Задобрить грубияна (ЛП)

Именно тогда я увидел ее.
Лежа на животе, она обхватывает металлический столб, чтобы ветер не унес ее в море.
— Синди! — Я кричу во все горло, бросаясь в хаос.
Ветер рвет меня, но я слишком большой, чтобы он меня сдвинул. Но моя девушка, такая малышка, в два раза меньше меня.
Вот-вот порыв могучего ветра унесет ее и выбросит за борт вышки. Нет, нет, нет. Я не позволю этому случиться.
Пожалуйста, Боже, дай мне двигаться быстрее. Намного быстрее.
Палуба скользкая от океанского брызг, и я использую это, набираю скорость и проскальзывая оставшееся расстояние до Синди, как игрок в бейсбол. Обвиваю одной рукой ее талию и хватаюсь за столб другой рукой.
Я поймал ее.
Я держу ее.
— Ты жива, — прохрипел я, достаточно громко, чтобы меня услышала сквозь шум дождя и порыва ветра. — Ты жива, детка. Ты не пострадала? Скажи мне!
— Нет. Всё в порядке — она начинает плакать, обхватывая руками мою шею и перекидывая ногу через бедро. — Просто испугана. Ветер… он подхватил меня и потом я была… я чуть… не упала…
— Шшш. — Я прижимаю её лицо к своей шее. — Теперь всё в порядке.
— Я поняла, что нужно, чтобы напугать человека из Нового Орлеана.
Вот тогда я безудержно влюбился в Синди. Тогда, когда она способна шутить в самом эпицентре страшной бури, после того как ее жизнь чуть не оборвалась. Моё сердце бешено колотится от адреналина, но теперь мне страшно, что, если оно забьется ещё сильнее, я упаду в обморок.
Нет.
Нет, я должен доставить её в безопасное место. Мысль о том, что она будет в тепле и безопасности, придаёт мне сил для подъема. Она крепко прижимается ко мне, её тело дрожит, и я шагаю вперёд, прорубая путь сквозь яростный ветер и бьющий дождь.
Но теперь, когда она в моих объятиях, когда я убедился, что она жива и невредима, осознание того, что мы на улице, находимся под открытым небом, бьёт меня будто мешок кирпичей.
Со всех сторон установки поднимаются белые волны. Как враги, несущиеся сквозь тьму. Приходят, чтобы захватить нас, но на этот раз будет гораздо хуже, потому что Синди придётся пережить страдания.
— НЕТ! — кричу, прижимая её плотнее, врезаясь в дверь лестницы, протискивая её тело между собой и укрытием, чтобы она не попала под огонь или обломки.
В небе мелькает луч света, оставляя за собой шипение. Господи, это ракета? Беспилотник? Где он упадет? Он повсюду. Враги повсюду, в этой тьме, и я не вижу их.
Мои колени подкашиваются, и я падаю, всё ещё прижимая Синди, к двери.
Повернись и открой её.
Почему я не могу повернуться и открыть её?
Это может быть ловушкой.
Так меня поймали в первый раз. Меня ранили в спину, и я очнулся через несколько недель в лагере врага, слабым и брошенным своим отрядом.
Если что-то подобное случится с Синди… Синди.
Что она делает здесь посреди перестрелки? Я не понимаю.
Она слишком нежна и добра для этого места…
— Бутч! — Она держит моё лицо, заставляя посмотреть на неё. Но я не могу.
Я смотрю на её спину. Защищаю её. Разве она не понимает, что грозит неминуемая опасность?
— Бутч, посмотри на меня. Мы на нефтяной вышке. У нас страшный шторм, но мы в порядке. В порядке. Просто нужно попасть внутрь.
— Нет. Они наступают. Они вычислили наше местоположение.
— Нет, не вычислили. Всё, что там, это Мексиканский залив. Вот что. — Она сильнее обвивает ногами мою талию и приподнимается, чтобы нежно и долго поцеловать меня.
— Обещаю, всё будет хорошо. Ты на побережье Луизианы. Со мной. Здесь нет врагов и войны. Только гроза и молния.
Как по сигналу, вспышка молнии освещает нас, и я вижу… я вижу, что она права. Мы здесь одни. Мы на нефтяной вышке, и те движения в темноте — это волны, а не люди.
Она в безопасности. Моя Синди в безопасности.
Облегчение растекается из кончиков моих пальцев, устремляясь внутрь и освобождает страх и отрицание, скопившееся в груди. Холод исчезает настолько, чтобы я мог двигаться. Я так и делаю. Рывком открываю дверь и врываюсь внутрь, захлопывая за собой металлическую дверь. Адреналин продолжает бурлить во мне, пристегиваемый диким защитным инстинктом по отношению к Синди. Моя. Моя, чтобы заботиться. Моя, чтобы охранять. И самое безопасное место, куда я могу ее привести, это мое машинное отделение. Потому что оно было моим убежищем в течение пяти лет. Это самое далекое место от шторма, который бушует наверху. Там с ней ничего не случится — я позабочусь об этом. Там вообще ничего плохого не происходит. Вот почему я остаюсь.
 
Мы начинаем спускаться по лестнице.
— Бутч…
— Я сделаю всё, чтобы ты была в безопасности, — обещаю я.
Она медленно кивает в мою шею. — Нам не обязательно спускаться обратно, чтобы быть в безопасности — шепчет она. — Нам просто нужно внутрь.
— Машинное отделение — говорю я, сфокусированный. Неподвижный.
Возможно, какая-то часть меня уловила разочарование в ее тоне, но я все равно продолжаю, не позволяя себе признать это. Там, куда мы направляемся, ей будет безопаснее всего. Она увидит.
Нам потребовалось всего несколько минут, чтобы добраться до моей маленькой комнаты за двигателями. И я выдыхаю, как только мы оказываемся там, в знакомых стенах, устойчивый гул убеждает меня, что ничто не может добраться до нас. Мы изолированы. Вдали от лагеря, опасности и боли. Тут безопасно.
— В безопасности, — бормочу я в волосы Синди. — Я сейчас тебя согрею, детка. Теперь все в порядке.
Я чувствую, как она сглатывает у меня на плече, а затем откидывается назад, осматривая мою комнату, мой дом, и… это слезы на ее глазах?
Боль пронзает мою грудь, сердце болезненно бунтует.
— Нет, Синди. — сталкиваю наши лбы. — Не плачь. Теперь ты в безопасности.
— Я знаю, — шепчет она, быстро вытирая влажные щеки. — Я знаю, что в безопасности. Просто, хм… мы добились такого большого прогресса, а я все испортила. Мне не следовало выходить на улицу. Это моя ошибка. Я не понимала…
Я ищу ее лицо.
— Не понимала, чего?
— Насколько серьезен твой страх, — шепчет она, поглаживая пальцами мое лицо. — С моей стороны было эгоистично ожидать, что ты так легко уйдешь. Мне жаль.
Все, что я могу сделать, это смотреть в ее зеленые глаза, впитывая ее красоту, свет и заботу. Она ангел, о котором я столько раз молил во тьме вражеского лагеря.
Вот она, прибывшая спустя много лет. Я защищу ее ценой своей жизни. Всегда.
— В тебе нет ничего эгоистичного, Синди, — мрачно говорю я, прикасаясь к ее губам, пока они не открываются в нежном вдохе.
Затем я пробираюсь внутрь, поглаживая ее язык своим.
— Моя идеальная, идеальная девочка.
— Я далека от этого, — тихо говорит она, глядя из-под тяжелых век. — Но я могу компенсировать то, что была эгоистичной и недальновидной идиоткой. Я могу дать то, что нам обоим нужно.
Она проводит кончиками пальцев вниз по моим волосам, по моим плечам, царапая ногтями мои соски, вынуждая потрясенно застонать.
— Ты ляжешь со мной, Бутч?
Моя кровь устремляется вниз, поднимая член к молнии джинсов.
Я мгновенно твердею, у меня кружится голова и во рту пересыхает.
— Не думаю, что это хорошая идея, Синди, — задыхаюсь я, но мои руки уже скользят по ее заднице. Играя с ее упругими половинками. Сжимая их между легкими шлепками.
— Ты была в опасности. Ты не знаешь, что это со мной сделало. Я не мог думать рационально.
— Хорошо, — шепчет она мне на ухо, ее язык касается моей мочки. — Будь со мной, пожалуйста.
— Нет, — задыхаюсь я.
Надувшись, она опускает ноги с моей талии. Мне физически больно, когда она отходит и ее тепло покидает меня.
Но потом я загипнотизировано наблюдаю, как она снимает мокрую майку, обнажая свои сиськи и мокрые соски. Затем юбка падает на пол около ее лодыжек.
Я смутно осознаю, как она выходит из кучки ткани, потому что не могу отвести взгляд от мокрых белых трусиков, прилипших к ее киске.
Сочность плоти под ними заставляет меня согнуться пополам и положить руки на колени, борясь с желанием свалить ее вниз и вогнать свой член в нее, прямо через барьер ее девственности.