Северная корона. Против ветра

– А почему именно я буду в группе встречающих? – спросила Марта в конце разговора.
– Ты же одна из лучших студенток, на тебя можно рассчитывать, – скупо обронил Иван Савельевич. – Не тромбониста-бездарника Иванова нам посылать встречать самых важных гостей, а, Карлова?
– Наверное, вы правы, – улыбнулась Марта.
– Я всегда прав, – самодовольно заявил преподаватель. – К тому же ты в городе, а многие разъехались. Что ж, тогда встречаемся завтра у стен нашей альма-матер.
И повесил трубку.
Раньше Марта думала, что Иван Савельевич ее не любит и хочет, чтобы она умерла в обнимку со скрипкой прямо на репетиции. А потом поняла: он не любит всех студентов. Вернее, такое впечатление он только производил, потому что характер у него был взрывным, а терпения ему не хватало. С тех, кого Иван Савельевич считал по-настоящему талантливыми, он сдирал по три шкуры, заставлял репетировать до посинения и ругал даже за самые маленькие недочеты. Однако именно эти ребята постепенно завоевывали популярность и выигрывали на международных конкурсах. Правда, в конце семестра многие начали поговаривать, что Марта Карлова стала его любимицей – поэтому и получила место первой скрипки в оркестре младшекурсников. И строили теории, почему так произошло. Некоторые теории были весьма отвратительными, впрочем, Марта научилась абстрагироваться от сплетен и шепотков за спиной. Мир музыки порой был жестоким.
К консерватории Марта приехала рано утром, вместе с остальными встречающими, которых возглавлял преподаватель по истории музыки Викентий Порфирьевич. Она забыла телефон, но возвращаться не стала – не хотела опоздать. У консерватории Карлова села в одну из машин и направилась в аэропорт «Купцово». Участников фестиваля решили встречать с размахом благодаря щедрости все тех же меценатов. Полицейские машины их, конечно, не сопровождали, но для каждого гостя, прибывающего сегодня утром, было выделено по машине с сопровождающими. Также встречающим заблаговременно вручили букеты и ключи от номеров в гостинице «Кедр», куда следовало отвезти гостей.
Марта точно знала, что она будет сопровождать Феликса – уговорила Ивана Савельевича, и тот пошел ей навстречу. Самому Феликсу она ничего не сказала, решив сделать сюрприз. Вот он удивится, когда увидит ее в аэропорту! Когда Марта в последний раз связывалась с другом, тот написал ей, что с нетерпением ждет встречи, которая состоится уже совсем скоро! Однако ее личную бочку с медом подпортила ложка дегтя: в одной машине с Мартой ехала Юля Крестова – второй сопровождающий. Выглядела она так, словно поехала на рок-концерт: толстовка, джинсы с драными коленками, цепь на ремне. На пальцах – куча колец, вокруг запястий вились кожаные браслеты. Независимая, дерзкая и решительная. Марта же выглядела иначе – нарядно и нежно. Надела синее приталенное платье с тонким черным ремешком. Волосы собрала в высокий хвост, а последним штрихом стали босоножки на высоких каблуках.
Марта посматривала на сестру косо, с недовольством, однако та была настроена дружелюбно и даже предложила ей шоколадный батончик с орехами. Марта хоть и не успела позавтракать, отказалась, и Юля сама съела оба батончика, громко шелестя обертками, что раздражало Марту.
– У кого-то что-то сегодня слипнется, – пропела Карлова, которая на самом деле очень хотела есть.
– Ведешь себя как ребенок, – заметила Юля.
– Веду себя так, как хочу. Или у тебя с этим какие-то проблемы? – подняла бровь Марта.
– Тебе не кажется, что в тебе очень много гордости? – спросила сестра, глядя на Марту в упор. Она часто говорила то, что думала.
– Главное, чтобы не глупости, как в некоторых, – с достоинством ответила Марта.
– Нет, главное, чтобы это не сочеталось в одном человеке, – хмыкнула Юля.
– Ты на что намекаешь? На то, что я тупая? – вскипела Марта.
Крестова ужасно ее бесила!
– Это твои домыслы. Кстати. – Юля внимательно посмотрела на Марту. – Отец был бы рад увидеть тебя у нас в гостях на свой день рождения.
Марта повела плечиком. Ага, рад, как же. Он был рад ее бросить ради другой дочери много лет назад. Вот чему он был действительно рад. А она ему не нужна. Отец лишь делает вид, что хочет общаться, потому что боится уронить себя в глазах друзей и коллег.
 
– Думаю, твоя мать не будет в восторге. – Ответ Марты прозвучал резко.
– Моя мать нормально относится к тебе.
– Да уж, нормально.
Марта вспомнила вторую жену отца, ту, ради которой он оставил их с матерью. Она была красивой, холодной и надменной. На Марту производила отталкивающее впечатление эта женщина с холеным стервозным лицом, обрамленным черными волосами. София Николаевна была ровесницей ее матери, но выглядела лет на десять моложе – тонкая, изящная, почти без морщин. Мама Марты проигрывала ей. Она хоть и была привлекательной женщиной, но выглядела на свои сорок и не умела подавать себя так, как мать Юли. Будто королева. Марта не любила Софию Николаевну еще больше, чем Юлю, и знала, что та тоже не питает к ней светлых чувств.
– Думай как хочешь, сестренка, – сказала Юля.
– Не называй меня так. – В голосе Марты прозвенело предостережение.
Юля ничего не ответила, лишь устало провела ладонью по коротким волосам. Совершенно мальчишеский жест. Сняв с себя толстовку, Юля осталась в черной майке, и Марта заметила на предплечье сестры большую цветную татуировку – часы и механизмы в стиле киберпанк. Ее снова уколола зависть, ведь ее мама была против татуировок, а вот Юля могла позволить себе выглядеть так, как хочет.
Всю оставшуюся дорогу девушки ехали молча, словно незнакомки.
В аэропорту они встретились с Иваном Савельевичем, который четко объяснял, кому, кого и откуда встречать, не забывая при этом раздавать таблички с именами прилетающих.
– Крестова, Карлова, и вы, Викентий Порфирьевич, – кивнул он на пожилого преподавателя истории музыки, – будете отвечать за пианиста Феликса Грея из Лондона. Вам – в международный терминал. Табличка при вас?
– При нас, – отозвался Викентий Порфирьевич, поигрывая ярко-желтой табличкой, на которой было написано Felix Grey. – А почему надпись-то на английском? Этот Феликс по-русски шпарит хорошо.
– Потому что так надо, – сурово посмотрел на коллегу Иван Савельевич. Почему – он и сам не знал. Намудрил кто-то из организаторов, подумав, что раз имя и фамилия иностранные, то их нужно написать на английском. Дураков много, всех не перечислить и не упомнить. – Этот ваш Феликс прилетает через час, так что караульте его в зале ожидания международного терминала.
– Через час? – охнул Викентий Порфирьевич. – А что же мы так рано приперлись, позвольте спросить?
Иван Савельевич строго на него взглянул и невозмутимым голосом сообщил номер рейса, на котором должен был прилететь пианист.
– Участники прибывают в разное время. Наша задача – встретить их. У моего гостя посадка будет через десять минут, – помахал он своей желтой табличкой с надписью «Василиса Курочкина». – А у них, – кивнул он в сторону коллег, – гости прилетят через полчаса. Так что вы уедете из «Купцово» последними. В общем, я – в терминал для внутренних рейсов. Вы все – для международных! И только попробуйте напортачить. Сегодня прилетают самые важные гости фестиваля! – Иван Савельевич погрозил кулаком, словно услышал, как в его оркестре кто-то берет на полтона ниже.
Марта хмыкнула, Юля позволила себе улыбнуться, а Викентий Порфирьевич, воинственно уперев руки в бока, заявил:
– Я вам не ваш студент, не забывайтесь!
– Естественно, вы хуже, – сообщил Иван Савельевич.
Между коллегами была давняя неприязнь.
– Что это вы себе позволяете, милейший? Да я, между прочим, заслуженный!
– Знаем-знаем.
– Знает он! И чем это я тогда хуже студентов?! – шумно дышал от негодования Викентий Порфирьевич.
– Они хотя бы меня слушаются, – хмыкнул дирижер.
– Это вам кажется, – парировал преподаватель истории музыки. – Вас, знаете ли, студенты не любят и боятся. Вы злой и некорректный педагог.