Обнаженный рыбак (ЛП)
Джуэл Э. Энн
Обнаженный рыбак
Серия: «Обнаженный рыбак». Книга первая
Перевод: Ленчик Кулажко
Редактура: Ленчик Кулажко
Обложка: Ленчик Кулажко
Вычитка: Ленчик Кулажко
Оформление: Ленчик Кулажко
Переведено для группы: vk.com/stagedive
Глава 1
В тот день, когда встретила обнаженного рыбака, я была добропорядочной восемнадцатилетней девушкой, только что закончившей школу, со множеством мнений и отсутствием больших надежд. Идеальная мишень. О таких мужчинах, как он, я слышала только из проповедей об искушении из Библии.
Однако, пока утром собирала вещи, я даже не подозревала о его существовании. Я должна была наслаждаться последними несколькими часами своей невинности, вместо того чтобы волноваться из-за мысли о том, что увижу маму впервые за пять лет. Мне хотелось выблевать яичницу и по крайней мере один кусок тоста с маслом. За шесть месяцев до этого ее выпустили из женской исправительной колонии в Небраске. Очевидно, в кладовке ее парикмахерской росло слишком много марихуаны. Мой отец сказал, что ничего об этом не знал, и судья ему поверил.
Моя бабушка вытряхнула все, что я забросила в чемодан, и сложила его заново.
— Ты уже взрослая, Тереза. Ты не должна жить с ней… или с нами. Ты не обязана жить ни с кем. Ты уверена, что не хочешь снять квартиру с друзьями? Есть миссионерские поездки, в которых ты можешь объехать весь мир.
За три года до этого сердце моего отца перестало биться. Врожденный порок, о котором он не знал. Никакого высокого кровяного давления. Ни повышенного холестерина. Ни единого признака до того, как он просто… упал, сидя за чертежной доской. В тот вечер мы ели пасту. Я до сих пор не могу смотреть на пасту без слез.
Он был гениальным архитектором. Мои бабушка и дедушка (его родители) получили опекунство надо мной, так как моя мама сидела в тюрьме, а ее родители жили в маленькой, но дорогой квартире в Бостоне. Они были либералами-католиками, питавшими особую неприязнь к родителям моего отца — консерваторам, которые воспользовались заключением моей мамы и смертью отца, определив меня в частную христианскую академию в Хьюстоне, штат Техас.
— Она — моя мама. Я не видела ее пять лет. И это временно, пока не решу, что я хочу делать со своей жизнью. — Я ободряюще улыбнулась бабушке, но ее хмурый взгляд сказал мне, что она ничуть не успокоилась.
— Ты не пригласила ее на свой выпускной. Почему же теперь тебе так любопытно?
Кашлянув, прежде чем рассмеяться, я покачала головой.
— Дед отговорил меня приглашать ее, так как считал, что точно так поступил бы и папа. И она моя мама, а не животное из зоопарка, которым я «интересуюсь». Если она не такая, какой я ее помню, если она окажется мне совершенно чужой, и я не почувствую с ней никакой связи, тогда вернусь домой.
— Тереза, я беспокоюсь, что, не поступив в колледж сразу, ты никогда не поступишь. А твой отец хотел бы, чтобы ты получила высшее образование.
Я бросила пару сандалий и шлепанцев поверх одежды, которую она только что сложила.
— По статистике, люди, которые берут год перерыва, лучше учатся, когда поступают в колледж. — Правдивая статистика, которую я воспроизвела на повторе.
Невесело осознавать, что я не знаю, в каком направлении хочу двигаться. На моем выпускном вечере все спрашивали, куда буду поступать… что я планирую делать. Я морщилась и выдавала свое коронное: «Я планирую взять год академического отпуска». Это было похоже на кодовое словосочетание «умный ребенок, который оказался неуспевающим и практически не ориентируется в жизни». Никто мне этого не сказал лично, но я видела это на их лицах. Затем они перечисляли все, чем бы я могла заняться, словно мне просто нужна была хорошая идея.
Бабушка на секунду прижала руки к моим щекам, а затем погладила мои волосы, рассыпанные по плечам. Мои прямые темно-каштановые волосы и голубые глаза достались мне от мамы, но бабушка всегда говорила, что я похожа на отца. У него были светлые волосы и зеленые глаза. Единственное, что я унаследовала от него, это полные губы и одержимость кроссвордами.
— Я также беспокоюсь, что твоя мама будет не самым лучшим примером для тебя. — Бабушка нахмурилась, продолжая гладить мои волосы. Вот он — ее настоящий страх.
— Если она будет принимать наркотики или курить по три пачки в день, я вернусь домой. Кроме того, я уже нашла церковь, которую буду посещать, и уверена, что найду хороших христианских друзей, которые не дадут мне попасть под мамино влияние. — Я подмигнула бабушке. Я была серьезна лишь наполовину. Не было никакого свода правил для воссоединения с матерью после долгих лет разлуки из-за тюремного заключения. Ожидала ли она, что я буду называть ее «мама»? Будет ли естественно называть ее так? Это казалось естественным в тринадцать лет, в тот день, когда я видела ее в последний раз и плакала жирными слезами, пока ее выводили из зала суда в наручниках. Ее слезы были идентичны моим, когда она прошептала: «Я люблю тебя».
Папа обнял меня и пообещал, что мы скоро увидимся.
Скоро…
Этого не произошло.
— Ты можешь вернуться. В любое время. Ты ведь знаешь это, правда?
Я кивнула, застегивая чемодан.
— Ага. Вот почему я миллион раз говорила тебе, что вернусь домой, если ничего не получится. Кроме того, половина моих вещей все еще здесь. Конечно, я вернусь. Я просто хочу посмотреть, какая она сейчас, и понять, нравится ли мне Колорадо.
Глаза бабушки заблестели от эмоций.
— Тереза, я буду очень скучать по тебе. Это как будто я снова теряю твоего отца.
— Господь присмотрит за мной.
— Я знаю, милая. — Она поцеловала меня в лоб. — Давай попросим деда загрузить твой чемодан и отвезти тебя в аэропорт, чтобы ты не опоздала и не спешила на свой рейс. Я все еще не могу поверить, что мы разрешаем тебе лететь одной.
Я немного посмеялась.
— Я уже взрослая, бабуль. У меня все получится. — Я не была уверена, что восемнадцать лет — это взрослая жизнь, но сделала храброе лицо, потому что мои друзья отправлялись в летние поездки и готовились к поступлению в колледж. Они покидали гнездо. Я переезжала в другое гнездо. Самое меньшее, что я могла сделать, это полететь одной и притвориться на несколько часов, что я по-настоящему взрослая.
Глава 2
Я бы солгала, если бы сказала, что не была напугана до смерти. Мои руки и голос дрожали, когда я возилась с сумками и удостоверением личности, проходя через службу безопасности аэропорта. Меня пугало все. Незнакомые мужчины смотрели на меня. Женщины, усаживающие своих маленьких детей, смотрели на меня так, словно думали, не сообщить ли обо мне в службу безопасности аэропорта — о молодой женщине, которую, возможно, незаконно вывозят в какое-нибудь далекое место (например, в Колорадо), чтобы продать в сексуальное рабство. В течение пяти часов я притворялась уверенной. Когда я вышла из охраняемой зоны аэропорта Денвера, мне потребовалось всего несколько секунд, чтобы узнать мою маму: каштановые, почти черные короткие волосы, не доходящие до подбородка, слишком короткая челка (это только мое мнение), худая как рельс. Она прислала мне свои фотографии после того, как мы связались вскоре после моего восемнадцатилетия, но вживую она выглядела еще худее.
У мамы, которую я запомнила в зале суда, были изгибы. У нее не было лишнего веса, но она выглядела здоровой и упитанной. Мама после тюрьмы выглядела так, будто ела, чтобы жить, и ни кусочком больше. Ее кости выступали на щеках, плечах и бедрах. Впалые голубые глаза цвета грозового неба на закате смотрели на меня с ожиданием. На ее лице не было ни единого мазка косметики. Бывшая владелица салона красоты. Раньше у нее были длинные волосы, почти до попы, всегда завитые в локоны, как у принцессы.