только в его глазах было больше страсти, чем нежности, и я внезапно поймала себя на желании наклониться и поцеловать самой — именно на эти реанимационные мероприятия намекал пациент. Увы, поддаваться желаниям я права не имела, потому что такие действия для Вальдемара сейчас опасны.
— Мне пора, — с сожалением решила я.
— Оставите меня умирать? — завёл он ту же песню.
— Да вас прямое попадание орочьей магии не смогло убить, — рассмеялась я. Уходить не хотелось, и, чтобы отвлечь и Вальдемара, и себя, я попросила: — Расскажите, как вы подцепили проклятие.
Он поморщился.
— Не люблю вспоминать о собственной глупости.
— Почему глупости? — удивилась я. — Я так поняла, что речь шла о геройстве?
— Не было бы глупости, не пришлось бы геройствовать. Что мне стоило отправить лишнее заклинание, чувствительнее того, которым я проверял?
— Оснований не было?
— Если бы, — он недовольно нахмурился, вспоминая тот день. — Мы отправлялись проверить возможный канал контрабанды, а в таких делах лишних перестраховок не бывает. Из магов был только я, значит, обязан был обеспечить и свою безопасность, и подчинённых. И меня вовсе не извиняет то, что все предыдущие сигналы оказались ложными.
Хотелось спросить, поймали ли они тогда контрабандистов, но что-то мне подсказывало, что ответ будет отрицательный, а Вальдемар помрачнеет ещё сильнее. Сейчас он немного расслабился, поэтому мне удалось освободить свою руку и быстро встать.
— Уверена, что моя бабушка надолго в ратуше не задержится, и будет лучше, если она не застанет меня здесь. И вообще, нам надо подготовиться к поимке диверсанта.
— Вы правы, Каролина, — признал он. — Но после того, как мы нейтрализуем Роберта, я могу рассчитывать на ещё одно свидание в библиотеке?
Я не могла сказать ни да ни нет, поэтому, чтобы не отвечать, поторопилась выйти из комнаты и сделала это столь резко, что стукнула дверью по Роберту, выбив того из невидимости. Только что в коридоре никого не было — и вот уже целый офицер магических войск возникает из ниоткуда. Да ещё и со сбившимся от неожиданности кастом, потому что с его руки сорвалось незавершённое заклинание и с шипением впиталось в стену. Судя по тому, что на стене не осталось даже пятна, заклинание было не из боевых.
Какое-то время мы растерянно смотрели друг на друга, но он пришёл в себя первым.
— Каролина, вы так неожиданно сбежали с бала, не дав мне сказать о своей любви, что я был вынужден последовать за вами. Меня привело сюда сердце.
Он демонстративно положил руку себе на грудь, наверное, чтобы я не перепутала, чьё именно сердце его привело его.
— Что вы здесь делаете? — сурово спросила я, чувствуя приближение Вальдемара.
— Вас ищу, — не моргнув глазом ответил он. — Я понял, что, если не скажу вам о своих чувствах, не доживу до завтрашнего утра.
Я невольно хмыкнула, подумав, что многовато жалоб на самочувствие появляется в моём присутствии. Не иначе как я отрицательно влияю на чужое здоровье. Быть может, целительство — это совсем не моё?
— А мне кажется, что ты скорее не доживёшь до следующего утра, если будешь влезать в приличные дома и приставать к иноритам! — прорычал возникший у меня за спиной Вальдемар.
Я повернулась к нему и сказала:
— Вам надо лежать. Этого инора я и без вас выставлю.
Вальдемар выглядел злым, но бросаться на соперника не стал, сказал почти спокойно:
— Его надо не выставлять, а сдать Страже. Вору, забравшемуся в чужой дом, там самое место.
На удивление Роберт не испугался, а, глумливо улыбнувшись, бросил:
— Смотрю, место рядом с прекрасной иноритой прочно занято. Настолько прочно, что она выходит из чужой спальни.
— Речь шла о целительской процедуре, — возмутилась я.
— Кто об этом вспомнит, когда станет известно, что я обнаружил вас в мужской спальне?
«Мужская спальня» он произнёс, дополнительно выделив голосом, отчего это словосочетание казалось совершенно безнравственным. И пусть целитель может выходить откуда угодно, когда он выполняет свои обязанности и никто не имеет права вменять это ему в вину. Но Роберт считал иначе, он стоял посреди коридора и улыбался с видом полного превосходства.