Командировка

На звонок вышла хозяйка.
— Здравствуй, Алеша! Проходи.
— Мы спешим. Я за вашим жильцом, — сказал Дубогрыз.
— Пусть жилец сначала позавтракает. И ты ему составь компанию.
— Я разве что чаю…
Завтракали торопливо. Через десять минут были в пути.
Накануне встречи с сыном Иван Григорьевич так и не уснул: составил перечень вопросов, о чем надо будет спросить, что потребуется для лаборатории. Перечень прочитал раз-второй. Запомнил. По конспиративной привычке листок с вопросами уничтожил.
Знакомая дорога при интересном собеседнике не показалась длинной. Уже при свете полуденного солнца им распахнул свои ворота «Автосервис иномарок». А чтоб «жигуленок» с номером чужого города не мозолил глаза, машину загнали в теплый бокс.
Алеша повел Ивана Григорьевича по лабиринту большого, похожего на крытый ипподром двухэтажного здания. Шли долго, обходя пригнанные на ремонт машины.
— Что здесь раньше было? — спросил Иван Григорьевич: здание никак не соответствовало назначению «Автосервиса».
— Строили выставочный зал, — объяснял ему Алеша. — До перестройки не успели завершить, и тогда было дано указание: весь долгострой продать, пусть даже за бесценок. Вот Андрюшка и отхватил почти задаром.
— То есть?
— Озолотил, кому полагается, ручку — и выставочный зал достался ему в сто раз дешевле номинальной стоимости.
— Ну а если придут красные? — намекнул на старый анекдот.
— А мы и есть те самые красные. — Широкое жизнерадостное лицо Алеши расплылось в добродушной улыбке. — Только мы ни у кого ничего отбирать не станем. Назовем реальную цену, пусть частник доплатит. А вообще-то они сами вернут, что купили за взятку. Мы же их освободим от ранней смерти. Как вам известно, в бывшем Союзе самая высокая смертность среди банкиров и предпринимателей. Статистика хоть и сволочная наука, но тут она, как нигде, точна. Каждый третий бизнесмен не доживает до своих сорока лет. И что удивительно, сами они убивают друг друга. Если совместным капиталом владеют хотя бы двое, значит, рано или поздно один из них лишит жизни своего компаньона. В Америке говорят: был бы собственник, а смерть не заставит себя ждать.
Бывший капитан знакомил разведчика с секретом ранней смерти местных бизнесменов. Оказывается, в нынешней службе госбезопасности существует порядок отстрела быстро богатеющих (а быстро богатеют на воровстве). Вот спецподразделение их и отстреливает. Отстреливает аккуратно, не оставляя следов. Прокуратура начинает следствие. А там — новые отстрелы. Старые постепенно забываются.
— Служба отстрела есть в любом государстве, — говорил Саша. — Это чтоб бандит или вор не стал президентом, иначе он разгонит и саму госбезопасность.
Некоторое время шли молча, рассматривая дорогие иномарки.
— Вот почему, — заключил Дубогрыз, — кто осознает, что лучше быть живым, чем мертвым, тот добровольно расстанется со своим сверхбогатством.
— А что — может и не добровольно?
— Само собой. Во всех остальных случаях. Сверхбогатый человек, я так вам скажу, Иван Григорьевич, самое страшное животное: чем оно больше имеет, тем алчнее. А самых алчных не убивают, их отстреливают. Для этого и существуют спецподразделения.
Откровения Дубогрыза наводили на мысль, что в нашем государстве без диктатора — красного или рыжего — никак не обойтись. Кто-то же должен отдавать приказания на отстрел.
По дороге затронули еще и тему перераспределения национальных богатств.
— Вот населению роздали сертификаты, — говорил Алеша. — А что вышло? Шутка. В России пошутили — на Украине шутку повторили. А шутка в экономике кровью пахнет.
— И Андрей Колеса вам устроит гражданскую войну?
— У Андрюши, Иван Григорьевич, наши, коллективные деньги. Того частника надо опасаться, на кого батрачат. Если человек хапнул из общего корыта больше других, да он вам за это хапнутое горло перегрызет. Если попытаетесь у него это хапнутое отнять.
— Значит, впереди война?
— Почему? Далеко не все хапали, а лишь те, кто стоял близко к общественному богатству. И то не каждый хапал. Жил, как многие.
 
— Но жить зажиточно — разве это грех?
— Греха, Иван Григорьевич, нет, если ты хорошо зарабатываешь своей головой и своими руками, не отнимаешь у другого, и конечно же не делишь, что не делится.
— А что не делится?
— Отечество.
— И тем не менее делят… Уже разделили.
— Беда наша, Иван Григорьевич, что гребем под себя, не задумываясь. А думать нам мешают. Тот же телек. Уткнется человек в «ящик», и «ящик» всем, кому не лень, мозги полощет. Раньше были свои проповедники, потом они наворовали, стали бизнесменами. Теперь модно приглашать из-за бугра. А им платить надо, да не мелочью. Вычтут они из нас, но, вероятней всего, из наших детей.
Иван Григорьевич ждал, что сейчас он зацепит проповедника Смита, что-то колкое бросит в его адрес. Не зацепил. Но то, что эти мысли страстно излагал изгнанный из армии сторонник неделимого Отечества, было старому разведчику как бальзам на сердце. Крепла уверенность, что и сын, ровесник Дубогрыза, поймет, почему отец не уклонился от борьбы, не оставил поле боя. Он скажет сыну, что он опять счастлив — он сражается, и здесь, у себя на родине, в этой борьбе он чувствует плечо товарищей…
Под стать Алексею Дубогрызу оказался и Андрей Колеса, постсоветский частник.
— О вас, Иван Григорьевич, я много наслышан, — говорил он, крепко пожимая руку. Его рука была сильной, хваткой, с мозолями — рука мастерового человека.
Главе «Автосервиса иномарок» не было и тридцати пяти лет, но его старили залысины с проседью, усталые карие глаза выдавали чем-то глубоко озабоченного человека: роль богатого, видимо, давалась ему нелегко.
Гостей он тут же пригласил к столу, разлил по чашкам дымящийся кофе, стал рассказывать о священнике, который поехал за американцем.
— Отец Артемий — наш давний товарищ, — говорил он, обслуживая гостей. — С мистером Смитом, как мне показалось, у них установились доброжелательные отношения. Спорят, конечно, чья религия лучше. Ну да это их культовые споры. Словесная, так сказать, разминка.
Разговор прервал тонкий писк зуммера. Андрей достал из внутреннего кармана мобильный телефон, несколько секунд молча слушал, вернул аппарат на место.
— Едут.
Вскоре — из окна второго этажа было видно — во двор зарулил белый «опель» с красной полосой вдоль кузова. Иван Григорьевич обратил внимание, что и на «опеле» отца Артемия и на «жигуленке» Дубогрыза была красная полоса. Может, это совпадение, а может, отличительный знак, что машины принадлежат к одной организации, и гаишники об этом предупреждены.
— Если желаете беседовать в этом кабинете, — обратился к Ивану Григорьевичу Андрей Колеса, — пожалуйста. У нас записывающей аппаратуры нет. Так и передайте проповеднику: своих не подслушиваем.
— Спасибо. Передам.
Товарищи оставили Ивана Григорьевича одного. Через минуту в сопровождении рослого священника вошел Эдвард. Священник поздоровался и тут же удалился.
  
Глава 40
 
Иван Григорьевич только взглянул на сына и сразу же заметил, как он рад этой встрече! Его темно-синие глаза — глаза Мэри — блестели как спелый терн, умытый сентябрьским дождем.
Сын похудел, щеки слегка запали, четче обозначились загорелые скулы: никак отдыхал на юге? Но где и когда? В январе на Украине так не загоришь.
Эдвард обнял отца, улыбнулся, как бывало в детстве, и эта улыбка незаметно повзрослевшего и возмужавшего сына опять горько напомнила, что еще недавно была дружная семья Смитов, где каждый чувствовал себя счастливым.
— Ты побывал в Штатах? — спросил Иван Григорьевич. Чуть было не вырвалось: «Дома?»
— Да, — ответил Эдвард, продолжая радостно улыбаться, как обычно улыбается американец, когда у него все о’кэй. — После нашей встречи я попросил отпуск — на лечение. Я тогда сильно простыл. Был во Флориде, в госпитале.
— Чем занимается Артур? — спросил о младшем сыне.