Первый (СИ)

Я перевожу дыхание, потому что лёгкие покалывает от нехватки кислорода, но всё же довожу до конца свою исповедь.
— И твои чувства вполне объяснимы. Я стараюсь, держусь. Ты же видишь, — проговариваю с дрогнувшей улыбкой. — Я мечтала сделать тебя хоть чуточку счастливым, скрасив твой отпуск. Но я так больше не могу, Андрей.
Бакурин ослабляет хватку, а я отхожу два шага назад. Разворачиваюсь, иду к берегу. Бросив босоножки в сторону, сажусь на песок. Меньше всего жду, что Андрей сядет сзади и прижмёт меня к себе.
— Да и то, что ты до сих пор любишь жену — это нормально, — чуть тише произношу. — Так бывает — люди разводятся, но при этом не могут по щелчку пальцев избавиться от чувств. Когда ты назвал меня её именем, я же максимально пыталась не подать вида. Вернулась, улыбалась. Была рядом. Умненькая девочка. Правда, сердце при этом кровоточило, потому что меня сильно задело за живое.
Бакурин обнимает меня за плечи, согревает. На улице прохладно, но рядом с ним этого не ощущаешь.
— Если не хочешь быть со мной — просто отпусти, — прошу почти что шёпотом. — Я совсем не выдерживаю, веришь?
Андрей смотрит на лунную дорожку, поглаживая меня по коже. Минутой позже спокойно спрашивает:
— Прости. Я перегнул, да?
Киваю, учащённо дышу.
— Сразу скажу: ты нужна мне, Жень. Больше, чем может показаться.
Я держу себя под контролем, но ощущаю, как нехило качает на горках. То вверх, то вниз. До головокружения.
— Официальный развод с женой состоится в следующем месяце. И те отношения для меня умерли. Её имя я произнес по дурацкой привычке. Мне искреннее жаль.
Опустив голову, зажмуриваюсь.
— Я хочу попробовать. С тобой, — говорит Андрей. — Не могу обещать, что будет здорово. Я довольно вспыльчивый и ревнивый, со своими заморочками, которые тебе, возможно, не понравятся. И месть здесь абсолютно ни при чём. Я тебя не виню. Уже нет.
Бакурин наклоняется и невесомо целует меня в плечо. Сердце бахает, таранит грудную клетку. Я знаю, что очень сильно пожалею, если откажу.
— Я готова. И тоже хочу попробовать, — уверенно отвечаю. — С тобой.
Мир приобретает больше яркости и красок.
Я люблю его. Так сильно, что меня распирает от переизбытка чувств.
— Расскажешь, где была? — после минутного молчания просит Андрей. — Только правду, Жень. Что я ещё не терплю — так это обмана.
Затаиваю дыхание, набираю в лёгкие побольше воздуха. Ох, это будет непросто.
  
Глава 43
 
— Почему сразу не рассказала? — задумчиво спрашивает Андрей.
Он же просил при любых проблемах не молчать, а обращаться и просить о помощи. Я не послушалась.
— Сложно ответить.
— Попытайся, пожалуйста, — говорит с нажимом, но абсолютно беззлобно.
Причины, по которым мне не хотелось жаловаться на Кирилла, казались более чем логичными.
Кто я для Андрея?
Нет, серьёзно. Что хорошего сделала для него за время нашего короткого знакомства? Чем была полезна? Если без шуток (и не брать во внимание наш чудесный по всем параметрам секс).
Ответы на вопросы не слишком радужные. Скорее, наоборот. Расстраивают, вгоняют в депрессию.
Теперь поразмыслим: кто для него Наумов? Что он сделал для Бакурина за время девятилетней каторжной работы? Да всё! Он друг, партнёр, тренер, наставник и прочее. Тот, кто выстроил правильную тактику и помог стать Андрею титулованным спортсменом.
Делаю глубокий вдох-выдох. Я искреннее верила, что справлюсь со всем в одиночку. Найду правильные слова, доводы. Когда Бакурин сказал мне о причинах, по которым он отказался сниматься в рекламе азартных игр — я не стала напирать на своём. Если у человека есть принципы, то это же здорово!
— Как-то так, — заканчиваю объяснения. — Кирилл дал знать о себе в последний день отпуска, когда понял, что никаких съёмок не будет и мы собираемся домой. Он назначил мне встречу. – Продолжаю после того, как перевожу дыхание.
Я приехала в ресторан на берегу моря. Сказала как есть: у меня не получилось, и нет желания давить, включив дурацкие женские хитрости. Нет — для меня всегда нет.
 
Вечер закончился ожидаемо плохо. Было много угроз, ругательств. Но всё это не столь задевало, как высказывания Наумова об Андрее. Гонщик был для него крутым прибыльным проектом. Деньги лились рекой, гонорары становились всё выше и выше. После травмы Бакурин резко стал никем. Пустым местом.
Уши краснели, когда я сидела за столом и цедила безалкогольный коктейль. Общение походило на личную исповедь Кирилла. В какой-то момент я не выдержала и, не прощаясь, ушла. Вернулась в отель в паршивом настроении.
— Ясно, — коротко резюмирует Андрей, поглаживая мои плечи и тесно обнимая.
В груди тепло-тепло, когда он так делает.
Слегка улыбнувшись, поворачиваю голову и целую Андрея в колючий подбородок. Поверить не могу, что теперь у нас всё серьёзно, по-взрослому. Самые что ни есть настоящие отношения.
— Больше всего на свете я боялась, что ты поверишь не мне, а Кириллу.
— Это не так, — качает головой. — У нас с ним давно нелады.
Пока я переодеваюсь в спальне и иду в душ, Бакурин кому-то звонит. Долго, терпеливо. Слушая противные монотонные гудки.
Когда на другом конце провода, наконец, снимают трубку, я отвлекаюсь и стараюсь не подслушивать, но, судя по обрывкам фраз, Кирилл придумывает любые отговорки, только бы не общаться.
— В смысле, уехал? Вернись, — настойчиво произносит гонщик. — Как далеко ты находишься от города?.. А, херня. Разворачивайся — встретимся где-то посередине. Я еду тебе навстречу, да.
Андрея я отпускаю с большим трудом. Мне страшно, волнительно. Как бы он в запале не натворил того, о чём потом сильно пожалеет.
Закрывшись на замок и оставшись в одиночестве, я пытаюсь чем-то себя занять. Сначала бесцельно брожу по номеру и любуюсь морем с балкона. Вид здесь, конечно, незабываемый. Впрочем, всё то, что произошло за семь дней, навсегда отпечатается в моей памяти, несмотря на итог.
Посмотрев фильм и съев пачку чипсов, я набираю номер мамы и беседую с ней на нейтральные темы. У родительницы всё стабильно-хорошо. После сложного рабочего дня Альберто сделал ей массаж ног и приготовил ужин. Как ни странно, но сейчас комплименты в адрес маминого мужа не вызывают у меня былого раздражения.
Приняв душ и тщательно высушив волосы, я бросаю взгляд на настенные часы. Стрелки показывают половину второго ночи. И меня потряхивает, потому что прошло много времени после того, как Андрей уехал на встречу.
Написав ему сообщение и получив короткий ответ, я стойко держусь, чтобы не уснуть. Отвлекаюсь, выпиваю весь кофе, который есть в номере.
В третьем часу, едва опустив голову на подушку, чувствую, как меня смаривает сон. Последнее, что я думаю: как же всё-таки хорошо, что тогда в больнице, впервые познакомившись с Андреем, я не испугалась и никуда не ушла. Более того, продолжила ходить к нему изо дня в день. Как какая-то сталкерша.
Бакурин возвращается глубокой-глубокой ночью — вернее, почти под утро. Я открываю глаза, смотрю на его силуэт в темноте и нащупываю рукой светильник.
Движения гонщика нервные и дёрганные. Он на взводе.
Когда ложится в постель в одном белье, я с опаской пододвигаюсь ближе — кожа к коже.
К моему удивлению, Андрей не отстраняется и не просит вернуться на свою половину кровати. Обнимает, водит кончиками пальцев по лопаткам. Просит прощения за то, что разбудил.
— Всё будет хорошо? — тихо интересуюсь.
— Да, безусловно. Может, не сразу, но когда-то точно.
— Я всегда буду рядом — на твоей стороне. В любой ситуации.
Бакурин усмехается, весело чмокает меня в макушку.
— Договорились. А теперь спи.
Послушно закрыв глаза, я тут же проваливаюсь в царство Морфея. Сначала мне снится что-то непонятное. Темнота, крики. Сон тревожный, поверхностный. Затем картинка становится чётче, и я участвую в самой настоящей погоне.